Как исправлять ошибки (СИ) - Алексей Веселов

Свободно парящая часть сознания Делимора безошибочно определила творящуюся волшбу, и допустить ее было смерти подобно. Копье Тьмы грозило разнести зал в пыль. Только Черные доспехи могли противостоять заклинанию такой убойной силы. Возможно, Белые тоже, но Эрмоту даже в голову не пришло это проверить – вампир не пережил бы этой магической атаки, а значит, не могло быть и речи о том, чтобы позволить Императору использовать Копье. На решение оставались считанные секунды…

И вспыхнул свет. Ослепительный, живой, теплый. Подсказка, позволявшая спасти жизнь Винсенту. Мгновенно создав астральный щит, Делимор постарался перекрыть доступ Тьмы к доспехам Императора. Не следовало этого делать. Белые доспехи могли справиться и без его слабосильного вмешательства. Столкнувшись с сиянием, купол дрогнул и накрыл обоих. Мир застыл. Свет и Тьма сплелись в смертельных объятиях. Остановилось время. Изо всех сил Эрмот тянулся к Императору клинком, надеясь преодолеть это вязкое ничто и поразить противника, но не мог сдвинуться с места. Он видел, как вздуваются вены на висках лорда Черных доспехов, напрягшегося в таком же усилии. Тщетно. Мысли в голове метались в поисках выхода из этой нелепой, но такой жуткой ситуации.

И вдруг черно‑белая молния прорезала капсулу стасиса.

– Эр‑р‑рмот! Ур‑р‑род! Ты куда‑у смотр‑р‑рел?! Тут нашего‑у упыр‑р‑ря‑у почти убили‑у! Кто‑у?! Кто‑у?! – тут Сириус безошибочно вычислил единственного незнакомца и вполне логично посчитал его виновником плачевного состояния вампира. – Ты‑у! – заорал он так, как может орать только очень разгневанный кот, и, буквально взлетев, вцепился в лицо Императору.

От неожиданности бессмертный правитель дрогнул, растерявшись на секунду. Этого времени Делимору хватило, чтобы вскинуть ослепительно засверкавший меч. Едва клинок коснулся доспехов врага, сияние перекинулось на них, стремительно распространяясь, сжигая, уничтожая. Император закричал. Страшно, обреченно. Меч выпал из рук Эрмота, накатила слабость, захотелось сейчас, немедленно, сию минуту стянуть с себя Белые доспехи.

– Сириус, ты не умер… Как хорошо… – смог поприветствовать усато‑хвостатого спасителя граф, опускаясь на пол.

– Да умер я, умер, – отмахнулся кис. – В седьмой раз уже. Эх…

Глава сорок перваяПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТМаркиз де Карабас(Kagami, Plamya.)

Мне было плохо. Очень плохо. Мне не хотелось жить. Точнее, жить‑то мне хотелось, но хотелось, чтобы эта приятная участь постигла не только меня. Но, наверное, так не бывает. Я чувствовал себя виноватым. Перед погибшими Кевином и Эрри. Перед потерявшим еще одну жизнь Сириусом. Перед злой, как тысяча демонов, Киниадой и не менее злым Ша‑Нором. Перед несчастным до коматозного состояния принцем Феллиором. Перед покалеченным и не слишком быстро регенерирующим Винсентом. Перед бледной и притихшей Леринеей. Перед мрачным Риком и окаменевшими Джефри и Венном. Перед все время прячущей слезы Морганой. Перед страдающим таким же комплексом вины, замкнувшимся Эрмотом Делимором. И перед рассыпающимся от этой его замкнутости Догом.

Я дурак, это ни для кого не новость. Теперь я знал, что еще и слепой дурак. О чем я думал?! На что рассчитывал, сводя вместе людей и нелюдей, вынуждая их исправлять мою роковую ошибку? Чего добился?

Мы спасли и вернули в команду Кевина, которого его друзья уже успели оплакать. Вернули лишь для того, чтобы разбередить раны, заставить их поверить, что он все еще с ними. А теперь Кевин погиб. И если бы я, дурак, не несся в тот момент со всех ног на помощь Делимору, который, кстати, совершенно в ней не нуждался, то Кида успела бы меня найти, и, может быть, Кевин был бы сейчас жив. А еще, если бы я не был так уверен в том, что Дог крут по определению, если бы вовремя разглядел в нем напуганного мальчишку и… – ворк! Какой же я идиот! – влюбленную девушку, его бы не ранили, и тогда Кида нашла бы его. И опять же, Кевин был бы жив. И Рик не ходил бы мрачнее тучи, не плакала бы Моргана, и они бы не поссорились. Потому что, я, чурбан бессердечный, видел, как Рик на нее смотрит, как она смотрит на Рика, но думал, что возвращение Кевина не имеет к этому никакого отношения.

Я хотел вернуть Сириусу его потерянную жизнь, но не только не вернул, а, втравив его в эту войну, лишил предпоследней. В следующий раз кот, привязанный ко мне на всю оставшуюся жизнь магией, умрет окончательно и бесповоротно. И мир станет беднее на одного клетчатого скандалиста, и зачахнет от тоски влюбленная в него мышь. Я тоже зачахну. И без кота и без абсурда нашего сосуществования. Но так мне и надо. Я сам виноват во всем.

Эльфийский принц Феллиор отправился в отчаянное путешествие на Дракерос ради своей любви. Кида может над ним посмеиваться, но я всю дорогу немного завидовал Феллу. Теперь не завидую. Потому что из‑за меня погибла Эрри. И Фелл тоже умер. У живых не бывает такого взгляда. И магией это не лечится. Я убил их обоих. А еще я разбудил зверя в красной принцессе. Она поклялась, что драконы больше не будут гибнуть из‑за людских интриг, но именно интриги людей в мире Эрмота принесли смерть лиловой драконице. И теперь мне страшно за Киниаду. Потому что вчера они с Догом чуть не подрались за право свернуть шею Темной Властелинше. А это значит, что теперь они наперегонки рванут в самое полымя, и в этом тоже виноват я.

И я ничего не могу сделать. Единственное, что сумел – вылечить Дога. А Винсу помочь не в силах. Вампир должен регенерировать сам. И он бы уже десять раз регенерировал, если бы не прошел третью ступень отречения. И это тоже из‑за меня. А я‑то, дурак, радовался, что так все у него хорошо складывается, что воля у него железная! Теперь за свою волю здоровьем расплачивается. А что мне стоило предупредить, чтобы держались в Звездном казино все вместе? Может тогда Винсент и не сыграл бы на свое желание… Да еще Лера над ним трясется, а ему от этого только хуже. Он за нее переживает. Он вообще ответственный, хоть и старается этого не показывать. И не слепой, кстати, в отличие от меня. Сына он любит и к ученице своей привязан… Тяжело ему. А ведь не вытащи я их из родного мира, и все могло бы сложиться иначе…

Я лежал в своей комнате и думал о них, о себе, о жизни, которой мы все оказались лишены в той или иной степени. Как бы ни винил себя Эрмот, виноват во всем был я один. Это я впустил в мир Тьму, я позволил ей возродиться. Сегодня Аль сказал, что нам хватит прохлаждаться. Он прав. Три дня мы зализывали раны – физические и душевные. Кто как мог. У кого‑то получилось, у кого‑то нет. Вру. Ни у кого не получилось. Просто кому‑то удавалось лучше скрывать свои чувства, кому‑то хуже. Все собрались на ужин, но стояла такая тишина, словно никого в соседнем помещении не было. Даже все те вкусности, что по‑прежнему готовила Леринея, казалось, боялись пахнуть аппетитно и больше не заманивали в уют кухни.