Молодые львы - Ирвин Шоу

Христиан ухмыльнулся. «Еще один, — подумал он, — и я выхожу из войны». Он осторожно выглянул на дорогу, где лежала винтовка, пристально осмотрел лежащую перед ним слегка повышающуюся местность, заслоненную кустами и стволами деревьев, тускло поблескивающими в свете угасающего дня. «Никаких признаков, ничего подозрительного».

Припадая к земле и петляя, Христиан осторожно двинулся в глубину леса…

Правая рука у Майкла онемела. Он не ощущал этого, пока не наклонился, чтобы опустить Ноя на землю. Одна пуля ударила по прикладу винтовки, которую нес Майкл, и вывернула ее из руки. Теперь рука болела до самого плеча, как от удара молотком. В горячке, когда он схватил Ноя и потащил его в лес, он этого не заметил, но сейчас, склонившись над раненым другом, он понял, что онемевшая рука усложняет и без того опасное положение.

Ной был ранен в нижнюю часть шеи, пуля пробила горло. Он истекал кровью, но еще дышал, неглубоко и прерывисто глотая воздух. Он был без сознания. Майкл присел рядом и наложил повязку, но остановить кровотечение, по-видимому, не удалось. Ной лежал на спине, его каска покоилась на ложе из бледно-розовых цветов, растущих у самой земли. На его лице появилось прежнее отсутствующее выражение, глаза были закрыты, и выгоревшие на концах, загнутые кверху ресницы над покрытыми светлым пушком щеками придавали верхней части лица прежнее нежное, девическое выражение.

Майкл не долго смотрел на него. Мысли тяжело ворочались в его мозгу. «Я не могу оставить его здесь, — думал он, — но не могу и унести. Если я потащусь с ним через лес, мы вместе будем прекрасной мишенью для снайпера».

Что-то дрогнуло в ветвях над его головой. Майкл быстро откинул голову назад, сразу вспомнив, где он, и сообразив, что человек, стрелявший в Ноя, в этот момент, вероятно, подкрадывается к нему. На сей раз это оказалась только птичка, которая, раскачиваясь на конце ветки, бросала вниз в остывающий под деревьями воздух похожие на брань крики. Но в следующий раз это будет вооруженный человек, горящий желанием его убить.

Майкл нагнулся. Он осторожно приподнял Ноя и снял с его плеча винтовку. Потом еще раз взглянул на него и медленно пошел в лес. Пройдя несколько шагов, он все еще мог слышать поверхностное, прерывистое дыхание раненого. Как ни печально, но на некоторое время Ноя придется оставить без присмотра.

«Тут, наверно, я и схвачу пулю», — подумал Майкл. Но это был единственный выход. Найти человека, который сделал эти два выстрела, прежде, чем тот найдет его. Единственный выход для Ноя и для него, Майкла.

Он слышал, как сильно стучит в груди сердце, им овладела сухая, нервная зевота. У него было предчувствие, что его убьют.

Майкл шел медленно и осторожно, пригибаясь и часто останавливаясь за толстыми стволами, чтобы прислушаться. Он слышал свое дыхание, пение птиц, жужжание насекомых, кваканье лягушки в соседней луже, легкий шелест ветвей под слабым ветерком. Но не было слышно ни шагов, ни позвякивания снаряжения, ни звука оттягиваемого затвора винтовки.

Он уходил от дороги в глубь леса, уходил от того места, где остался Ной с простреленным горлом, со сползшей с головы каской, лежащей на ложе из розовых цветов. Майкл не продумал заранее свой маневр. Он просто чувствовал, почти инстинктивно, что держаться вблизи дороги опасно: он был бы прижат к открытому месту и лучше виден противнику, потому что лес у дороги был реже.

Под его тяжелыми сапогами хрустели лежавшие толстым слоем жесткие прошлогодние листья и трещали скрытые под ними сухие ветки. Его раздражала собственная неловкость. Но как бы медленно он ни пробирался сквозь густые заросли, казалось, невозможно было двигаться бесшумно.

Он часто останавливался и прислушивался, но ничего не было слышно, кроме обычных предвечерних лесных звуков.

Он попытался представить себе этого фрица. Каков он из себя?

Возможно, фриц после того, как выстрелил, собрал свои манатки и двинулся прямо к австрийской границе. Два выстрела — один американец. Не такая уж плохая добыча за один день в самом конце проигранной войны. Гитлер не мог бы потребовать большего. А может быть, это вовсе и не солдат, а один из этих сумасшедших десятилетних мальчишек, которым забили голову чепухой о «вервольфах»[109], вытащивший с чердака старую винтовку, оставшуюся с прошлой войны. Майкл мог натолкнуться на мальчика с копной светлых волос, босоногого, с испуганным детским выражением лица, с ружьем в три раза больше его… Как бы он тогда поступил? Застрелил его? Или отшлепал?

