Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

«Это сделал я», – подумал Дамон.

Гудение в его венах – странное жужжание, пузырившееся вверх и вниз по шее, врывавшееся в голову и выходившее из нее, – началось со слабого шипения, но затем, по мере того как зелень пожирала город, оно вскипело и дошло до точки взрыва. Он знал, что погрузился в сон: такое могло случиться только в сновидении.

Монахи, которым Дамон велел патрулировать доки и ожидать появления Райте, вооруженного мечом святого Берна, были опытными эзотериками: ветеранами и специалистами в навыках тайных операций, начиная от рукопашных поединков и кончая магической контрразведкой. При первых шорохах растительности, восставшей к жизни вокруг них, они рассеялись и залегли в укрытия, как настоящие профессионалы.

Он остался один.

Дамон больше не видел их в буйстве переплетенной зелени и не был уверен, что хочет этого. Он не был уверен ни в чем. «Что-то мне нехорошо, – подумал Дамон. – Меня знобит. Наверное, я все еще болен. Это какой-то лихорадочный сон».

Он несколько дней не покидал территорию доков. Дамон не мог держаться в стороне. Он лично расставил по постам дозорных и охранников, но не смел довериться им. Когда дела заставляли его удаляться от берега, ему чудились видения, в которых Райте ускользал, как юркая змея, и убегал.

А он знал, что Райте был в центре всего происходящего в Анхане. Он не мог дать ему уйти, иначе все надежды на ответ оказались бы тщетными. И поэтому Дамон возвращался к реке, мерил берег шагами, взглядом и ждал, потому что во всей Анхане мог доверять лишь самому себе.

«Потому что это мой сон».

Живот болел: посреди неистовства зелени его кишки извивались, как черви. Желчь вырвалась рвотой – изо рта выплеснулась молочно-белая жидкость с коричневыми прожилками. Сколько времени прошло с тех пор, как он ел в последний раз? И что он ел в последний раз?

Коричневые прожилки походили на кровь.

Он вытер рот тыльной стороной ладони, и прикосновение к губам ужалило его резкой болью. Губы шелушились, покрывались трещинами и пачкали руку алой кровью. Ему хотелось пить – ужасно хотелось пить: Он встал на колени, набрал в ладони холодную речную воду и поднес ко рту, но язык превратил жидкость в гвозди и битое стекло. Он чувствовал, как осколки ранили горло и резали внутренности…

«Наверное, мне нужна не вода, а что-то другое».

Дамон обернулся к лужице рвоты и сравнил коричневые прожилки в белой пене с липким красным пятном на тыльной стороне ладони. «Кровь», – подумал он.

«Кровь».

Пора выходить на охоту.

Краем глаза он заметил быстрое движение. Кто-то скрывался в зарослях. Дамон встал на четвереньки, раздвинул руками тростник и перебрался на участок, поросший пшеницей. Вот! Опять! Или нет? Может быть, и в первый раз показалось? Что, если он видел это раньше или вспоминал старый сон?

Высокий каблук сапога, исчезнувший за стволом ясеня; мимолетный и испуганный взгляд женщины – ее расширенные глаза, смотревшие на него долю секунды, пока их не скрыли пшеничные колосья; запах немытых подмышек и промежности; металлический вкус крови, оставшийся во рту…

Его сновиденные джунгли были наполнены людьми.

Он слышал, как заросли медленно пробуждались к жизни. Со всех сторон доносились леденящие кровь крики, рычание и хрюканье, визг, мычание и вой. Они раздавались вблизи и вдалеке, порождая резонансы и эхо: крики людей, а не животных. Крики зверей, которыми всегда оставались люди.

Он пополз на звук хрустевших стеблей, но вопль боли, перешедший в слабый стон, заставил его подняться на ноги. Приминая тростник, на речном берегу боролись мужчина и женщина – в сплетении человеческих тел то и дело мелькал нож. Дамон не мог понять, кто из них нападал и кто защищался. Он видел только яростные взмахи рук, блеск лезвия и кровь.

Кровь…

Она притягивала его к себе, и Дамон полз вперед, изнывая от жажды. Прежде всего это был только сон.

В зарослях тростника кто-то толкнул его в спину и сбил с ног. Упав на землю, Дамон почувствовал на губах смолистую жидкость сломанных стеблей. Они вонзились в лицо, и в то же мгновение напавший мужчина безжалостно прижал его коленом. Суетливые руки начали рыться в карманах одежды. Дамон не сопротивлялся. Он лежал на животе и отстраненно гадал, как это происшествие могло случиться в его сне. Затем он увидел тускло блеснувшие зубы, которые через мгновение впились в основание шеи и начали грызть его плоть. Боль, настоящая боль – чрезмерно реальная боль – вывела его из состояния изумления. «Этот сон не мой!»

Дамон изогнулся, схватил одной рукой косматую жующую голову и одновременно пальцами второй руки нашарил глаза мужчины. Тот заворчал, не желая отвлекаться от трапезы. Кулаки Дамона бесцельно молотили воздух. Он что было сил вдавил пальцы в глазницы. Человек принялся вырываться, отбиваясь, толкаясь и стоная от боли. Дамон отпустил его и через миг услышал звук глухого удара, за которым последовало влажное бульканье. Он перекатился на бок, сел и увидел одного из своих эзотериков. Тот перехватил нападавшего и ударом ножа рассек ему горло.

– Почтенный Дамон! – задыхаясь, произнес эзотерик. – Господин посол, я прошу прощения…

И склонился над ним с окровавленным ножом в руке.

– Было трудно добраться до вас… Все это…

Он указал ножом на окружавшую их вакханалию зелени. Дамон не мог отвести взгляда от острого лезвия: красные капли стекали по стальному клинку на запястье монаха. Они казались такими теплыми, такими… соблазнительными… Ему пришлось напомнить себе, что это не сон. Он находился здесь при исполнении обязанностей.

– Я ранен, – тихо прошептал Дамон.

Он убрал руку, которой зажимал рваную рану на плече, и из-под пальцев брызнула кровь.

– Рану нужно промыть и перевязать.

Молодой монах затаил дыхание и нагнулся к начальнику, чтобы осмотреть укус, но Дамон отстранился.

– Нож, – сказал он, отворачиваясь в сторону.

– Что вы говорите, господин?

– Вытри свое оружие, брат, – хриплым голосом произнес Дамон. – Сначала вытри оружие. И делай так всегда.

Монах покраснел.

– Я… я прошу прощения, господин, – запинаясь, пробормотал он. – Просто все так внезапно…

Он указал рукой на джунгли, на труп с перерезанным горлом, лежавший в двух шагах от них; на мужчину в тростнике, из глаза которого торчала рукоятка ножа; на кровавый след среди сломанных стеблей, обрывавшийся в нескольких ярдах у того места, где раненая женщина с хрипом выдыхала остатки жизни.

– Кругом такое безумное… Эти события могут свести с ума кого угодно.

– Они никого не сводят с ума.

Дамон, шатаясь, поднялся на ноги, и тонкое жужжание в его голове усилилось.