Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин

Иван Дыховичный: «Это была короткая — одно лето, — но очень сильная дружба. Мы были в Ленинграде. Миша очень жи­вой человек, душевно живой... Тогда образовался такой круг людей с открытой душой...»

В то ленинградское время еще совсем юный Миша поражает всех красивым сложением, лицом балетного принца, идеальной ко­ординацией движений и легкостью танца; музыкальность, превос­ходно усвоенная безупречная форма исполнения и уникальный ар­тистический дар завоевывали зрительские сердца.

В 1966 году на конкурсе в Варне 18-летний Михаил Барышни­ков получил свою первую международную премию. В 19 лет он — солист Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова.

Он был лучшим на 1-м Международном конкурсе балета в Мо­скве. Критики писали, что Барышников сочетает прыжок Вацлава Нижинского с юмором. Но при росте 1,63 он стал не балетным ко­миком, а героем-любовником, часто иронизируя и над любовью, и над героизмом. В своих выступлениях Барышников никогда не по­вторялся — используя один и тот же музыкальный материал, на ка­ждом выступлении он интерпретировал его по-разному, в зависи­мости от настроения и сидящей в зале публики. «Человек-ртуть» называли его критики в советской печати. Новатор советской хо­реографии Леонид Якобсон ставил балетные спектакли в Мариинском специально на Барышникова.

В июне 1974 года 26-летний Барышников в составе группы ар­тистов из разных советских театров — на гастролях в Торонто. Из Нью-Йорка в Торонто к Барышникову прилетел давнишний друг и коллега по кировской труппе Александр Минц, который эмигриро­вал в США еще два года назад. Минц приехал не просто увидеть то­варища, а передать, что Американский балетный театр готов при­нять Михаила в свою труппу. Желание работать с хореографами самых новаторских направлений и пример Рудольфа Нуриева, ос­тавшегося за границей, был слишком ярок и заманчив, чтобы ему не последовать. И солист театра им. Кирова Михаил Барышников становится невозвращенцем.

Это был побег в буквальном смысле этого слова. Когда Барыш­ников 29 июня 1974 года после выступления выскользнул за кули­сы торонтского театра, а потом — на улицу, он бежал, мчался так быстро, что пронесся мимо машины с ожидающими его друзьями, которые должны были отвезти его в полицию для подачи заявле­ния о политическом убежище.

На родине невозвращение танцовщика было сенсацией и позо­ром — непонятно только, для кого: то ли для Барышникова, то ли для страны. «Чего ему не хватало, — говорили на собраниях в те­атрах. — Член Центрального Комитета комсомола, любимец пуб­лики, по распоряжению свыше получил роскошную квартиру и автомобиль». Скорее всего, ему не хватало творческой свободы и достойной оценки своего труда: он хотел иметь свою школу, хо­тел сам ставить балеты. Он не был первопроходцем. Первым был Рудольф Нуриев — 16 июня 1961 года, второй была Наталья Ма­карова — 4 сентября 1970 года. Третьим стал Барышников. Будут последователи...

В Париже Высоцкий встретил не только друга, но и посредника для знакомства со многими интересными и талантливыми людьми. Главным в этой череде новых друзей станет Михаил Шемякин.

И Высоцкий, и Барышников надеются встретиться в России:

Гранд-опера лишилась гранда —

В князья он вышел, должно быть, в Мышкины.

Дойдут, докатят до Ленинграда

Колеса Мишкины и ноги Мишкины.

Но Барышников в Россию не приедет.

«М. CHEMIAKIN — ВСЕГДА, ВЕЗДЕ ШЕМЯКИН...»

Их биографии были схожими: военные семьи, отцы — полков­ники, детство в Германии... Их объединяло чувство независимости и внутренней свободы, и самое важное совпадение — стиль жиз­ни и мировосприятие, необыкновенная одаренность и талант обо­их. Дружба включала трогательную заботу друг о друге; их разде­ляли тысячи километров, границы, идеологические войны, но были встречи, письма, звонки... И случались загулы в русских ресторанах Парижа, когда оба, как выражался Высоцкий, «входили в пике». Но не гульба была сутью их дружбы. Основой всего было совместное творчество и духовное взаимное обогащение. Один жил на Западе, и его русское имя, известное всему миру, усиленно вычеркивалось в нашей стране из всех списков: мало кто знал художника Михаи­ла Шемякина. Другой жил в России, и из распахнутых окон каждо­го дома неслись его песни, и не было человека, который не знал бы Высоцкого, но его имя тоже отовсюду вычеркивалось...

Михаил Шемякин один из самых признанных на Западе рус­ских художников. Работы его выставляют крупные галереи Нью-Йорка, Сан-Франциско, Лос-Анджелеса, Парижа, Токио... Он почет­ный доктор пяти университетов, пожизненный член Академии наук Нью-Йорка, шевалье изящных искусств (французское звание), лау­реат Государственной премии России... Его работы находятся в му­зейных и частных коллекциях многих стран мира, в том числе в музее «Метрополитен» (Нью-Йорк), Русском музее (Санкт-Петербург), Третьяковской галерее (Москва), Музее современного искус­ства (Париж), Яд Вашем и Музее современного искусства (Телль-Авив)... Удачник, счастливчик, которому завидуют многие, не за­думываясь о том, сколько он прошел унижений и вложил труда в свое счастье...

В его студии на самом видном месте висит портрет кабардин­ца в форме полковника Советской Армии с рядами орденов. Это отец художника — Михаил Петрович Шемякин. История его жиз­ни поразительна. Семья Миши Карданова была истреблена в пла­мени Гражданской войны, и сироту усыновил белый офицер, друг отца, Петр Шемякин. Затем трагические события оборвали жизнь приемного отца. Мальчик вновь остался один, и его где-то на рын­ке подобрал красный казак Пилипенко. Маленький кабардинец стал сыном кавалерийского полка.

В Гражданскую войну тринадцатилетний Шемякин-старший из рук будущего министра обороны СССР маршала Г.Жукова получил свой первый орден Боевого Красного Знамени. А спустя двадцать с лишним лет именно Жуков, начальник Генерального штаба Крас­ной Армии, назначил его командиром отдельного кавалерийского полка в корпусе генерала Льва Доватора — в самые крутые месяцы войны... Свою автобиографическую книгу Шемякин-младший на­звал не без вызова: «Я сын советского офицера».

Мать художника — Юлия Николаевна Предтеченская после окончания театрального училища работала в театре Н.П.Акимова. Началась война, и Юля ушла на фронт. Там она знакомится с буду­щим отцом художника и поступает служить в кавалерию. В апреле 1943 года Шемякин отправил жену рожать в Москву. Сразу же после родов он забирает жену и сына опять к себе. Так они следуют за его дивизией из города в город, которые брали советские войска.