Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 - Георг Борн

Серрано должен был сознаться, что королева сегодня поразительно хороша. Прим не мог досыта наглядеться на соблазнительно прекрасную, ласково улыбающуюся ему королеву. Даже Топете, никогда не соглашавшийся признавать эту красоту, не мог не прошептать рядом с ним ехавшему Олоцаге, что общее мнение о наружности королевы не лишено некоторого основания. Скоро охота разделила охотников: лесничий и загонщик погнали зверей к одному месту, собаки скоро взяли следы сильных оленей и боязливых лосей. Там и сям начали раздаваться выстрелы.

Солнце садилось, когда королева, разговаривая с инфантом Ивикаским, ехала между вековыми деревьями и встретила маршала Прима, уезжавшего вместе со своим товарищем Конхой от шума охоты. Так как Конха в последнее время навлек на себя немилость королевы, а инфант Ивикаский много содействовал тому, что королева доверялась бессовестным министрам, то скоро вышло так, что они вдвоем вступили в горячий спор и приблизились к той местности, откуда шли выстрелы. Королева, разговаривавшая с маршалом Примом, хотела вернуться в парк небольшим объездом.

Прим ехал, отставая на один шаг, так близко к Изабелле, что мог постоянно любоваться на ее хорошенькое личико и прекрасные формы. Он должен был часто извиняться, что на вопросы королевы отвечал совершенно невпопад, и сам время от времени чувствовал, что он говорил глупости, так как его мысли слишком путались от созерцания соблазнительной красоты королевы.

Так ехали они вдвоем, отделившись от охотников и свиты, вдали предававшихся удовольствию охоты, по лесу, на который тень ложилась все темнее и темнее.

Вдруг Изабелла испуганно вскрикнула, и, прежде чем Прим успел узнать причину испуга и прийти на помощь, лошадь королевы поднялась на дыбы, испугавшись чего-то, и королева выпала из седла.

Прим побледнел при виде такого неожиданного несчастья, соскочил с лошади, схватил лошадь королевы за поводья, чтобы она не могла ушибить упавшую, и только тогда увидал перед собою на высоко висящем сучке соседнего дерева красные глаза рыси, сидевшей на нем съежившись и ожидавшей ухода нарушителей ее охоты.

Прим привязал обеих лошадей к дереву за уздечки и нагнулся к королеве. Она лежала без чувств на том месте, где упала.

Ужасный страх овладел маршалом, который был один с лежавшей без чувств и, может быть, раненой королевой. Всегда решительный и никогда не терявший присутствия духа Прим в этих обстоятельствах нашелся не скоро, так как он не был доктором, чтобы определить положение королевы, и не знал, какую помощь следует оказывать женщинам в подобных случаях.

— Ваше величество, — восклицал он в ужасе и страхе, — о, ваше величество, избавьте меня от смертельного страха! Я молю только об одном взгляде, чтобы убедиться, что от этого проклятого падения с вами ничего не случилось!

Прим говорил последние слова с неподдельным отчаянием. Он опустился на колени перед обожаемой женщиной.

Королева не видала и не слыхала его, она неподвижно лежала в его объятиях, и ее всегда поразительно розовые щеки были покрыты смертельной бледностью.

Прим от страха чувствовал на своем лбу капли холодного пота, он не должен был долее колебаться, он должен был на что-нибудь решиться! Начать звать на помощь!

Но как это сделать, чтобы известить свиту о несчастии? Голос его не достиг бы так далеко. На выстрел они не обратили бы внимания, и, кроме того, выстрел мог бы опасно подействовать на лежавшую в обмороке королеву.

Прим, испуганный и обеспокоенный, старался найти какой-нибудь выход. Вдруг ему пришло на ум, что не более ста шагов от них, у самого парка, стояла беседка, где он мог потерявшей сознание королеве при наступающей темноте предоставить спокойное убежище, куда он сможет привести помощь.

Не колеблясь, осторожно и нежно поднял он Изабеллу с земли и понес ее на своих сильных руках к тому месту, где должен был быть домик, сверху покрытый корою, внутри же удобно отделанный.

К счастью, он не ошибся — вскоре он увидал впереди среди деревьев маленький восьмиугольный домик из коры с двумя разноцветными окнами и дверью, на плоской крыше которого в знак королевской собственности стоял немного потертый золотой лев.

Прим торопился, осторожно неся королеву к дверям — они не были закрыты. На столе, стоявшем посреди комнаты, были оставлены придворными недопитые стаканы и бутылки.

Прим очень обрадовался этой находке и наличию нескольких графинов воды, так как мог смочить лоб еще не пришедшей в себя Изабеллы холодной водой и потом несколькими каплями вина оживить и подкрепить ее.

Осторожно и быстро понес он бледную королеву на стоявший у внутренней стены беседки удобный и мягкий диван, нежно положил на него Изабеллу, подложил ей под голову подушку.

Он смачивал холодной водой изящный платок, который осторожно вынул из ее кармана, и прикладывал к ее голове, внимательно следя за ее дыханием и выражением лица. Наконец, ему показалось, что веки ее зашевелились — он стал на колени подле королевы, тревожным взглядом следя за ее лицом.

Изабелла тяжело вздохнула. Ее грудь высоко поднялась и опустилась.

— Благодарение Пресвятой Деве! — воскликнул Прим и покрыл руку пробуждающейся королевы горячими поцелуями.

Но пробуждение, казалось, приходило так медленно, что Изабелла все еще не имела силы открыть глаза. Прекрасные губы ее, снова ставшие кораллового цвета, были полуоткрыты. Прим не мог совладать с собой и припал к ним жарким поцелуем. Кровь его бушевала, глаза горели.

Почувствовала ли королева, что граф Рейс поцеловал ее? Находилась ли прекрасная королева, знавшая про любовь маршала, все еще в бесчувствии — или волшебство поцелуя пронзило ее душу? Изабелла не сделала ни одного движения, только грудь ее поднималась выше. Не хотела ли жаждавшая любви женщина еще раз насладиться блаженством поцелуя?

Или, может быть, королева не хотела знать, что дон ее двора осмелился прикоснуться своими губами к ее губам?

Прим же был ошеломлен наслаждением первого поцелуя. Вся любовь его вдруг проснулась, и он, столько времени считавший высшим счастьем довольствоваться одним присутствием обожаемой женщины, почувствовал в эту минуту, что у него не хватает сил ни одолеть, ни удержать своего пыла. Если бы ему грозила смерть после повторения поцелуя, если бы Приму пришлось заплатить жизнью за это, он все равно не мог бы устоять перед непреодолимым соблазном.

В ту минуту, когда он нагнулся над ней, когда его губы приблизились к ее губам, Изабелла открыла глаза. Блеск этого взгляда только сильнее притягивал пылкую душу Прима. Забыв все, он страстно поцеловал ее еще раз. Была ли Изабелла слишком слаба, чтобы оттолкнуть графа Рейса, или пылкий Прим не ошибся, когда ему в эту минуту показалось, что королева ответила на его поцелуй?