Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

— Нет!

Папа уперся. Я тоже.

— Джордж, да пойми ты, ничего хорошего не выйдет, если ты меня оставишь тут одного. Не буду я ходить в школу. Экзамены на гражданина третьего класса я сдам хоть сейчас. Тогда я смогу поступить на работу и…

Он оборвал меня:

— Не нужно тебе поступать на работу. Я оставлю тебе достаточное обеспечение, Билл. Ты…

— Достаточное обеспечение! Неужели ты думаешь, что я прикоснусь хотя бы к одному твоему доллару, если ты уедешь и бросишь меня? Буду жить на стипендию, пока не сдам экзамены и не получу трудовую книжку.

— Пониже тоном, сынок! — сказал он, потом добавил: — Ты ведь гордишься тем, что ты скаут, разве не так?

— Ну — так.

— Я, вроде, припоминаю, что скаутам полагается быть послушными и вежливыми.

Этим аргументом он припер меня к стенке. Мне пришлось подумать.

— Джордж…

— Да, Билл?

— Извини, если я был груб. Но законы скаутов были придуманы не для того, чтобы загонять скаута в угол. Пока я живу в твоем доме, я буду делать то, что ты говоришь. Но если ты от меня уедешь, то и прав на меня больше никаких не будешь иметь. Разве это не по-честному?

— Сынок, будь разумным, я это делаю для твоего блага.

— Не уходи от ответа, Джордж. Это по-честному — или нет? Если ты уедешь за сотни миллионов миль, как ты можешь рассчитывать управлять оттуда моей жизнью? У меня будет своя жизнь.

— Я останусь твоим отцом.

— Отцы и сыновья должны держаться вместе. Насколько я помню, отцы, которые отплывали на первом «Мэйфлауэре», везли своих детей с собой.

— Тут другое дело.

— Что ты имеешь в виду?

— Теперь это дальше, неизмеримо дальше — а насколько опаснее?

— И тогда было опасно: половина колонии в Плимут-Рок погибла в первую зиму, это каждый знает. А расстояние ничего не значит, какая разница, как долго ехать. Если бы мне сегодня пришлось возвращаться домой пешком, я провел бы в походе целый месяц. У пилигримов ушло шестьдесят три дня на то, чтобы пересечь Атлантику — по крайней мере, так меня в школе учили, — а сегодня по радио сказали, что «Мэйфлауэр» — этот «Мэйфлау-эр» — долетит до Ганимеда за шестьдесят дней. Это делает Ганимед ближе, чем Плимут-Рок был от Лондона[81].

Папа встал и начал выбивать трубку.

— Не собираюсь спорить, сынок.

— И я не собираюсь.

Я сделал глубокий вдох. Не нужно мне было говорить то, что я сказал дальше, но я это сделал. Очень уж я завелся. Никогда раньше со мной так не обращались, и я, наверно, хотел тоже сделать больно в ответ.

— Но вот что я тебе скажу: ты не один страдаешь от урезанной нормы питания. И ты напрасно воображаешь, что я собираюсь торчать здесь, пока ты ешь от пуза в колонии. Ты хорошо подумал? А я-то считал, что мы как-никак партнеры.

Произнести последние слова было просто низостью. Ведь именно их он мне сказал в тот день, когда умерла Анна, и так оно всегда между нами и было. В ту самую минуту, как я это сказал, я понял, почему Джордж вынужден эмигрировать, и понял, что никакого отношения нормы питания к этому не имеют. Но я не знал, как взять свои слова обратно.

Папа вздрогнул. Потом медленно выговорил:

— Значит, вот как ты все это понял? Что я хочу уехать, чтобы не пропускать иной раз обед и нормально питаться?

— А что же еще? — спросил я.

Я был загнан в угол и не знал, что сказать.

— Хм-м… Что ж, если ты так считаешь, Билл, мне нечего возразить. Пойду я, пожалуй, спать.

Я пошел к себе в комнату с таким чувством, что меня как следует встряхнули и все перемешали внутри. Мне так ужасно не хватало мамы, я это ощущал физически и знал, что в Джорджем творится то же самое. Она никогда не допустила бы, чтобы наш спор разгорелся до того, что мы начали кричать друг на друга — по крайней мере, чтобы кричал я. Кроме того, наше партнерство дало сильную трещину, никогда оно не станет таким, каким было прежде.

После душа и длительного массажа я почувствовал себя лучше. Я же знаю, что наши с ним отношения по-настоящему не Moiyr порушиться. Времени еще много, и наверняка Джордж поймет, что мне нужно поехать с ним, он не станет делать из колледжа препятствие. В этом я был уверен — ну, по крайней мере, почти уверен.

Я начал думать о Ганимеде.

Ганимед!

Так ведь я и на Луне еще никогда не был. Со мной в классе учился мальчик, который родился на Луне. Его родители все еще были там, а его послали домой учиться. Он ужасно воображал и строил из себя заядлого космонавта. Но Луна от нас меньше чем в четверти миллиона миль, практически в нее можно камнями кидаться. Она не могла себя прокормить; в Лунной колонии такой же рацион питания, как на Земле. Но Ганимед!

Посмотрим: Юпитер отсюда за полбиллиона миль, более или менее — это зависит от времени года. Что стоит небольшое расстояние до Луны по сравнению с таким прыжком? Что-то на меня вдруг нашло: я никак не мог вспомнить, третья или четвертая луна у Юпитера Ганимед? А знать мне это было необходимо. Так, в гостиной есть книга, которая мне на это ответит. И не только на это. Эллсворте Смит «Путешествие по колониям Земли». Я отправился за ней.

Папа, оказывается, не спал. Он сидел и читал. Я сказал:

— A-а, привет! — и пошел искать книгу.

Он кивнул и продолжал читать. Книги на месте не было. Я стал искать. Папа спросил:

— Билл, ты что ищешь?

И тут я увидел, что она у него в руках. Я сказал:

— Да ничего. Я не знал, что она тебе нужна.

— Эта? — он поднял книгу.

— Да неважно, я что-нибудь другое найду.

— Возьми. Я уже посмотрел.

— Ну… ладно, спасибо.

Я взял книгу и повернулся, чтобы уйти.

— Минутку, Билл.

Я остановился.

— Я принял решение. Я не еду.

— Как?

— Ты был прав. Мы партнеры, и мое место здесь.

— Да, но… послушай, Джордж, мне жаль, что я сказал тебе о рационе. Я ведь понимаю, что причина не в этом.

Я хотел сказать, что причина в Анне, но боялся, что разревусь, если назову ее имя.

— Ты хочешь сказать, что согласен остаться и ходить в школу?

— Ну… — Я собирался сказать вовсе не это, я ужасно хотел, поехать сам. — Не совсем это. Я хотел сказать, что понимаю, почему ты хочешь… почему ты должен ехать.

— Хм-м… — он зажег трубку и провозился с ней очень долго. — Понимаю. А может быть, нет. — Потом добавил: — Давай так, Билл.

Между нами все сохраняется. Это значит: или мы оба остаемся, или оба едем — если ты только по собственной воле не решишь, что останешься получать аттестат и приедешь ко мне туда позже. Так будет справедливо?

— Так? Конечно!