Представление для богов - Ольга Голотвина

Нурайна звонким, совсем юным голосом выпевала каждое слово:

— Учитель! Радость-то, радость!.. Да мы весь Наррабан готовы были перерыть... Добры к нам Безликие, ах как добры...

И льнула к плечу старика, прижималась лицом к полотну рубахи — ей хотелось убедиться, что это не сон, не наваждение, не шутка Многоликой.

Орешек ревниво оттирал ее от Илларни:

— Уйди, совсем человека замучила! Ему надо вина глотнуть, прилечь, ворот расшнуровать... дай помогу, хозяин... Пять лет, с ума сойти!.. Ну, теперь домой, теперь все хорошо будет... может, лепешку, а? Или слив?.. Вей-о! Господин мой, что с тобой?!

Илларни вдруг посерел, глаза как-то странно запали. Белые, тонкие, как шнурки, губы что-то беззвучно шептали, а рука слабо подрагивала перед грудью, отталкивая что-то невидимое. Старый ученый был похож на человека, на глазах у которого лучший друг превратился в Подгорного Людоеда и теперь намеревается его сожрать.

Нурайна первой сообразила, в чем дело, и с коротким смешком указала на грудь Орешка, где из-под куртки предательски выскользнула серебряная пластинка с выгравированным соколом.

«Пра-авильно, от такого позеленеешь! Увидеть знак Клана на груди у собственного слуги, которого с детства в своем доме растил... да тут спятить можно! Если б я такую штуку углядел у кого-нибудь из грузчиков в Аршмире — взял бы лукошко и пошел бы на пристань землянику собирать!..»

— Хозя-аин! Да все в порядке, хозяин, я ж все объясню! Вина глотни... вот так, хорошо... — Орешек поспешно убрал цепочку под куртку. — Ну да, я теперь немножко Сокол, но это ничего, не обращай внимания... вот подушку под бок поудобнее... А ты чего хохочешь, верблюдица белая? Или не слышишь — в калитку кто-то барабанит? — Орешек перешел на наррабанский язык с нарочито сварливыми интонациями: — Ступай, женщина, отвори, не мешай мужчинам беседовать!..

Пухлая смуглая девица с круглыми, немного навыкате глазами тревожно глядела на Нурайну.

— Я — Сахна-шиу, дочь Таххара... Он владелец дорожного приюта... У нас умирает женщина, грайанка. При ней никого из земляков, и она боится, что ее похоронят не по-грайанскому обычаю. Послала за тобой, госпожа, потому что у нее в Нарра-до других знакомых нет.

— Ты ошиблась, голубушка. Я недавно в этом городе и никого здесь не знаю.

— Знаешь, Нурайна-шиу! Вы с ней сегодня на мечах дрались. Да ты не бойся, на погребение тебе тратиться не придется: у нее деньги есть, она весь кошелек тебе оставляет.

Нурайна нахмурилась:

— Аранша?! Не может быть! Она была совсем здорова! Я же ее не... она же не...

— Вот и мы думали — здорова! Пришла такая веселая, всех в приюте вином угостила, сама с мужчинами пила... а потом глаза закатились, упала, страх такой... Лекарь сказал: иногда удар не сразу дает о себе знать... Умирает, бедняжка, и ни одного грайанца рядом, ни словечка на родном языке...

— Погоди... как — ни одного грайанца? С ней же двое были, мужчина и женщина!

— Случайные какие-то, уехали уже. А она твердит: костер, костер...

Страх сжал сердце Нурайны. Неужели она убила эту славную сероглазую девчонку? О Безликие, нет! Они же дрались не всерьез!.. Хотя ей ли не знать, что иной вроде бы легкий удар, который боец в запале сражения почти не замечает, может на всю жизнь оставить человека калекой или убить...

— Я сейчас... только предупрежу кое-кого...

Забавно сморщившись, девица потерла переносицу:

— Мужчину, с которым ты путешествуешь? Конечно, госпожа. Я подожду здесь, у калитки...

Нурайна метнулась через дворик к дому.

— Мне нужно уйти, — сказала она с порога. — Заболела женщина, с которой у меня был Поединок Мастерства.

— Меч возьми, — ответил Орешек, даже не обернувшись. А увлеченный его рассказом Илларни рассеянно покивал:

— Возвращайся скорее, девочка...

Нурайна сорвала со стены меч и бегом вернулась к калитке. На миг она замешкалась: ей показалось, что она упустила, не заметила что-то очень важное. Но что именно — вспомнить не смогла.

С довольным видом Вахра-вэш отошла от калитки. Ну вот, хоть что-то можно будет сообщить госпоже Арлине: прибежала какая-то женщина, увела с собой высокую грайанку. Очень хорошо, надо же отрабатывать серебряную монету, которую Вахра уже разменяла на медь.

Но бежать ли к госпоже прямо сейчас? Пожалуй, не стоит. Не случилось ничего важного, и на дополнительную плату рассчитывать, увы, нельзя.

Вздохнув, Вахра-вэш вернулась к своей постоянной неравной битве — одна против троих...

Предвечерняя духота тяжелым одеялом навалилась на город, вызывая у прохожих глухое сердцебиение и навевая тоскливые мысли.

Нурайна прислонилась к забору, чтобы пропустить закрытые носилки, которые несли двое полуобнаженных рабов.

— Ну и жара! — устало выдохнула она. — Далеко еще?

— Далеко, Нурайна-шиу. Вот, выпей, освежись...

— Что это? — покосилась женщина на глиняную фляжку.

— Сок тхау с водой... хорошо снимает жажду.

Преодолев брезгливость, Нурайна припала к горлышку. Кислый, с горчинкой напиток был теплым, но приятным. Однако лучше после него не стало. Виски сжал обруч легкой боли, на затылок словно легла тяжелая рука.

Нурайна глянула вслед медленно удаляющимся носилкам — громоздкому сооружению из черного бархата.

— А каково тому, кто внутри? — преодолевая слабость, сказала она. — Мало того, что жара, так еще дышать нечем...

— А нам, Нурайна-шиу, носилки никто и не предлагает, — вздохнула Сахна и так же забавно сморщила нос, как тогда, у калитки.

Чуть пошатываясь, Нурайна выпрямилась. Внезапное прозрение ошеломило ее. Она вдруг поняла, что же упустила она, что просмотрела.

То, как Сахна потерла переносицу, вызвало в памяти беседу у калитки. Тогда пухлая ручка так же взметнулась к лицу, гортанный голос проворковал:

«Хочешь предупредить мужчину, с которым путешествуешь? Я подожду...»

Сахна знала, что Нурайна приехала сюда с мужчиной и живет под одной крышей с ним. В таком случае простая вежливость требовала обращаться к грайанке как к замужней женщине! Все так и называли ее: Нурайна-вэш!

А эта девица упорно величает ее «Нурайна-шиу». Откуда она знает...

Накатывала слабость. Перед глазами плыли цветные пятна. А встревоженный разум продолжал искать ответ.

Только один человек — по ее собственному требованию — именовал ее «Нурайна-шиу». Нхари-дэр... Смотритель ковра и подушек...

Нурайна повернула отяжелевшую голову и в упор взглянула в лицо Сахне. Ей ответил выжидательный хищный взор — взор стервятника, который чертит круги над добычей и прикидывает, можно ли спускаться...