Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович

– А может, не следует торопиться? – почти взмолился Нижегородцев. – Да разве он мог ночью кого-то запомнить? А утром, сами же говорите, на больную голову опознавал… Вы бы допросили ее сперва, а уж потом и решали…

– Нет, это несомненно так – сперва допросим-с… Кто знает, а вдруг у нее алиби имеется? – здраво рассудил следователь.

– Я настаиваю, господа, чтобы прежде вы провели сличение почерка Аделаиды с текстом любовного послания. Надобно отыскать более ранние образцы письма Варяжской, после чего продиктовать ей текст, в котором встречались те же слова, что и в записке. А затем все необходимо сравнить и вынести уже окончательное суждение.

– А кто будет этим заниматься? – усомнился Круше. – Это дело новое, и даже у нас в Пятигорском управлении таких специалистов днем с огнем…

– Значит, вызывайте из Владикавказа! Это, господа полицейские, уже ваша забота! – Ардашев на секунду задумался. – А вообще-то можно попробовать обойтись и своими силами. В четвертом номере «Вестника полиции» весьма подробно описывались принципы графологического исследования. Лучше всего это делать по методу всем известного господина Бертильона. Для этого нам понадобится учитель словесности, полицейский фотограф, художник и сильная лупа или микроскоп.

Чиновники недоуменно переглянулись.

– Что ж, если вы запасетесь терпением, я вам коротко объясню. Прежде всего придется изучить общие характеристики построения почерка заподозренного лица: наклон букв, размер строчек и поля (одни люди оставляют большие поля, у других их совсем нет, у третьих – они слева, у четвертых – справа, у пятых – они ровные, у шестых – зигзагообразные). Затем следует обратить внимание на особенности орфографии, пунктуации, частоту использования тех или иных частей речи. Важна даже расстановка запятых и расстояние между словами. Следует выбрать одинаковые буквы в разных словах и изучить манеру их написания. Дальше – работа фотографа, который должен будет отснять те особенности деталей письма, на которые укажет словесник и художник. Увеличив их в 2–3 раза, мы пронумеруем каждую лексическую единицу и составим две таблицы: в первой будут слова и буквы исследуемого документа, сиречь нашей бильеду́, а во второй – слова и буквы, взятые у Аделаиды. И только после этого с помощью микроскопа мы сможем изучить характер начертания отдельных единиц, например: начинается ли она с толстого или тонкого штриха, на каком месте буквы имеется самый большой нажим и каким поворотом пера воспроизведена каждая линия. По окончании детального исследования можно прийти к действительно компетентному заключению.

Боголепов зачем-то водрузил на нос очки, прокашлялся и с серьезным видом провещал:

– Весьма лестно, уважаемый Клим Пантелеевич, что я знаком со столь умным человеком. Вижу, вы неплохо разбираетесь в тонкостях следственной работы. Тем не менее я буду поступать так, как мне велит долг и подсказывает жизненный опыт. А это значит, что мне придется эту пташку арестовать, и поверьте, я не премину это сделать в течение ближайшего часа. Что ж до всяких там заключений по чистописанию – не волнуйтесь: все проверим и сравним. И в этом я прежде всего хотел бы надеяться на вашу помощь. Позвольте откланяться.

– Да, чуть не забыл вас уведомить, – Круше повернулся к адвокату, – несколько дней назад я распорядился, чтобы Стильванский лишил Фартушина возможности что-либо рисовать – у него забрали бумагу и карандаши. Таким образом, если в Хлудовской больнице снова появятся его художества, то, значит, он получает рисунки извне. Запрет продержится до того момента, пока Варяжская не сознается.

– Ну это же глупо!

– Вы уж простите, Клим Пантелеевич, но это нам решать, – сухо отрезал полицейский. – Честь имею.

– Ну и парочка, – в сердцах выговорил доктор, глядя вслед удаляющимся чиновникам. – Почти по Чехову – толстый и тонкий.

– Раве что в смысле комплекций, – согласился Ардашев.

