Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

дел, которое перебралось в здание советского МИДа на Смоленской-Сенной, направило письмо Генеральному секретарю ООН Хавьеру Пересу де Куэльяру. В нем говорилось, что участие СССР в ООН и вся его деятельность будут «продолжены» Россией. Учитывая это, табличку «Союз Советских Социалистических Республик» надлежало заменить на «Российская Федерация». Вечером 27 декабря советский посол в ООН Юлий Воронцов занял свое обычное место, но теперь уже как представитель другой страны – России. Его примеру последовали остальные советские послы и дипломаты по всему миру[1525].

С рекомендации и согласия Соединенных Штатов и других западных держав Российская Федерация стала «ядерной» преемницей Советского Союза. Пройдет несколько лет, прежде чем Ельцин начнет подозревать, что Запад на самом деле не рассматривает Россию как великую державу и равноправного партнера. В своих мемуарах Козырев дистанцировался от этих подозрений, но во многих конкретных случаях он признавал, что так оно и было. Восхищение «российской демократией» в США продолжалось недолго, а после того, как Буш проиграл президентские выборы Биллу Клинтону в ноябре 1992 года, исчезла и надежда на крупномасштабную американскую помощь российской экономике. Впрочем, это уже другая история.

Заключение

СССР пал жертвой «идеального шторма» и нерешительного капитана. В 1980-х, после пятнадцати лет страха перед какими-либо переменами, советское руководство во главе с Михаилом Горбачевым начало масштабные экономические и политические преобразования. Однако идеи и проекты в основе этих реформ оказались фатально устаревшими, ошибочными и привели к разрушению существующей экономики и политического устройства изнутри. Авторы реформ, в первую очередь Михаил Горбачев, оказались неспособны признать провал первоначальных замыслов и скорректировать свой курс. В то же время они создали условия для появления из обломков старой системы новых действующих лиц, которым предстояло унаследовать хаос.

Любого советского лидера, кто бы в 1985 году ни возглавил Советский Союз с его старой системой и ни стал бы править обществом, погрязшим в коррупции, бесправии и нищете, ожидали бы «подвиги Геракла» и полный бед «ящик Пандоры». Однако Михаил Горбачев отнюдь не был античным героем. Он желал освободить советских людей от наследия гнета и конформизма, но при этом не учел опыт великих российских реформаторов прошлого, таких как Александр II, Сергей Витте и Петр Столыпин. Вместо них примером для подражания Горбачев выбрал Владимира Ленина, великого разрушителя российской государственности. Свое предназначение Горбачев видел в том, чтобы шагнуть навстречу революционным переменам, как это в 1917–1922 годах сделал вождь большевиков. Подобно Ленину, он хотел открыть путь силам хаоса, чтобы из них возникло новое, невиданное общество. Это было опасное упражнение в идеологическом мессианстве. В то же время, и в этом главный парадокс советской истории, Горбачев неизменно отвергал методы и средства, которые лежали в основе революционного успеха Ленина. Он предпочитал слова действиям, парламентский консенсус – насилию, делегирование полномочий – диктатуре. Прекрасные намерения! Но в СССР конца 1980-х годов мессианская идея гуманного социалистического общества все сильнее отрывалась от реалий советской власти и экономики.

Те, кто изучал реформы Горбачева прежде, утверждают, что ему пришлось балансировать между необходимостью, с одной стороны, реализовать давно назревшие перемены, а с другой – компенсировать противодействие консерваторов. Ничего другого не оставалось – в противном случае его бы отстранили от власти, как Никиту Хрущева в 1964 году. Августовский путч 1991-го часто рассматривается как подтверждение правоты такого тезиса. Однако эта книга ставит под сомнение и уточняет такого рода предположения. Хотя тогда в партии все еще хватало упертых догматиков, в 1980-х советская бюрократия уже не была когортой «сталинистов», готовых сопротивляться любым переменам. Будь по-другому, Горбачева наверняка бы свергли, благо возможность для этого в период между 1988-м и 1990 годами предоставлялась не раз. Оппозиция Горбачеву внутри партии и государства всегда оставалась разрозненной, лишенной лидерства и четкой альтернативной стратегии. Трехдневный захват власти путчистами в августе 1991-го, продиктованный желанием сохранить унитарное государство, был безумием без четкого замысла и вариантов политики. Армия, службы безопасности и бюрократия это поняли и выжидали, кто выйдет победителем из схватки.

Лидерские качества, характер и убеждения Горбачева стали одним из основных факторов в процессе самоуничтожения Советского Союза. В нем идеологическое реформаторство сочеталось с политической нерешительностью, мессианская вера в общие принципы – с отстраненностью от практических нужд, потрясающая устои внешняя политика – с неспособностью провести ключевые экономические преобразования внутри страны. Эти черты сделали Горбачева уникальной фигурой в советской истории. Впрочем, свойственное ему неприятие силовых методов и крови было распространенным в его поколении – такой позиции придерживались многие, даже среди консерваторов. Это свидетельствует о глубокой культурной и социальной трансформации, произошедшей в советской элите со сталинских времен. Правители СССР оказались на удивление беспомощными перед лицом политической и экономической бури, которая охватила страну. Помощник Горбачева Георгий Шахназаров, наблюдавший коллективный паралич воли Политбюро, считал это вернейшим признаком кризиса системы[1526]. Никто в Политбюро не решался на проведение болезненных реформ или, в случае необходимости, на поддержание порядка силой. Политика Горбачева по умиротворению интеллигенции и передаче полномочий республиканским правящим лидерам проложила дорогу к хаосу, а не к более эффективным реформам. Она же поощрила и узаконила сепаратизм в Прибалтике и Закавказье, и в конечном счете в ядре СССР – славянских республиках.

Только закоренелый детерминист может верить в то, что политике Горбачева не было альтернатив. Для советской системы было бы гораздо логичнее продолжить авторитаризм в стиле Андропова. Такой авторитаризм пользовался бы массовой поддержкой, тем более в сочетании с радикальной либерализацией рынка, как это сделал когда-то Ленин. Даже в начале 90-х большинство россиян тосковало по сильному лидеру, улучшению условий жизни, стабильной экономике и консолидации страны, а отнюдь не по либеральной демократии, гражданским правам и национальному самоопределению. Горбачев этого обеспечить не смог, поэтому люди пошли за Ельциным.

В конце 1988 года некоторые коллеги Горбачева предлагали конституционно закрепить единое государство в виде сильной президентской федерации с централизованным контролем над налогами и финансами. Вместо этого Горбачев стал продвигать фатальную политику «сильный центр – сильные республики», несмотря на наглядно-негативный пример Югославии. Его реформа наделила громадными полномочиями такие институты, как Съезд народных депутатов и Верховный Совет – представительные органы, громоздкие и неспособные к управлению. Диктатура партии, по крайней мере, позволяла запустить болезненные и трудные реформы и контролировать их продвижение. Пришедший на смену «демократический социализм» означал выход из-под партийной опеки и либерализацию, но он же открыл ворота для агрессивного популизма и национального сепаратизма, в первую очередь в Российской Федерации, не обеспечив системы