Избранное - Гор Видал

неправильно рассчитала заряд. К счастью, все обошлось. Остался только синяк под глазом.

Содержимое сейфа стоило подбитого глаза. Я всегда была равнодушна к драгоценностям. Думаю, причина заключалась в том, что, выходя за грань, я решила, что драгоценности принадлежат врагу. Но тут я не смогла устоять перед соблазном. Как и Джеральдина.

Я выбрала гарнитур из рубинов. Каждый камень был размером с глаз фазана. Джеральдина облюбовала изумрудное колье императрицы Жозефины — шедевр, от которого захватывало дух. Кроме того, мы взяли несколько ниток серого, розового и белого жемчуга для Лакшми.

— Она может их носить, — сказала Джеральдина, которая, как ни странно, хорошо разбиралась в драгоценностях. Недаром она родилась не в Сан-Диего, а в Новой Англии и выглядела так, словно сошла со страниц «Города и деревни». — У нее подходящий тип кожи. Жемчуг должен дышать, иначе он умирает. Чья-то кожа ему подходит, а чья-то нет. Моя — нет. Когда-то на моей шее покончило самоубийством ожерелье от «Теклас».

Пока мы с Джеральдиной ходили за покупками, Джайлс раздобыл микроавтобус, на котором мы подъехали к главному подъезду Лувра. С нашей помощью он собрал великолепную коллекцию картин, включая «Мону Лизу».

— Я всегда ненавидел эту картину, — сказал Джайлс, — но ее неплохо повесить в клозете. Получится замечательная собеседница. — Я тоже отобрала несколько картин из находившегося неподалеку Же-де-Пом. Лучшего Боннара, Сезанна и Мане.

Если бы не Джеральдина, я тогда покончила бы с собой. Умерла в июльском Париже. С другой стороны, если бы не Джеральдина, я не очнулась бы от спячки.

С Калки и Лакшми мы говорили каждый день. Они переехали в «Сент-Реджис». И обсуждали, не стоит ли провести зиму на юге. Калки хотел отправиться в Новый Орлеан, но Лакшми была против.

— Подождем вашего возвращения, — сказала она, — а потом устроим голосование. Как бы там ни было, я уверена, что никто не захочет зимовать в Нью-Йорке.

На всех пяти континентах, которые мы посетили, не было ни следа человеческой жизни.

Остальные крупные города стерлись из моей памяти. Они были похожи, как близнецы. Я помню только аэропорты и кладбища автомобилей. И коров в Калькутте. Коровы захватили город. Спали посреди улиц. Паслись в центральном парке. Странно, что они остались в городе, если все вокруг могло стать их пастбищем. Несомненно, они тоже были жертвами привычки.

В аэропорту Калькутты поселилась банда злобных обезьян. Казалось, они не слишком обрадовались нашему визиту. Видимо, они смутно сознавали, что их старый враг и двоюродный брат homo sapiens таинственным образом вымер; если они вообще были способны думать, то обязаны были считать себя единственными (кроме нас) представителями квазиразумных приматов во всем мире. По словам Джеральдины, кора их головного мозга подобна нашей. Если бы у них были развиты голосовые связки, они вполне могли бы говорить.

Повинуясь импульсу, я украла двух маленьких обезьянок. Должно быть, я была не в своем уме. Теперь я воспитываю Джека и Джилл (имена им дала Джеральдина). Загадочная штука — наша генетическая программа. Видимо, в мою ДНК было настолько встроено материнство, что оно навсегда осталось в моей психике даже после того, как я выкорчевала его физически.

В Гонконге мы собирали нефрит. У нас было несколько пустяковых ссор, в основном с Джайлсом. Из-за того, кто первым увидел «Королевский нефрит». Он был невыносимо жаден. По классификации Джеральдины, «анальная личность». Я догадывалась, что он ей не по душе. Но она никогда не говорила этого прямо. Я продолжала подозревать, что в Новом Орлеане он меня изнасиловал. Но когда я поделилась своими подозрениями с Джеральдиной, она ответила, что сомневается в этом.

— Не думаю, что у него было для этого время, — сказала она. — В конце концов, пока ты была без сознания, он должен был провести гинекологический осмотр и удостовериться, что ты действительно стерильна.

Этим и объяснялось жжение в области таза. По моей коже побежали мурашки. Если бы я оказалась способной к оплодотворению, он не ввел бы мне сыворотку. По сравнению с этим изнасилование внезапно стало казаться пустяком.

В Гонконге мы наблюдали феноменальное явление. После тысячелетий скрытной жизни на улицы вышли крысы. Они были наглыми. И опасными. Но на Мать-Природу можно положиться. Она всегда поддерживает кровавое равновесие. Очень быстро к кошкам и собакам присоединились хищные птицы, и популяция крыс уменьшилась.

В Штутгарте Джеральдина нашла кинокамеру и теперь изводила километры пленки. Крыс ели в основном кошки и собаки. Это привело ее в трепет как ученого.

— Теперь мы видим, как природа поддерживает баланс популяций. Мы — первые люди на Земле, которые видят, как ведут себя другие виды в отсутствие человека.

— Бедный Клод Леви-Стросс[60], — сказала я. — Уверена, он отдал бы правую руку, чтобы оказаться с нами. — Кажется, эта шутка Джеральдине не понравилась.

По улицам Сиднея бродили домашние животные. Повсюду были куры. В результате поблизости оказались и хищники, питавшиеся курами. Перед оперным театром паслись коровы. Джеральдина снимала. Делала записи. Джайлс пополнял свою коллекцию. Я управляла самолетом.

Небо над Лос-Анджелесом было ярко-аквамариновым. Никакого смога. И вообще ничего. Я не хотела ночевать здесь. Но Джайлс настоял на своем. Он хотел посетить «Поло-бар» в отеле «Беверли-Хиллз». Ради старых воспоминаний. Я неохотно уступила.

Пока мы ехали в отель, я думала о Моргане Дэвисе. Об Арлен. Об Эрле-младшем и детях. Мне было трудно сдерживаться. Но тут Джеральдина взяла меня за руку. Я умудрилась пошутить. В каком-то смысле с ситуацией помогала справиться завершенность Конца. Невозможно оплакивать всех. Скорбеть можно только о некоторых.

Джайлс смешал нам по «буллшоту». Было вкусно. Почему-то в «Беверли-Хиллз» еще работало электричество и имелся лед. Поскольку Конец здесь пришелся на девять утра по тихоокеанскому времени, бар пустовал. Но находившаяся неподалеку столовая и внутренний двор были полны останков тех, кто завтракал, занимался бизнесом, читал биржевые бюллетени и замышлял телевизионные минисериалы, которых теперь никто никогда не увидит.

Вечером нас ошеломило то, что сначала показалось нам возвращением людей или проявлением их присутствия. Зажглись уличные фонари. В парках включилось освещение. Пространство от «Беверли-Хиллз» до Брентвуда залило море огня. Но потом мы поняли, что освещение включилось автоматически. Одновременно через регулярные промежутки времени включались дождевальные установки, продолжая поливать то, что когда-то было газонами, а теперь напоминало высокие зеленые джунгли.

Из ресторана «Бистро» мы позвонили Калки и Лакшми. Выяснилось, что за это время они переехали в Вашингтон, округ Колумбия.

— Мы в Белом доме, — заявила возбужденная Лакшми. — Теперь мы живем здесь. Тут чудесно.

— И удобно, — сказал Калки.

— И спокойно, — добавила Лакшми. — Вы полюбите это