Не страшись урагана любви - Джеймс Джонс

— Ты и вправду едешь? — спросила она наконец у Ирмы.

— Конечно, почему бы и нет? — ответила Ирма. Раздался ее колдовской смех. — Я могла бы и плавать научиться. У этих бойскаутов затруханных. Бонхэм обещал научить.

— Ну, а я не знаю, — через секунду сказала Лаки.

Ирма неожиданно наклонилась и глянула на мужчин.

— Не думаю, что у тебя есть выбор, — мягко сказала она. — Слушай, Лаки. Мы с Беном обсуждали вас с Роном. Мы не знаем, в чем дело. Кроме того, что ты говорила мне об этой бывшей любовнице — «приемной матери» Рона. Но мы решили, и Бен поручил мне сказать, что тебе, черт подери, лучше ехать. Если хочешь сохранить брак. Иисусе, вы же только что поженились. Еще и двух месяцев не прошло. — Для Ирмы это была очень длинная речь. — Мы думаем, ты хочешь сохранить брак, — добавила она. — И мы тоже хотим.

— Я не убеждена, что хочу, — тихо сказала Лаки.

— Ну, это что-то новое, — сказала Ирма. Теперь она не смеялась.

Лаки не ответила, она повернулась в сторону мужчин. Не следовало ей говорить этого. Инстинкт всегда подсказывал ей не говорить о подобных вещах с посторонними, даже с Ирмой. Она внимательно изучала мужчин за столом, и Ирма тоже замолчала.

Они действительно составляли живописную группу. Бонхэм, который мог — когда ему нужно — быть и вежливым, и цивилизованным, тем не менее выпадал из окружающей обстановки этого шикарного международного бара. Но Орлоффски — это уже чистый ужас. Его грубый, громкий, животный, абсолютно бесчувственный голос и манеры огромного мясистого тела в этом месте вдвойне превращали его в обезьяну. Безволосую обезьяну. К несчастью. И было заметно, что на этот раз даже он ощутил это. Он оглядывался по сторонам, осматривая всех мужчин, как будто выискивая, нет ли здесь хоть одного, кого он не смог бы избить. Своего рода воинственная самозащита, которая, кажется, всех заставляла чувствовать себя неуютно. Неделю, десять дней на корабле с этой дубиной Лаки считала слишком высокой ценой даже для жены. А Рону, кажется, все так нравится! И Джиму Гройнтону тоже! Все они и слова ей не сказали после приезда Бонхэма и Орлоффски. Она заказала еще один бокал.

— Пошли, — сказала Ирма. — Пора женам вернуться.

В итоге всех этих бешеных изучений карт, обсуждений и измерений выяснилось, что острова Нельсона, расположенные между Педро-Бэнк и Розалинд-Бэнк (такие маленькие, что их обозначали только на самых крупномасштабных картах), — это четыре главных острова и двенадцать крошечных необитаемых островков. Два самых северных, Северный Нельсон и Южный Нельсон, самые большие, протянулись всего на семь миль, включая полумилю расстояния между ними, и имели форму буквы «У», выведенной пьяной рукой, а пролив был как раз внизу этой буквы. Благодаря этому внутри буквы «У» везде можно было останавливаться. Два южных главных острова назывались Дог-Ки и Гринз-Ки и отстояли на шестнадцать миль к югу, они были значительно меньше, их разделял пролив шириной всего в сто ярдов. Один из них, Дог-Ки, полностью купила группа богатых багамцев, англичан и американцев, и он фактически стал частным клубом в английском стиле. Им и управлял британский служащий. Они были крайне гостеприимны и не в сезон принимали частные яхты на свою маленькую стоянку. Между этими северными островами располагались три крошечных островка, а еще девять островков протянулись линией на двенадцать-тринадцать миль к югу от Дог-Ки. Рифов там было очень много. Бонхэм предлагал идти прямо на Северный Нельсон, где была столица, естественно — Джорджтаун, провести там пару дней, поохотиться на рыб, а потом идти к остальной группе, остановившись на день в Дог-Ки, а оттуда — прямо домой в Ганадо-Бей, от маленького островка в конце всей цепи. Лаки на все это было наплевать.

К тому времени, когда закончились изучение карт, расчеты, обсуждения и измерения, все уже изрядно выпили, в том числе и она с Ирмой, поскольку провела большую часть времени у стойки бара в разговорах с Сэмом, и все они готовы были завершить день и отправиться в постель. Лаки было как-то жаль, что это так. Несмотря на все это морское барахло. Теперь отправление в постель было самой тяжкой из повседневных обязанностей. И в этот вечер она и Рон почти не разговаривали друг с другом. Она размышляла о том, что сказала ей Ирма, и о том, что просил передать Бен. Значит, все стало явным. Что должен думать Джим? У нее был позыв не показываться обнаженной перед Роном и раздеться в крошечной ванной, где ее не видно, но это был лишь позыв, и она не стала ему потворствовать. Это, определенно, только разозлит его и вызовет ссору, а у нее для этого не было настроения.

— Ты что, намереваешься по-прежнему днем выходить с Джимом? — наконец спросила она, переодевшись в короткую ночную рубашку. Она сознательно произнесла это тусклым тоном, чтобы вопрос не выглядел чересчур уж важным. Грант, конечно, спал обнаженным.

— Естественно, — сказал он, наливая себе выпить. — Почему же нет?

— То, что я сказала тебе о Джиме, не очень изменило твое обхождение с ним, — сказала она.

— Ты думаешь, я намерен дать Гройнтону понять, как он ухитрился раздолбать мою семейную жизнь? — ответил он. — Ты уж должна была узнать, что я слишком горд для этого. Да это и не его проблема. Даже если он втюрился в тебя. Это твоя проблема. И, может, моя.

Лаки легла под простыню и помолчала.

— Наверное, правильно, — наконец сказала она. — Да и вовсе не Джим «раздолбал твою семейную жизнь», как ты деликатно выразился.

Если она хотела напоследок дать залп из тяжелого орудия, то разрушений заметно не было. Если она ждала ответа, то она его не получила. Верный своему слову, он вышел в море на катамаране и на следующий день. На этот раз вышли и Бен с Ирмой. Лаки снова занялась биноклем, изучая обнаженных местных рыбаков, больше для того, чтобы рассердить Рона. Она и правда иногда его чуть-чуть любила, по крайней мере, время от времени какой-то маленький росточек того, что она когда-то ощущала, слегка пробивался в глубине души. И именно поэтому она хотела его обидеть.

Бонхэм и его тень Орлоффски весь этот день не показывались в отеле, не появились они и вечером. Они исчезли на шхуне и собирались там жить. Так что ужинали они одни, вернее, с Джимом, Беном и Ирмой, у которой на лице лежала печать тревоги. В отличие от Джима. Счастливее он просто не мог быть. И он настоял на том, что оплатит счет. Большую часть вечера он громко превозносил растущие доблести Рона — ныряльщика и охотника.

Именно после еще двух таких дней и вечеров, дней на катамаране, вечеров еды и питья с Джимом и Спайсхэндлерами, Лаки, кипевшая от напряжения, но и от скуки всего этого, сделала маленькое предложение. Ее такая жизнь не интересовала, всегда не интересовали и подобные люди, и она не этого ждала от семейной жизни с Роном Грантом. Она думала, что они, наверное, будут жить в Нью-Йорке, может быть, год-два проведут в Европе. Ее тошнит от этого и от всех них.