Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник) - Андрей Посняков

– Вряд ли это Итиль, девушка, – покачал головою купец. – Скорее всего – Бузан. И, если это так – отсюда недалеко до Саркела.

– Но мне нужно в Итиль, найти Хе…

– А ты знаешь, где Итиль? То-то…

С трудом выбравшись из оврага, купец и его бывшая невольница медленно побрели в сторону широкой реки, угадывающейся за перелеском. Раненая нога купца была забинтована отрезанной нижней частью плаща, такой же тряпкой обмотали и руки Ладиславы. Бывшей рабыни Ладиславы, а ныне – свободной девушки, ведь сурожец только что, в овраге, освободил ее от рабства. Правда, формально для этого требовались свидетели, а какие тут были свидетели? Разве что волк… Впрочем, Евстафий Доморол вовсе и не думал устраивать в дальнейшем этой девчонке какие-нибудь пакости. Ведь Бог спас его, а он совершил благородный поступок, пусть даже и в убыток своему кошельку. Погода благоприятствовала путникам – небо впереди очищалось от туч, блеснуло аквамарином, а проникший сверху солнечный луч ярко золотил снег. На ночь остановились в заброшенном шалаше – и целую ночь почти не сомкнули глаз, настороженно прислушиваясь к далекому волчьему вою. Зато под утро уснули так крепко, что протерли глаза лишь тогда, когда уже вовсю рассвело. Небо снова затянули исходящие мелким дождиком тучи, что было все же лучше, нежели мороз, или вчерашняя пурга, и в этом Евстафий снова усмотрел Божье благоволение и решил даже пожертвовать несколько солидов на строительство церкви Святого Иоанна в Суроже. Они шли вдоль неплотно замерзшей реки, называемой хазарами Бузан, а греками, кажется, Танаис. Вокруг было безлюдно – что и понятно: по самой реке сейчас не пройти ни пешком, ни на лодке. Зима что-то никак не хотела приходить сюда, что, впрочем, вовсе не являлось чем-либо из ряда вон выходящим ни для этой местности, ни, уж тем более, для сурожского купца, привыкшего к декабрьским дождям и взиравшего на снег с недовольством и страхом.

– Кто это там впереди? – Ладислава в последнее время привыкшая видеть в каждом встречном врага, остановилась и указала в сторону небольшого, спускавшегося прямо к реке, овражка. В овражке, спиной к ним, а, вернее, той частью тела, что будет пониже спины, стояла, нагнувшись, старуха – видны были выбившиеся из-под шапки седые космы – и деловито шерудила под кустарником длинной, раздвоенной на конце, палкой. Рядом лежал небольшой мешок из лошадиной кожи, накрепко перевязанный узкой веревкой.

Откуда здесь взялась эта женщина? Может, она знает дорогу?

Путники подошли ближе.

– Что встали? – Бросив свое занятие, старуха быстро повернулась к ним морщинистым коричневым лицом с длинным крючковатым носом. Нижняя губа ее висела чуть ли не до подбородка, обнажая кривые желтые зубы.

– Проходите, подите, оборванцы, иначе пожалуюсь на вас сотнику Мончигаю.

– Однако не очень-то приветливая женщина, – усмехнулся купец. – Ты понимаешь, о чем она говорит?

Ладислава перевела – уроки Езекии не пропали даром.

– Угу… – Сурожец неожиданно повеселел. – Скажи ей, мы не какие-нибудь оборванцы, а богатые и уважаемые люди и можем хорошо заплатить, если она проведет нас к Саркелу.

– Заплатить? – Старуха заметно оживилась и, бросив свое странное занятие, вылезла из овражка. – А чем?

– Вот! – Купец вытащил из специально проделанной дырки зашитый в пояс серебряный денарий. – Бери-бери. Поможешь достать лошадей или повозку – получишь еще столько же.

Взяв монету, старуха вдруг громко затараторила, часто кивая на небо.

– Говорит, сегодня мы до Саркела не доберемся – к вечеру наверняка, снова пурга будет…

– И что же нам теперь делать?

– У нее здесь неподалеку хижина, и если мы хорошо заплатим за ночлег…

– Передай, что мы хорошо заплатим за ночлег!

Услыхав перевод, бабка удовлетворенно кивнула и махнула рукой – пошли, мол.

Окруженная глинобитной оградой, хижина ее располагалась в виду городских стен, средь таких же убогих строений, разбросанных не рядом, а вдалеке от жилища Кызгы-Змеищи – так звали старуху. Кызга-Змеища – ну и прозвище, недаром бабку так боятся соседи – даже дома не решились строить рядом.

Впрочем, прозвище явно не было случайным. Ладиславе чуть плохо не стало, когда из темного угла, шурша, выполз огромный блестящий змей и пополз к блюдечку с молоком, предварительно поставленному у очага хозяйкой.

– Чего боишься? Это всего-навсего уж, – фыркнула бабка. – Хотя бывают у меня и другие змейки.

– Зачем они тебе, старая? – удивленно переспросил сурожец.

– Яд, – сухо кивнула старуха. – От многих хворей подмога. Вон, у сотника Мончигая спина почти совсем не сгибалась – мажет сейчас змеиным жиром, ничего, говорит, жить можно, так что кормилицы мои – змеи, вот и прозвище такое. – Бабка засмеялась, показав желтые зубы, и потянулась к мешку. – Посмотрим, кого я сегодня насобирала…

– Так вот что она делала в овраге! – догадался купец. – Искала змеиное лежбище. И, видно, нашла… Нет, завтра же ноги нашей не будет в этой чертовой хижине. – Евстафий размашисто перекрестился.

