Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

Мораль:

Друзья! Прославиться есть методы готовые,Они не новые,Но не такие, как у Дубова, дубовые.И если кто захочет стать поэтом,Пусть помнит он об этом.Как и о том,Что истинным талантам дозволяетсяДовольно многое, серьёзно,Из того,Что рифмоплётам бесталанным воспрещается.И в этом истины я вижу торжество.…А что до Дубова - я, правда, знал его.

ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ КУЗЬМА (басня)

«Какая поэзия, - сказал Иван Филиппович тараканьим голосом. - Жрать надо... Не только поэзия, я, уважаемый товарищ, чёрт знает на что могу пойти... Поэзия...».

Поэт Кузьма Беднов на раскладушкеЛежал и размышлял в один из дней:«У всех поэтов есть свои кормушкиИ связи средь влиятельных людей.Ах, как бы к тем кормушкам подобратьсяИ наравне со всеми обжиратьсяИ премии за книжки получать?Ну, как туда пролезть, япона мать?А если мне фамилию сменитьИ не Бедновым вовсе быть,А, скажем, стать Алмазовым КузьмоюИли Кузьмою Звёздным?! Эх, не скрою,Стать знаменитым хочется порою...».Беднов открыл газету, пролисталИ с раскладушки вдруг своей упал,Наткнувшись на заметкуПро некую смазливую нимфетку,Которой за стишки её на дняхВручили премию - да в баксах, не в рублях -Пятнадцать тысяч долларов вручили!Беднов взревел, как будто соус «чили»Без ничего отправил внутрь себя,И, носом яростно трубя,На кухню побежал в своей квартире,Там нож достал и сделал харакири.И вот лежит он, дрыгая ногами,Известный крайне слабыми стихами,А более, пока, увы, ничем...Но что он доказал? Кому? Зачем?

Мораль:

Нет справедливости в подлунном этом мире,И это ясно всем, как дважды два - четыре,Но разве это повод к харакириИли к сэппуку?Сию наукуЗапомни друг, и сочиняй, как прежде,В надежде,Что и тебе однажды премию дадут.В спокойствии верши свой трудИ не завидуй, если можешь, никому.Не спрашивай, как так и почему.Ты вспомни-ка несчастного Кузьму,Что с диким воплем улетел от нас во тьму -Затем, что начитался он газет...Беднов был слишком впечатлительный поэт.

ПРО ГЛУПОНА РИФМУШКИНА

Глупон Рифмушкин всюду тискает стихи –Они неискренни и попросту плохи;Откроешь книгу иль другую – всюду он,Бездарно серый, скучно-правильный Глупон.В его стишках, увы, не встретишь никогдаБогатства мыслей, волшебства; но без стыдаРифмушкин пошлости назойливо твердит,Ревёт ослом о том, что у него болит.Я – слишком мягкий человек, и потому,Глупона встретив, не скажу о сём ему,Однако томик маньеристов предложу:Вот где поэзия – понятно и ежу.Ко мне Ветраны и Красавы подбегут,И с удовольствием автограф мой возьмут,И увлекут меня туда, где пир горой;Стоит Рифмушкин онемелый – что ж, постой,Да поучися у Ветран и у Красав:Девчонки эти, несмотря на лёгкий нрав,Всегда прекрасно понимают, где талант,А где бездарности фальшивый бриллиант.Да, поучися! И внимательно читайТом маньеристов; конспектируй, изучай, -Вот где Поэзии сияет торжество!Вот где изящество, огонь и волшебство!Пологий лоб твой пусть наполнит оптимизм,Ты проповедуй куртуазный маньеризм,Но лучше сам ты не пиши стихов вовек,И скажут все: «Какой прекрасный человек!».

ПРОДАВЩИЦА СМЕХА

Она продавала мешочки со смехомВ пустом переходе метро…С концерта я шёл, опьянённый успехом,Хотелось мне делать добро!

Она показалась мне милой безмерно,Товар её – жутко смешным…Приблизился к ней с грациозностью серны,Спешащей за кормом своим.

С присущим мне шиком, с особым талантомЯ всё у ней разом скупил!Надел ей на палец кольцо с бриллиантом,Но жест мой её не смутил.

В молчанье великом жуя свою жвачку, -(Как будто брильянт – пустячок), -Упрятала сотенных толстую пачкуВ студенческий свой рюкзачок,

Взяла меня под руку; из переходаНа свет мы шагнули вдвоём,И голос её прозвучал с небосвода:«Ну что, мы куда-то пойдём?».

И нас закружило, и нас завертелоПо всем дискотекам Москвы…Но, хоть я отплясывал лихо и смело,Она говорила мне «Вы».

Мы приняли «экстази», мы забалдели,Козлом я вообще заскакал!С ней между зеркальных шаров мы летели –Что ж я ей роднее не стал?

Кружило-вертело, вертело-кружило,А где-то под утро ужеОна подвела ко мне парня-дебилаПод гримом густым, в неглиже.