Майкл надеялся, что это все же окажется солдат. Медленно пробираясь по буро-зеленому лесу, раздвигая на своем пути густые ветви, Майкл обнаружил, что шепчет молитву о том, чтобы тот, кого он преследует, оказался не ребенком, а взрослым мужчиной, одетым в форму, взрослым мужчиной, который ищет его, вооруженным и жаждущим схватки…

Он перекинул винтовку в левую руку и согнул пальцы онемевшей правой руки. Пальцы отходили медленно, волнами, их покалывало, и они болели, и он боялся, что, когда настанет время, они будут действовать слишком медленно… Его никогда не учили, как поступать в подобных случаях. Обучение сводилось к тому, как действовать в составе отделения, взвода, каким должен быть боевой порядок в наступлении, как использовать естественные укрытия, как не следует обнаруживать себя на фоне неба, как преодолевать проволочные заграждения… Он продолжал двигаться вперед, обшаривая глазами кусты и группы молодых деревьев и ловя малейшее подозрительное движение, и все думал, удастся ли ему остаться в живых. Неполноценный американец, которого готовили для всего, чего угодно, только не для этого: учили отдавать честь, учили действиям в сомкнутом строю и движению в колонне, учили самым новейшим способам предупреждения венерических заболеваний. И вот на вершине своей военной карьеры ему приходится ощупью импровизировать, встретившись с обстановкой, не предусмотренной армейскими уставами… Как обнаружить и убить одного немца, который только что застрелил твоего лучшего друга? А может быть, он был не один? Ведь было два выстрела. Может быть, их было двое, шестеро, дюжина, и теперь они поджидают его, ухмыляясь, в построенных правильной линией окопах, прислушиваясь к его тяжелым, все приближающимся шагам…

Майкл остановился. Мелькнула было мысль вернуться назад, но он отрицательно покачал головой. Он не пытался себя разубеждать. В его голове не было связных мыслей. Он просто перекинул винтовку в правую руку, хотя ее слегка покалывало, и продолжал осторожно, шурша сухими листьями, двигаться вперед.

Бревно, упавшее поперек канавы, казалось достаточно крепким. Местами оно подгнило, и древесина была мягкой, но бревно было толстое. Канава была, по крайней мере, шести футов шириной и довольно глубокой: четыре или пять футов в глубину. На дне ее лежали заросшие мхом камни, полуприкрытые сломанными ветками и сухими листьями. Прежде чем ступить на бревно, Майкл прислушался. Ветер прекратился, и в лесу стало очень тихо. У него было такое чувство, будто здесь много лет не ступала нога человека. Человека… Нет, об этом потом…

Майкл ступил на бревно. Он дошел до середины, когда оно прогнулось, затрещало и, поворачиваясь, заскользило под ногами. Помня, что нельзя шуметь, Майкл отчаянно замахал руками, стараясь сохранить равновесие, потом свалился в канаву. Его руки скользнули по камням, и он больно ушибся скулой об острый край. Он тихо выругался. Бревно сломалось с громким треском. Его тело при падении глухо ударилось о землю, затрещали сухие ветки, а каска, соскочив с головы, громко застучала о камни. «А винтовка, — с унынием подумал он, — где же может быть винтовка?..» Ползая на четвереньках, он ощупью стал искать ее, как вдруг услышал быстрые, торопливые, громкие шаги. Кто-то бежал, бежал прямо на него.

Он вскочил. В каких-нибудь пятидесяти футах человек с треском пробивался через кусты, глядя прямо на него. У бедра он держал автомат, направленный на Майкла. На фоне бледно-зеленой листвы человек был похож на темную, быстро расплывающуюся кляксу. Майкл стоял неподвижно, уставившись на бегущего человека, когда тот, не целясь, дал очередь с бедра. Майкл слышал, как прямо перед ним застучали пули, разбрасывая острые комочки земли, больно жалившие кожу. Человек продолжал бежать.

Майкл нырнул вниз. Машинально он сорвал с пояса гранату, выдернул чеку и поднялся. Человек был уже гораздо ближе, совсем близко. Майкл сосчитал до трех, метнул гранату и снова нырнул, плотно прижавшись к стенке оврага и спрятав голову. «Слава богу, — подумал он, прижимаясь лицом к мягкой сырой земле. — Я все же не забыл сосчитать!»

Казалось, до взрыва прошло очень много времени. Майкл слышал, как стальные осколки свистят над головой и впиваются в окружающие деревья. В воздухе кружились сорванные листья, с шелестом опускаясь на землю.