Они ушли утром, вернее, уехали – бабка не обманула, привела ишака. Свесив ноги, сурожец сидел на попоне, а Ладислава шла впереди, ведя ишака под уздцы. Она совершенно не представляла, что будет делать в Саркеле.

У самой реки дорога круто поворачивала вправо и, проходя вдоль хижин и пристани, вела к воротам крепости, располагавшейся по обеим сторонам реки. Впереди, за хижинами, послышался вдруг топот копыт, и девушка быстро увела ишака в сторону – ишь, как мчатся, вполне могут и с ног сбить. Надо сказать, это она сообразила вовремя – обдав девушку холодной грязью, вылетевшие из-за поворота всадники проскакали прямо к дому старой Кызги.

– Видно, опять ломит спину у сотника Мончигая, – с усмешкой высказал предположение купец.

Ладислава ничего не сказала, лишь вздрогнула и пристально посмотрела в спину последнему всаднику. Первые двое были хазарскими воинами, а последним – Истома Мозгляк. Девчонка хорошо разглядела его круглое лицо, почти до самых глаз заросшее давно не стриженной бородою. И зачем Истоме Кызга-Змеища? Змеища… Девушка вскрикнула, прижав ладонь к сердцу, вспомнив предупреждение Снорри. «Смерть», «Змея», Хельги». «Смерть» – ясно, теперь стала понятной и «змея». Осталось лишь отыскать Хельги.

– Вот эти две ладьи, у третьих мостков, явно стоят здесь долго, – кивнув на вмерзшие в лед корабли и придерживая коня, заметил Езекия. – Может, купите их? Наверняка не дорого запросят. А по весне – в путь.

– Нет, парень, – улыбнулся Хельги. – Некогда нам ждать до весны… Хотя, наверное, придется.

– Езекия дело говорит, – согласился Ирландец. – Я у купцов справлялся: весна здесь ранняя – спустимся на ладьях до Сурожского моря, затем через Корсунь, по морю, затем – в устье большой реки, там – волоком через пороги, ну, а дальше уже и Кенугард.

– Ладно. – Ярл согласно кивнул. – Сходим, поинтересуемся, чьи корабли и почему тут стоят? Может, и столкуемся, хотя бы до Сурожа. На большее вряд ли хватит заплатить…

– Заплатить? О чем ты, ярл? – рассмеялся Ирландец. – Или уже затупились наши мечи?

– Ярл прав, – недовольно прервал его Никифор. – Сначала посмотрим. А насчет денег… Езекия нам наверняка ссудит, когда расторгуется…. В счет печенежского долга. А, Езекия?

Приказчик замялся:

– Ну, если вы дадите мне письмо к этому вашему Радимиру…

– Будет тебе письмо, – успокоил ярл. – Интересно, где же искать наших давних «друзей»? – Он нехорошо ухмыльнулся. – А ведь мы их отыщем. Отыщем, несмотря ни на что…

«Друзья» отыскались сами. Едва поднялись на корабль и начали беседовать с кормщиком, как Хельги краем глаза заметил мелькнувшую на причале толстую фигуру Лейва Копытной Лужи. Тот свернул к воротам, подошел к коновязи, потянулся, зевнул…

– Договаривайтесь без меня, – сквозь зубы бросил ярл и, перепрыгнув через борт корабля, побежал по причалу, расталкивая проходивших мимо людей. А перед воротами, напротив пристани, шумел рынок – последний в этом сезоне. Продавцы лошадей, кочевники, торговцы сладостями и дичью, кого здесь только не было! Дорогое оружие, рыба, переливчатые разноцветные ткани, синие, зеленые, красные – от всего этого у Хельги зарябило в глазах, и он чуть было не потерял из виду Лейва. Хорошо, тот замешкался у коновязи.

Вот и верный конь из каравана Езекии. Ноги в стремена, стрелой в седло и – вперед быстрокрылой птицей! И только грязь из-под копыт, и в лицо – свежий ветер с Бузана. А впереди маячила спина врага. Копытная Лужа и не подозревал о преследовании. Странно, что с ним не было ни Хакона, ни Альва, ни Истомы. Ярл был хорошо осведомлен обо всех, благодаря незаметной, но такой нужной деятельности Ирландца, еще в Итиле завербовавшего в осведомители слугу с постоялого двора одноглазого Авраама, где какое-то время жила вся компания Лейва. Это ведь они оскопили, а затем убили, несчастных пленников, вырезав на спине у одного из них «кровавого орла», это ведь они похитили Халису, они чуть было не убили ту светловолосую девушку с глазами, как два василька… Ладиславу… Ладиславу… Ярл улыбнулся, вспомнив о ней, но вновь нахмурился: кто-то из людей Лейва – а, скорее всего, сам Копытная Лужа – зверски замучил Войшу, которому ярл был обязан своим освобождением со двора каган-бека Завулона, убитого впоследствии по приказу кагана. И это они, Лейвовы люди, причастны к исчезновению Снорри… да, да, к исчезновению, ярл не хотел верить, что Снорри погиб.