Чародей - Джин Вулф

— Друзья мои, — начал я, устремляя взгляд на изможденные лица людей, теснившихся позади тех, кто сидел в первых рядах, возле самого костра. — Я в неоплатном долгу перед вами. Я не могу вознаградить вас по заслугам, и возможно, вы никогда не получите награды за то, что спасли свою страну. Единственное, чем я могу вознаградить вас, — это сказать вам правду и на ваших глазах сделать то, что я намерен сделать сейчас и буду делать, пока меня не остановят. Что произойдет скоро.

Они зашевелились, но никто не заговорил.

— Первое: правда. Я предполагал вести вас в бой, сидя верхом на Облаке. Я лишился ее. Вы помните, что во время нашего похода на юг Облака со мной не было, покуда мы не встретились с солдатами Дракона. В великодушии своем Лотур вернул ее мне. Вероятно, он ожидал, что в благодарность за такую услугу я нарушу клятву, данную его отцу. Тогда мне настал бы конец, как произойдет очень скоро. Я не оправдал ожиданий Лотура, но в самый тяжелый момент его отец забрал у меня Облако. Это сильно повредило нам, и вся вина здесь лежит на мне. Я признаюсь вам в этом сейчас.

Несколько человек неуверенно запротестовали. Я поднял руку, призывая их к молчанию.

— Такова правда, и теперь вы ее знаете. Это еще не все. В Скае Вальфатер, величайший и добрейший из правителей, находящихся в подчинении у Верховного Бога, наделил меня чудесной силой. Спустя много лет я обратился к нему с просьбой отпустить меня обратно в Митгартр. Он согласился при условии, что я не стану использовать свои способности здесь, и я поклялся, что не стану… Я клятвопреступник, ибо нарушил данную Вальфатеру клятву, когда остерлинги осаждали Редхолл. Некоторые из вас находились там и никогда не забудут бурю, которую я вызвал. Сегодня ночью я собираюсь снова нарушить клятву, открыто и столько раз, сколько успею.

Несмотря на смертельную усталость, они вновь беспокойно зашевелились при этих моих словах.

Я подозвал к себе Бертольда Храброго. Он не стоял на ногах, но Поук и Анс подвели его ко мне, поддерживая под руки. Я сорвал с него повязку и исцелил его.

— Стань на колени, — велел я, — и Герда рядом.

Бертольд Храбрый ощупывал свой живот в поисках раны, но подчинился моему приказу. Ульфа привела Герду и заставила ее опуститься на колени тоже. Я возложил руки им на головы и почувствовал, как моя сила изливается из меня. Ее потребовалось много, чтобы вернуть Бертольду Храброму то, что он оставил в каком-то пруду в далеком прошлом.

Когда я открыл глаза, они по-прежнему стояли передо мной на коленях. Тишина удивила меня, ибо я ожидал великого шума, но все остальные могли видеть лишь согбенные спины двух коленопреклоненных людей при неверном свете костра. Волосы Бертольда Храброго снова стали черными, а волосы Герды — цвета спелой пшеницы. Однако мои ладони по-прежнему покоились у них на головах, и даже зрители в первых рядах не могли ничего рассмотреть толком.

Я велел Бертольду Храброму и Герде встать. Они подчинились, и Бертольд Храбрый вскричал: «Я вижу! Я вижу!» Герда крепко обняла его, и они расплакались — хотя она снова была молодой и красивой женщиной со смеющимися глазами.

Этела дернула меня за рукав, тоже вся в слезах. Я знал, чего она хочет, и велел Ульфе подвести ко мне Линнет.

— Вы не мой сын, — промолвила Линнет, — и все же вы — мой сын. Вы умертвите меня?

— Ни в коем случае, — сказал я. — Но я не могу вернуть вам радость жизни. Это мне не по силам. Станьте на колени. У меня мало времени.

Она опустилась на колени. Ум Линнет был поврежден так глубоко и серьезно, что мне казалось, будто я терзаю туго затянутый узел ногтями и зубами; наконец я справился с ним и велел женщине встать. Она улыбнулась, я улыбнулся в ответ, и мы обнялись.

— Мег по-прежнему со мной, — прошептала она. — Она там, на морском острове. Вы не отправите ее домой?

— Нет, — сказал я.

Гильфа, подошедшего следующим, я исцелил быстро и без труда. А потом я понял, что время мое истекло, ибо увидел его, стоящего позади толпы, в отдалении от костра. Я думал, он заговорит, когда я назвал имя Анса. Но он промолчал.

Я же обнаружил, что едва могу шептать. Я положил ладонь на горб Ансу — ничего подобного я прежде не делал.

— Выпрямись.

Как медленно он выпрямлялся! Он думал, что это сон, — я видел это по его лицу. Он думал, что спит и видит сон, и безумно боялся проснуться. Тауг подошел и стал рядом с ним, на всякий случай. Тауг плакал, и я тоже.

Вистан был в числе последних. Прежде чем исцелить его, я вспомнил, как он дрался с Таугом в Утгарде; с тех пор утекло много времени, и он верно служил мне.

— Ты был со мной с самого начала, — сказал я Поуку. — Нехорошо, что ты оказался последним сейчас. Надеюсь, у меня хватит времени.

— У меня есть зрячий глаз, сэр. Возьмите Вила.

Я совсем про него забыл, и Поук подвел ко мне Вила. На мгновение мне показалось, что на сей раз мне недостанет силы. Когда я закончил, он вложил мне в руку что-то — какой-то предмет, гудевший и певший великим множеством голосов.

— Я хочу отблагодарить вас, сэр Эйбел. Этого мало, но у меня больше ничего нет. Когда у меня появится еще какая ценная вещь, вы получите и ее тоже.

— Моя тетива.

— Да, сэр. Снова ваша.

В ту минуту, Бен, я чувствовал смертельную усталость и безграничную радость. Я велел Поуку подойти и подул на слепой глаз.

— Спасибо, сэр! Огромное спасибо! — воскликнул он, и мы крепко обнялись, и я понял, что он тоже исцелен, а я не в силах больше исцелять.

Я хотел сесть, но высокий мужчина в широкополой шляпе направлялся ко мне, и садиться было нельзя.

— Ты закончил, Драконриттер.

Это был не вопрос.

Я опустил голову.

— Ты пристыжен. — Его глаз блестел в темноте. — Ты покончил бы с жизнью, если бы я приказал, и покончишь в любом случае.

— Да, Вальфатер. — Я сжал рукоять своего кинжала.

— Я запрещаю тебе! Но я не ожидаю от тебя повиновения. Ты умрешь, когда Зима и Древняя ночь поглотят нас. И я умру. И мой сын Тунор, который не верит в это. Пока же я благодарю тебя за то, что ты исцелил моего пса. Вернуть тебе Облако?

— Нет, — сказал я.

— Я дам тебе животное помоложе, той же породы.

— Нет, — повторил я.

— Ты считал моего сына Лотура добрым и великодушным. Он не такой. Поступок, показавшийся тебе великодушным, служил лишь подготовкой к измене. Если бы ты знал Лотура так же хорошо, как знают другие, ты бы сразу понял это.

Горячее чувство всколыхнулось в моей душе, и я поднял голову:

— Я никогда не молил вашего сына о помощи и ни одним своим поступком не заслужил его благодарности. Он велел Моркане вызвать меня и сам предложил мне помощь. Мы умирали от голода и были слишком слабы, чтобы противостоять нашим врагам. Он обеспечил нас продовольствием и дал нам людей. Я не стану жаловаться на него, никогда больше.