Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

обычае – то ли дарма, то ли харма – как-то так называется. И этот обычай не позволяет им заниматься ничем кроме своего ремесла. А их ремесло – выделка косской ткани. Мужчины ткут, женщины прядут – этим и живут вот уже сотню лет. Размножились они за это время как кролики, сырья на всех не хватает, вырабатывают мало, разоряются, а другим делом заняться обычай не велит. В итоге либо дохнут с голоду, либо попадают в рабство за долги из-за своего дурацкого обычая. Вот и у этой родители разорились и в долги влезли – и вся семья угодила на невольничий рынок. Зато обычай свой старинный соблюли, дурачьё эдакое!

Мы с Васькиным многозначительно переглянулись и кивнули друг другу, едва сдерживая торжествующий вопль.

– И что, совсем ничего больше не делают, кроме своей косской ткани?

– Ну, прясть лён или шерсть она, пожалуй, будет. Но зачем же ты повезёшь к себе простую прядильщицу, когда в твоей собственной стране наверняка хватает своих ничем не худших прях?

– Ты прав. Вдобавок простые рабы у нас и стоят дешевле. Правда… гм! – я с нарочитой откровенностью «раздел» невольницу глазами.

– Не самый лучший выбор для этого, чужеземец! – усмехнулся работорговец. – Наложницей она будет тоже слишком строптивой. Разве только если тебе нравится брать женщин силой…

– А это ещё почему?

– Да всё этот их дурной обычай! Для жреца или философа она раздвинет ноги с радостью, для воина – охотно, с земледельцем и мастеровым ещё ляжет, а вот купцов они почему-то презирают. Не спрашивай меня, чем для них торговец хуже крестьянина, я не интересовался причинами, но в том, что их обычай именно таков, я готов поклясться тебе перед богами. Ещё терпят очень богатых и влиятельных, но ты ведь не очень-то похож на такого. Мелкий же торговец для неё лишь немногим лучше раба. Кроме того… гм… ты только пойми меня правильно и не обижайся, чужеземец, но ты ведь – варвар. Это тоже не добавит ей желания принадлежать тебе и ублажать тебя ночами на ложе.

– Даже так? Гм… Ну-ка, покажи мне её получше! – я уже разглядел и маленькое пятнышко краски на лбу рабыни, подтверждающее индийское происхождение её предков, но следовало отыграть роль недалёкого сластолюбца до конца.

Рабыня содрогнулась от ужаса, когда купец заставил её раздеться перед нами, но деваться ей было некуда.

– Недурна, – признал я. – Но ты говоришь, она строптива? Это не очень хорошо.

– Я предупредил тебя – решай сам.

– Да, ты предупредил меня честно… Гм… Недурна… Но своенравна… Гм, – я старательно изобразил колебания. – Это же придётся её укрощать… Гм…

– Если она нравится тебе – уступлю за девяносто, – проговорил купец.

– Семьдесят! – грабить честного и даже вполне порядочного – ну, для этой его далеко не самой респектабельной профессии, конечно – торговца мне не хотелось, но для поддержания легенды нужно было изобразить прижимистость и поторговаться.

– Восемьдесят! – возразил тот. – Должен же я заработать на ней для своей семьи ну хотя бы уж несколько драхм!

– Хорошо, не буду лишать тебя барыша – пусть будет восемьдесят, – я отсчитал ему монеты, с трудом подавляя довольную ухмылку. Тридцать два карфагенских шекеля за ТАКУЮ бабёнку – в самом деле, дешевле только даром, гы-гы!

8. Александрия Египетская

В отличие от того Колосса Родосского, Александрийский маяк ещё не рухнул и пока вроде бы падать не собирался, так что уж это-то чудо света мы всё-таки повидали в его натуральном и достаточно впечатляющем виде. По мере приближения его громада всё поднималась и нависала над кораблём. Для нашей современной эпохи это была бы вполне заурядная высотка, но для античности – млять, просто слов нет, учудили Птолемеи!

Если уж и мы с Васькиным, привычные к виду небоскрёбов нашего мира, при виде этого маяка несколько прихренели, то Мунни, моя косская рабыня, и вовсе выпала в осадок. Она ведь до попадания в рабство вообще за пределами своего острова не бывала и никаких таких суперпостроек никогда не видела, а тут сразу такое, гы-гы! Учитывая, что в Александрии мы пробудем ещё не один день и насмотреться на маяк ещё успеем вволю, я не собирался лишать Мунни зрелища из окна, а себя самого – созерцания её уморительно отвисшей челюсти, но… Млять! Это ещё что за хрень такая?! Конопли я точно не курил, мля буду, в натуре, век свободы не видать, и вина тоже выпил ну совсем чуток, ни в одном глазу, как говорится – так какого ж, спрашивается, хрена, мне мерещатся такие глюки?! Отпихнув рабыню от окошка довольно бесцеремонным образом, я подозвал Хренио, тоже абсолютно вменяемого, и мы оба, выпучив глаза, уставились на местные плавучие чудеса. Мыылять! Вот это учудили Птолемеи!

И наш-то корабль был не из мелких, хоть и покороче военной квинкеремы, но уж всяко не уступал ей по вместительности трюма, но куда там той сопоставимой с ним по размерам квинкереме до этих кораблей-монстров! Не то чтобы мы о них совсем уж не слыхали, уж слухами-то земля полнится, но увидеть собственными глазами – мы выпали в осадок ничуть не хуже, чем только что Мунни при виде маяка. Один из этих чудовищных кораблей представлял собой настоящую плавучую крепость с настоящими крепостными стенами и башнями и на вёслах двигался еле-еле, так что традиционный таран на его носу выглядел комично. Но веселье у нас как-то пропадало, при взгляде на многочисленные башни с катапультами, наверняка мощными и дальнобойными, а уж точно не лёгкими полевыми. Вряд ли это чудище было бы эффективно в морском сражении, но стационарно, на якорях, для прикрытия порта – пожалуй, что и вполне. Второй же плавучий монстр оказался ещё более знаменитой «Сиракузией», построенной для Гиерона Сиракузского и спущенной на воду самим Архимедом. Дерева на эту махину ушло столько, что хватило бы на постройку доброй полусотни нормальных боевых кораблей. Эта тоже с несколькими внушительного вида башнями вдоль бортов и с гигантской катапультой Архимеда на носу, и хотя носовой таран этой тяжеленной громадины, дань устоявшейся античной традиции, тоже выглядел по-идиотски, о попытке взять «Сиракузию» на абордаж даже и думать-то было бы весьма тоскливо. Поэтому, собственно, никто и не думал об этом всерьёз.

Обратная сторона медали заключалась в том, что принять этот суперкорабль не мог ни один сицилийский порт, так что сам Гиерон, наигравшись новой игрушкой, вскоре подарил её Птолемею Филопатору, большому любителю такого рода кораблей-гигантов. Но не размерами и оборонительной мощью была знаменита «Сиракузия», а