Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер

Массифу прибыли гонцы Аммона. Послание, которое они привезли, гласило: «Так говорит Нахаш, царь Аммона, Иеффаю, судье Галаада, клятвопреступнику: почему ты нарушил данное тобой слово, несчастный? Разве для того мы с тобой прошли между частями разрубленного надвое жертвенного животного, чтобы ты позорил меня и моего Бога?» Но у главного гонца было еще одно, тайное послание, обращенное не к судье Иеффаю, а к Иеффаю-человеку, и в нем говорилось: «Подумай о предложении, которое я тебе сделал. Я не смотрю на тебя как на врага. Мое предложение остается в силе, несмотря на все. Отошли дочь с моим гонцом, и между нами вновь воцарится дружба. А если нет, мой бог Милхом нашлет много бед на тебя и твой Галаад».

Иеффая тронуло это послание. После вероломного нарушения договора он на месте Нахаша тут же напал бы на Галаад и перебил всех мужчин в окрестностях Хешбона. Он был благодарен царю за то, что тот пересилил себя и вновь предложил ему союз. Но при всех дружеских чувствах к этому умному и смелому человеку он понял: породниться с ним он не может. Иаала была частью его самого. Отдав ее, он обрекал и себя, и весь Галаад на служение чужому богу.

И он ответил царю: «Так говорит огорченный судья Галаада царю Аммона, справедливо считающему себя обиженным: мне очень жаль, что мои соплеменники оскорбили твоего Бога. Я готов связать и выдать тебе этих злодеев, дабы ты наказал их, как сочтешь нужным. Но дочь я тебе не отдам. И пойму тебя, если ты по весне пойдешь войной на мою страну. Знаю, ты не хотел этой войны. Поверь, я тоже ее не хочу. Это наши боги, твой и мой, хотят помериться силой друг с другом».

5

Иеффай пошел в дом Ягве.

– Ты хотел войны – ты ее добился, – сказал он Авияму. – И если Галаад погибнет, виноват будешь ты.

Где-то в глубине его гнева таилось и невольное восхищение стариком: все же сумел втянуть Иеффая в войну, и люди в окрестностях Хешбона по сей день не знали, кто натравил их на Нахаша, да и Самегар не знал, кто им руководил.

Авиям спокойно ответил:

– Я никогда не скрывал, что жажду войны Ягве с Аммоном. – И, сменив тон на отеческий, продолжал: – Спроси самого себя. В душе ты и сам рад сразиться на поле боя.

– Да, я люблю воевать, – возразил Иеффай. – И всегда любил, не отрицаю. Но эта война противна голосу моего разума, и я никогда тебе не прощу, что ты меня к ней принудил. Я не друг тебе, – заключил он кратко и мрачно.

– Мне тоже пришлось кое-чем поступиться, чтобы приблизить эту войну, – возразил Авиям. – У священника гордость иная, чем у воина, но вряд ли ее меньше. Мне было нелегко обратиться за помощью к Ефрему. Я старик, а Елеад, первосвященник ефремлян, полон молодых сил, да и высокомерен по-особому – не явно и весьма утонченно. Но, памятуя сказанное тобой о могуществе Аммона и его союзников, я поборол свою гордость и попросил надменных ефремлян о помощи, как обещал тебе в земле Тов.

Иеффай враждебно глядел на него и молчал. А священник продолжал:

– И просьба моя была услышана. Но Елеад сможет послать через Иордан лишь часть ополчения Ефрема: ведь он священник, а не военачальник своего народа. Переломи и ты себя, Иеффай. Иди в Шилом. Поговори с Таханом.

Иеффай еще больше помрачнел и ответил:

– Не серди меня, священник. Это твоя война. Правда, вести ее придется мне; и вы постарались, чтобы мне пришлось нелегко. – И резко и прямо бросил Авияму в лицо: – Это вы осквернили бога наших врагов, причем совсем не вовремя, так что теперь против нас действительно вся военная мощь восточных земель, в том числе и Васана. Ты своего добился, вероломный и хитрый старик.

– Эта война не моя и не твоя, – сказал Авиям, – это война Ягве. Стоит тебе поговорить с Таханом, и в твоем стане окажется большинство израильтян. Если Аммон заключает союз с Васаном, неужели у нас недостанет сил отбросить взаимную неприязнь.

– У меня недостанет, – сухо отрезал Иеффай.

– Не упрямься, Иеффай, – просительно заговорил священник. – Обуздай свое тщеславие. Ты хочешь, чтобы каждая твоя победа была лишь твоей заслугой. Но в этой войне тебе не победить без помощи Ягве.

Иеффай и в самом деле хотел, чтобы его победы были только его заслугой, и в душе это признавал: ему даже нравилось, что он такой. Ему вспомнилось, как он лежал, скорчившись за выступом скалы на склоне Хермона, а на другой стороне, по ту сторону пропасти, стоял на фоне утреннего неба горный козел с могучими рогами, акко. Иеффай чувствовал свое родство с гордым своенравным животным, не отступавшим перед ветром и холодом. Он, Иеффай, не поддастся на уговоры старика и не пойдет на поклон в Шилом. Он сказал:

– Как вести войну – дело мое. И помощь Тахана мне не нужна. С Аммоном я справлюсь сам.

Авиям возразил с грустной усмешкой:

– Еще совсем недавно, в земле Тов, ты не был так уверен в себе. – И вновь принялся убеждать: – Вырви тщеславные мечты из своего сердца. Может быть, именно я и пробудил их в тебе. Может быть, мне не следовало внушать тебе надежду на избранничество пред Господом и создание великого единого царства Израиль. Я думал, что говорю с человеком, готовым взять на себя тяжкое бремя и исполнить веление Ягве. Но ты жаждешь личных подвигов и хочешь сколотить из восточных земель свое собственное царство. Не надо этого желать, Иеффай. Союз между Аммоном и Галаадом не может быть прочным. Случайно возникшее царство быстро развалится. Ягве объединил Галаад с другими коленами Израилевыми, а не с кочевниками восточных пустынь. Похорони свои бредни. Не стремись основать собственное царство. Иди в Шилом. Сразись за