Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи

вашим словам, знакома с молодым человеком, которого вы называете «Павлином» и в которого влюблена Норма. Снова звено. Вернее, звенья. А какую роль играет во всем этом этот ваш Павлин? Любит ли он Норму? Как будто да. Ее родителям это очень не нравится, что, впрочем, совершенно естественно.

— А странно, что Клодия Риис-Холленд оказалась секретаршей Рестарика, — задумчиво произнесла миссис Оливер. — Кстати, насколько я могу судить, она великолепно справляется со всем, за что бы ни взялась. Может быть, это она вытолкнула женщину из окна на седьмом этаже.

Пуаро медленно повернулся к ней всем телом.

— Что вы сказали? — спросил он напряженно. — Что вы сказали?

— Она жила в их доме… Я даже фамилии этой женщины не знаю, но она выпала из окна — или выбросилась. Из окна седьмого этажа. И разбилась насмерть.

— И вы мне ни слова не сказали? — сурово произнес Пуаро.

Миссис Оливер посмотрела на него с изумлением.

— Не понимаю, о чем вы?

— О чем я? О смерти, вот о чем! Я просил вас рассказывать мне обо всех известных вам смертях, хоть в какой-то мере имевших отношение к нашему делу, и вы сказали, что ни о каких смертях не знаете. Только о попытке отравления. А смерть есть. Смерть в… как называются эти корпуса?

— Бородин-Меншенс.

— Да-да. А когда это случилось?

— Самоубийство? Или… в общем, она выпала… По-моему… да… по-моему, за неделю до того, как я там побывала.

— Великолепно. А как вы об этом узнали?

— Мне сказал молочник.

— Молочник, bon Dieu![1647]

— Ему просто с кем-то хотелось поговорить, — объяснила миссис Оливер. — Вообще-то ужасно, да? Вот так, среди бела дня… Нет, кажется, это произошло рано утром, очень рано.

— Как звали эту женщину?

— Понятия не имею. По-моему, он не называл ее имени.

— Молодая, пожилая, старая?

— Ну-у… — Миссис Оливер напрягла память. — Точно он ее возраста не упомянул. Около пятидесяти, вот что он, кажется, сказал.

— Так-так. Ее знали все три девушки или только одна из них?

— Понятия не имею! Об этом никто ничего не говорил.

— Такое событие, и вы молчали!

— Нет, право же, мосье Пуаро, я не вижу, какое это может иметь отношение к делу… Ну, наверное, может. Но никто ни разу ее не упоминал. Ни до, ни после.

— Но это же звено! Ведь Норма живет в этом доме. Итак, там кто-то кончает с собой (насколько я понял, так это выглядело со стороны). То есть какая-то женщина выбрасывается или ее выталкивают из окна седьмого этажа и разбивается насмерть. А дальше? Несколько дней спустя Норма, услышав, как вы случайно упомянули в разговоре мою фамилию, является ко мне и говорит, что она совершила убийство. Да, видимо, это оно и есть — искомое убийство.

Миссис Оливер хотела было сказать «вздор», но не решилась. Хотя и осталась при своем мнении.

— Вот тот факт, которого мне не хватало. И он свяжет все воедино! Да-да. Я пока еще не знаю, каким образом, но это так. Мне надо подумать. Мне необходимо подумать. Я должен вернуться домой и думать, думать, пока все звенья не образуют единого целого. Но это звено, несомненно, центральное, которое их все и соединяет. Да! Наконец-то! Наконец-то мне станет ясно, как следует действовать. — Он встал, добавил:

— Adieu, chere madame![1648] — и ринулся вон из комнаты. Миссис Оливер дала волю своим чувствам.

— Вздор! — объявила она пустой комнате. — Полнейший вздор! Четыре таблетки аспирина разом — это ничего или все-таки многовато?

Глава 15

У локтя Эркюля Пуаро стояла чашка с ячменным отваром, который приготовил ему Джордж. Он прихлебывал отвар и размышлял. Размышлял он особым, присущим только ему способом: отбирая мысли, как отбирают кусочки затейливой головоломки. Мало-помалу они сложатся в нужном порядке, и картина станет ясной и законченной. Но пока надо было произвести предварительный отбор, отделить существенное от всего ненужного. Он сделал глоток, поставил чашку, положил ладони на ручки кресла и принялся мысленно перебирать пока что маловразумительные фрагменты своей загадочной картинки. Когда он определится с ними со всеми, то начнет их складывать. Кусочки неба, кусочки зеленого склона или кусочки с полосками, как шкура тигра…

Его ноги в лакированных туфлях тогда мучительно ныли. Пожалуй, следует начать с этого. Вот он идет по дороге, указанной ему его добрым другом миссис Оливер. Мачеха. Он увидел свою руку, открывающую калитку. Женщина обернулась, женщина, срезавшая засохшие веточки с кустов роз, обернулась и посмотрела на него. Что это ему дает? Абсолютно ничего. Золотистая головка, золотистая, как ржаное поле, с локонами и буклями, уложенными в прическу, несколько напоминающую прическу миссис Оливер. Он чуть улыбнулся. Но прическа Мэри Рестарик была куда аккуратней прически миссис Оливер даже в самые благостные минуты. Золотая рамка, оттеняющая лицо и, пожалуй, чуть для него великоватая. Он вспомнил слова сэра Родрика: она вынуждена носить парик — следствие тяжелой болезни. Печально для молодой женщины. Действительно, головка Мэри Рестарик выглядела — теперь он точно это вспомнил — несколько утяжеленной и слишком уж безупречно причесанной. Он поразмыслил над париком Мэри Рестарик (если это, конечно, был парик: неизвестно, насколько можно полагаться на слова сэра Родрика!). Взвесил, нет ли для парика каких-нибудь иных причин, которые могли бы оказаться очень значимыми. Перебрал в памяти их разговор. Было ли сказано что-нибудь, имеющее важность? И решил, что, по-видимому, нет. Он вспомню! комнату, в которую она его привела. Безликая комната в чужом доме. Два портрета на стене. Портрет женщины в серебристо-сером платье. Узкие плотно сжатые губы.

Каштановые волосы с проседью. Первая миссис Рестарик. Видимо, она была старше мужа. Его портрет на стене напротив. Очень недурственные портреты. Лансбергер был превосходным портретистом. Мысли Пуаро вернулись к мужскому портрету. В тот день он не разглядел его толком, но потом, в служебном кабинете Рестарика…

Эндрю Рестарик и Клодия Риис-Холленд. Что тут может крыться? Являются ли их отношения только служебными? Пожалуй, все-таки нет. Человек вернулся на родину после долгих лет отсутствия, человек без близких друзей и родственников, которого ставит в тупик и очень тревожит характер дочери, ее поведение. Вполне естественно, если он попросит свою новую секретаршу — чрезвычайно, кстати, толковую — помочь ему с квартирой для дочери в Лондоне. И она оказывает ему дружескую услугу, поскольку ей как раз тогда же понадобилась третья… Третья девушка… Это загадочное понятие из квартирных объявлений, которое ему растолковала миссис Оливер, постоянно приходило на ум, словно в нем таилось еще какое-то значение. Пока не уловимое,