Открывая коробочку монпансье, он краем глаза заметил, как одна из девочек, играющих в бильбоке́, – та, чьей победы он желал, – уронила шарик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

29. В следственной камере

Появление городового в номере Варяжских было для них неожиданностью. Осип Осипович то и дело причитал, сморкался и подобострастно заглядывал в глаза стражу порядка, пытаясь выяснить у него причину срочного вызова жены к судебному следователю. Жути нагоняла и повестка, предъявленная полицейским. На отпечатанном типографским способом бланке после слова «вызывается» стояла пугающая чернильная дописка «на допрос». Никаких пояснений сопровождающий не давал и на вопросы отвечать отказывался. Пытаясь успокоить супругу, титулярный советник безостановочно твердил, что произошло явное недоразумение и власти во всем разберутся. В отличие от мужа Аделаида отнеслась к происходящему на удивление спокойно и даже с юмором. Она не позволила мужу беспокоить Ардашевых, заявив, что максимум через полчаса вернется обратно.

Усевшись в полицейскую пролетку, мадам достала надушенный платок и приложила к носу, спасаясь таким образом от невыносимого запаха пота, исходившего от расположившегося по соседству «фараона». Окончательно у нее испортилось настроение в тот момент, когда она вошла в участок. Серые стены, скрипучие облезлые полы, нахально-слащавые взгляды полицейских бесцеремонно рассматривающих невесть откуда взявшуюся красотку.

Судебно-следственная камера № 9 была пуста. Городовой указал на стул и удалился, объяснив, что следователь скоро будет. Обстановка в комнате была, прямо скажем, спартанская: продавленный матерчатый диван, бывший когда-то красного цвета, письменный стол, несколько стульев, керосиновая лампа с зеленым абажуром и два портрета на стене – Николая II и Столыпина. Старый шкаф, нагруженный под завязку пухлыми папками и сводами законов, покосился на одну сторону и напоминал часового, заснувшего у стены. Пахло керосиновым чадом и «персидским порошком» – верным средством от клопов.

Прошел почти час – никто не появился и только настенная кукушка, словно старая бабка, прокашляла девять раз, зашипела и, подумав, крякнула еще дважды. А в голову лезли мысли, длинные и одинаковые, как рельсы. Догадки, домыслы и опасения – одни страшнее других. Отчего-то вдруг вспомнилась случайная встреча в Казани с арестантками, которых вели под конвоем. Стало жутко и тоскливо. Захотелось плакать. И когда из глаз уже была готова выкатиться первая слезинка – открылась дверь. В кабинет вошел невысокий толстый господин в темно-синем мундире с бритым лицом и с какой-то мерзкой косичкой на макушке, уложенной спиралью. «Ну и тип! – пронеслось в голове у Варяжской. – Наверняка холост и, скорее всего, пользуется услугами желтобилетниц или, в лучшем случае, овдовевшей кухарки». Дойдя до стола, он развернулся в пол-оборота и наигранно осведомился:

– А вы, простите, по какому вопросу?

– Вот, извольте, – Аделаида протянула повестку.

– Ах, да-да-да, – шлепнул себя ладонью по лбу чиновник, и от этого его укладка подпрыгнула вверх, словно блин на сковородке. – Стало быть, вы и есть Аделаида Александровна Варяжская, так?

– Да.

– Вот и хорошо. – Чиновник водрузил на мясистый нос очки, макнул перо в чернильницу и уточнил, собираясь записывать: – Аделаида Александровна Варяжская, года рождения-с?

– Восемьдесят четвертого…

– Вот и чудненько. А сословия, простите, какого-с?

– Дворянского.

– Замужем?

– Да.

– Ну вот и замечательно. А мужа любите? – спросил он, глядя исподлобья.

– Что? – оскорбилась дама. – А какое вам до этого дело?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Следователь снял очки, снова пригладил макушку, будто проверяя на месте ли косичка, и медленно, с ударением на каждом слове, проговорил:

– Меня зовут Азарий Саввич, а фамилия моя Боголепов. И вам, душечка, ее надо бы запомнить и повторять как Отче наш, потому что ваша дальнейшая судьба будет зависеть исключительно от меня. И теперь я буду решать, с кем и в какой арестантской камере вы будете сидеть.