Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Кое-что можно.

Лидочка подумала, что совсем не загорала в этом году. Раньше никогда не боялась загара, а в этом году забыла загорать. Она прислонилась спиной к теплому камню церковной стены и закрыла глаза. Голос Теодора звучал как фонограф — ненастоящий голос. Но она слушала его, не делая усилий.

— Я думаю, что, живя эти два месяца в одиночестве, вы задумывались уже, что значат эти табакерки и кто владеет ими.

Лидочка кивнула.

— Мы не мистические существа из сумеречного мира — мы такие же люди, как вы, Лидочка. Каждый из нас — давно или очень давно — получил при определенных обстоятельствах табакерку и был научен ею пользоваться. Но кто был первым, я не знаю, и те из нас, с кем я знаком, этого тоже не знают.

— А как вы меня отыскали?

— Вас нашел не я.

— А кто?

— Вы не знаете ее.

Лидочка поморщилась — она задавала неумные вопросы. В конце концов — какое ей до того дело?

— В связи с этим, — произнес Теодор, не отрывая глаз и повернув лицо к солнцу, — я мог бы сделать предложение. Не хотите ли вы, моя госпожа, сделать небольшую операцию? Совсем небольшую и не очень болезненную.

Так и не раскрыв глаз, Теодор запустил длинные сильные пальцы в верхний карман своей легкой куртки и вытащил оттуда нечто круглое, блестящее, подобное горошине.

— Зачем это? — спросила Лидочка.

Теодор лениво приоткрыл глаз и протянул горошину Лидочке.

— Назовем это локатором, — сказал он.

Горошина была маленькой, но весьма увесистой, словно сделана из золота.

— Если вы согласитесь поставить локатор, мы всегда будем знать, где вы. И будем знать, живы ли вы.

— А я могу позвать вас на помощь?

— В сущности, вы сделать этого не можете, — сказал Теодор. — Но если нужно будет найти вас — я это сделаю быстро.

— А кто будет меня искать?

— Кому надо, — ответил Теодор, отворачиваясь, чтобы подставить солнцу другую щеку.

— Значит, это поводок? — сказала Лидочка.

— Почему вы называете это поводком? — спросил Теодор. — Ведь локатор нужен только для того, чтобы отыскать вас в ином измерении.

— Я это уже слышала. Но если меня можно отыскать в другом измерении, в третьем измерении, значит, меня можно найти за углом и в моем доме. И может быть, приказать мне — иди, иди сейчас же!

— Чепуха, — сказал Теодор неубедительно. — Кому это нужно?

— Кому? А кто сделал такой красивый локатор? Вы?

— Нет.

— Но кто? Кто?

— Тот, кто сделал табакерки, — сказал Теодор.

— Вы его видели? Вы с ним разговаривали?

— Мне трудно ответить на этот вопрос. С одной стороны, можно сказать, что разговаривал. Но не видел… нет, я не видел. Сергей, может быть, видел… Вы видели когда-нибудь Бога?

— Или дьявола? — спросила Лидочка.

— Так вы, оказывается, спорщица?

— Вы лучше скажите, зачем все это? Зачем табакерки? Зачем нам дают эту приманку? Чтобы мы стали совсем чужие и нам можно было приказывать?

Теодор сел, потянулся. Он не был ни оскорблен, ни затронут Лидочкиными словами.

— Об этом думали и даже спорили люди не глупее вас, — сказал он, — но то, что вы задумались, — хорошо. Вы будете нужны.

— Кому?

— Всем нам. Как и мы будем нужны вам. Но я могу сказать с полной уверенностью: никому из нас ни разу не было приказано дурное.

— Значит, что-то было приказано?

— Приказано одно — узнавать, собирать информацию, которая умирает с каждым поколением. Узнавать правду.

— И это — цель вашей жизни?

— Я знаю цель повседневную, но не знаю высшей. Мы наблюдаем, мы фиксируем события и обстоятельства. Порой мы исполняем просьбы, пришедшие извне. Но просьбы эти не касаются больших перемен. Мы получаем просьбу уйти в будущее, в конкретное время, в конкретное место. Разрешить конкретную загадку.

— А в прошлое вы можете? — спросила Лидочка. Спросила не случайно, а потому, что надеялась на это. Если бы можно было поставить табакерку на задний ход и вернуться в 1913 год! И оказаться рядом с Андреем до начала всех событий.

— Прошлое уже совершилось, — сказал Теодор, — оно уже есть. Как можно изменить то, что уже совершилось? Вы можете обогнать время, но не можете вернуться. В прошлом вы существовали, и вам еще предстояло пережить все, что вы пережили.

— Значит, все кончено?

— Я здесь потому, что могу исправить некоторые ваши ошибки.

— Мои ошибки?

— Да. У меня есть опыт — я давно в пути, я знаю ловушки времени.

— А сколько вам лет? — Лидочка спросила как бы из вежливости. В самом деле ее это не интересовало.

— На это у нас с вами, путников времени, есть два ответа. Мне сорок шесть лет физиологически. Столько я просуществовал. Мне шестьсот сорок один год, два месяца и один день — столько я проплыл в реке времени. Не морщите свой носик, девочка. У вас тоже двойной ход времени. Вам восемнадцать с половиной лет — столько вы прожили. И двадцать один год по обычному земному счету. Вы поняли?

— Это просто, — сказала Лидочка, не открывая глаз. — Но вам слишком много лет.

— Не знаю. Жизнь проходит одинаково быстро — шестьсот лет равны тридцати. Вы поймете это лет через сто.

— Что? Я? — Тут Лидочка очнулась. — Хватит! Я ни шагу больше не сделаю. Мне нужна была табакерка, чтобы не расставаться с Андреем. Теперь возьмите ее!

— Дослушай меня. — Теодор мягко отвел руку Лидочки с выхваченной из сумки табакеркой. — Я расскажу об одном удивительном свойстве реки времени. Оно было открыто тысячи лет назад моими коллегами и, может быть, является настоящей целью нашего с вами существования.

— Но я ни при чем! Я же не просила вас!

— Наши неофиты, новые путники, тщательно выбираются и готовятся — обычно это дети путников. Тайна должна сохраняться в узких пределах. Андрей был избран для этой цели со своего рождения.

— Он отличался от обычных людей?

— Он был обычный, как вы. Но в его подготовку вмешался случай. Сначала погибли его родители…

— Они были вашими путниками?

— Да. Потом погиб Сергей Серафимович, который усыновил Андрея. Он тоже был один из нас.

— И Глаша, — сказала Лидочка.

— И Глаша.

— Но нам с Андреем табакерки достались случайно.

— Что такое случайность? Впрочем, теперь вы одна из нас. Когда вы встретитесь с Андреем…

— Я уже встретилась. — Лидочка показала на кладбище, закрытое кустами от их взоров.

— Здесь вы не можете встретиться с Андреем. Здесь он умер.