«Ой, кто это?» – искренне я испугался.В ответ прозвучало: «Бойфренд».Дебил ухмылялся, дебил возвышался,Как страсти чужой монумент.

Увёл я её из орущего зала,Стал на ухо что-то кричать.Она танцевала и тоже кричала,Кричала: «О чём вы, а, дядь?»

«Что общего, детка, меж ним и тобою?» –Её вопрошал вновь и вновь.Она улыбнулась, тряхнув головою,И просто сказала: «Любовь…»

…Я ехал в такси, оглушён неуспехом,обжёгшийся делать добро.Опять продавать ей мешочки со смехомВ пустом переходе метро.

А жаль. Было в девушке что-то такое,Что я осознать не успел…Есть в девушках прочих, конечно, другое,Но я это «что-то» хотел!

Так смейтесь, мешочки, как раньше смеялись,Напомнив мне через года,Что с ней мы расстались, мы с нею расстались,Расстались уже навсегда!

И мне никогда не узнать, что с ней сталось,И массу подобных вещей:Как в том переходе она оказаласьИ как её звали вообще?

РОЗА

За стихи мне девушка розу подарила.Ах, спасибо, ангел мой! Как же это мило!

Нет, вы только вдумайтесь – это вправду было!За стихи мне девушка розу подарила!

Я стоял-болтал в толпе, посредине зала.Засверкало всё кругом, а затем пропало.

Мы остались с ней одни в ледяной пустыне,Где холодный лунный свет на торосах стынет.

«Это Вечность», - понял я, вздрогнул и очнулся.И, как пьяный, розу взял, даже покачнулся.

Девушка во все глаза на меня смотрела.Услыхал не сразу я, как толпа шумела.

Всё вернулось на места – лица, краски, звуки,Кто-то книгу мне пихал в занятые руки:

«Надпишите, Константэн!» – «Да, сейчас, конечно…».Начинался так концерт, он прошёл успешно.

Я счастливый шёл домой, вспоминал: «Как мило!Девушка мне – Боже мой! – розу подарила!».

ОЛЕНЬКА (поэма-экспромт)

Мы с тобой слились в экстазеИ в безумьи сладких стоновВ эру пейджинговой связиИ мобильных телефонов.

Я приехал во ВладимирИ в тебя влюбился, Оля.Помнишь – к ночи город вымер?Мы, принявши алкоголя,

Вдруг пошли гулять к обрыву,От компании удрали;Там мы дань воздали пиву…Нас желанья раздирали!

Подо мной трещали сучьяИ твоё ласкал я тело:Вся твоя натура сучьяМоего «дружка» хотела.

(Оля, если ты читаешьэто всё, не обижайся!Я ж – любя, ты понимаешь?Ты читай и улыбайся).

Помнишь – там нам помешали?А из мрамора ступени,По которым в парк вбежали,Их ты помнишь? ветви, тени?

В парке хоть луна светила.На скамье, решив, что можно,Ты «дружка» рукой схватилаИ пожала осторожно.

И, закрыв глаза, держала,Трепеща от возбужденья:Плоть в руке твоей дрожала,Раскалённая от тренья.

Но отдаться прямо в паркеНе решалась ты, однако.Поднялись, пошли сквозь арки,Где-то лаяла собака.

На квартире оказалисьИ легли в одной постели.Наши ласки продолжались.Как друг друга мы хотели!

Но пищал твой пейджер тонко –Тебя мама вызывала,Волновалась за ребёнка.Ты звонить ей выбегала.

А потом вдруг оказалось,Что сосед есть в комнатушке.Очень ты его стеснялась –Он не спал на раскладушке,

Спьяну нам мычал советы –Мол, давайте, вас тут двое,Я не в счёт; святое это,Ваше дело молодое.

Только утреннею раньюРазрешилась эта смута –О, какой восторг за гранью!О, волшебная минута!

Поднялся сосед и вышел,На тебя я навалился…Ах, восторг всё выше, выше!Ах – и вот он разрешился!

Сбилось на пол одеяло,Было утро в птичьем гаме.Подо мною ты лежала,Обхватив меня ногами,

Улыбаясь благодарно,Гладя мне живот и спину,Глядя мне в глаза коварно…Я был счастьем пьян в дымину!

Я мечтал об этом чудеИ боготворил, о, боги! –Твои маленькие груди,Твои кудри, руки, ноги.

Запищал твой пейджер сноваИ прочла ты сообщенье,А потом мы бестолковоОдевались, и в смущеньи

Всё прощались и прощались,Шли на кухню, кофе пили, -Но потом мы возвращалисьВ комнату – и вновь любили.

Нам казалось – мало, мало,Не уступим ни на йоту…Ты, конечно, опоздалаВ это утро на работу,

Я в Москву уехал, Оля,И храню твою визитку.Что ж, такая наша доля –Испытать разлуки пытку.

Но тебя я вспоминаю,Мысленно веду беседу,Как бы вновь тебя ласкаю…Оля! Я к тебе приеду!

ПОСЛАНИЕ КОТУ МОЕМУ КАТРЮШКЕ