Избранное - Гор Видал

увидел здесь Хемингуэя, Марлен Дитрих и членов английской королевской семьи.

Я изо всех сил пыталась забыть свое прошлое, и иногда мне это удавалось. Джайлс смешал нам «Мартини»; тем временем Джеральдина нашла в чулане залежавшиеся картофельные чипсы и немного миндаля. Я освободила угловой столик. Бар был переполнен. Было шесть часов вечера, и весь Париж пил аперитив. Тут я вспомнила, что с пяти до семи — время, когда парижане занимаются любовью, а американцы пьют. Я проверила паспорта, удостоверения личности и убедилась, что была права. Почти все последние посетители бара гостиницы «Риц» были иностранцами.

Мысль о французах, занимавшихся любовью во время Конца, вновь выбила меня из колеи. Я нашла спасение в джине безо льда. В этом городе, являвшемся родиной света, не было электричества. Но все равно я была благодарна коктейлю. И даже Джайлсу. У него не было воображения. У Джеральдины было. Она знала, что именно я чувствую. И смотрела на меня с тревогой.

— Тогда я был молод и не мог позволить себе остановиться в «Рице». — Джайлс был настроен на сентиментальный лад. — Это было вскоре после Второй мировой войны. Незадолго до этого я поступил в медицинский колледж. Я прибыл в Париж летом сорок восьмого. Я садился в дальнем конце, пил минеральную воду «Перье» и следил за всеми знаменитыми людьми. Как жаль, девочки, что вы не застали ту эпоху…

— Что ж, — сказала я. — Лучше поздно, чем никогда. — Это прозвучало более злобно, чем я рассчитывала.

— Прошлое, — сказал Джайлс, наконец перестав болтать, — это иллюзия. Раскрашенный задник. И ничего больше.

— А это тоже иллюзия? — осведомилась я, трогая стоявший на столе шейкер «Баккара». Сам стол. И бокал.

Джеральдина предпочла сменить тему.

— Давайте проверим, есть ли вода в ванных. Если нет, я хочу искупаться в Сене.

К счастью, воды в кранах хватило для холодного душа. После этого мы собрали свечи, чтобы осветить номера. Каждый из нас носил с собой фонарик. Логика выживания в мертвом мире сложна, и слава богу. Это позволяет отвлечься.

Джайлс настоял на том, чтобы сходить к «Максиму». Когда мы пересекали площадь Согласия, я поняла, что нет города прекраснее Парижа. Даже мертвого.

Мы вошли в «Максим» на закате дня. Было еще достаточно естественного света, чтобы рассмотреть обеденный зал времен «бель-эпок». Хотя Джайлс хотел угостить нас обедом, приготовленным на знаменитой кухне из того, что было под рукой, мы с Джеральдиной настояли на том, чтобы пойти куда-нибудь в другое место. Царившая здесь пыльная роскошь напоминала гробницу Тутанхамона.

Оказавшись на площади Мадлен, мы начали изучать мишленовский путеводитель. Садившееся солнце окрашивало все вокруг в розовые тона. Снова Эдит Пиаф. «Жизнь в розовом свете». Мы нашли однозвездочный ресторан на острове Святого Людовика. Он славился дичью, а Джайлс напомнил нам, что дичь можно долго хранить без холодильника. Ресторан был маленький и уютный. Столы были накрыты, но посетители еще не успели прийти. О случившемся напоминали только мертвые цветы в вазах. Джайлс соорудил роскошный обед из фазана, добавив к нему содержимое жестяных и стеклянных банок. Мы втроем одолели полдюжины бутылок бургундского. Любовались Нотр-Дамом в лунном свете. Следили за протекавшей под нами серебристо-серой рекой. Когда мы пили кофе, мимо продрейфовала пустая баржа.

О чем мы говорили? Не помню. Это значит, что о прошлом не было сказано ни слова. За исключением Джейсона Макклауда. Кто-то упомянул его имя. Хотя он и был тройным агентом, но сослужил Калки хорошую службу. Он убил актера в «Мэдисон сквер-гардене» по поручению самого Калки, а не Чао Чоу. За что Джайлс и заплатил ему в тот последний день на борту «Нараяны». Я спросила, почему Калки хотел, чтобы люди сочли его убитым.

— Потому что… — Джайлс раскурил длинную кубинскую сигару (интересно, надолго их хватит?) —…если бы Калки не сочли мертвым, его действительно могли бы убить киллеры, нанятые Чао Чоу. Кроме того, к нему слишком близко подобрался Джонни Уайт…

— Но самое главное, — добавила Джеральдина, поняв, что я действительно многого не знаю, — заключалось в том, что это была последняя проверка. Те, кто думал, что Калки не вернется, были для нас потеряны.

— Как и те, кто думал, что он вернется.

— Нет, — решительно ответила Джеральдина. Похоже, она верила собственным словам. — Они вернутся. В другой форме…

Я промолчала. Эта тема не относилась к числу моих любимых. Тут вмешался Джайлс.

— Давайте прогуляемся при лунном свете, — предложил он. — Проедем по Парижу из конца в конец!

Трое пьяных ехали по пустым улицам. Луна сияла. Небо было ясным и полным звезд. А воздух — полным роз. Было пугающе тихо. В лунном свете купол Дворца Инвалидов казался черепом с воткнутой в макушку иглой для подкожных инъекций.

У гостиницы Джайлс предложил мне выпить «по глоточку на ночь». Я не без оснований считала, что в Новом Орлеане он меня изнасиловал, и не хотела, чтобы это повторилось в сознательном состоянии. Я попрощалась с ним и выпила «по глоточку» с Джеральдиной. Мы при свечах пили теплое шампанское. Из окна была видна безошибочно узнаваемая колонна Наполеона.

Я сказала ей, что совершенно подавлена. Созналась, что испытываю ужас от случившегося. Джеральдина сочувствовала и утешала. Но при этом оставалась несгибаемой, как гвоздь (ау, призрак Г. В. Вейса!).

— Посмотри на это под другим углом зрения, — сказала она, когда я наконец остановилась. — У них был прекрасный конец. Быстрый, безболезненный. А лучше всего то, что на Земле не осталось людей, которые бы оплакивали их.

— Кроме нас.

— Мы — не совсем люди.

— Я чувствую себя человеком.

— Нет. Ты — Совершенный Мастер.

— Я не знаю, что такое Совершенный Мастер. — Я тоже могла быть твердой. — Я не знаю, кто такой Калки. За исключением того, что он — убийца…

Разгневанная Джеральдина вскочила на ноги.

— Не говори так! Он не убийца, потому что… он есть. Вот и все. Так было суждено с начала времен. Он пришел, чтобы положить всему конец. И сделал это.

— Да, он положил всему конец, — согласилась я.

— И начало.

Я не была уверена, что Калки с начала времен было суждено положить всему конец или начало, но зато была уверена, что с начала времен мы с Джеральдиной составляли прекрасную пару. Я была Лилит, а она Евой. Мы быстро освоили уголок райского сада и объявили его своей собственностью. В ту ночь мы с ней впервые занимались любовью.

Потом мы уснули. Я проснулась перед рассветом. И впервые поняла, что случилось. Поняла, что с апреля находилась в летаргическом сне. И задумалась, не сошла ли я