Жития Святых - Димитрий Ростовский

— Входи и не бойся.

Сам же продолжал святое дело. Ободренный отеческим повелением инок, как бы на крыльях, перескочил через змея и вошел в церковь. По окончании Божественной службы, блаженный старец в священном облачении подошел к порогу, где лежало чудовище, и сказал:

— Если это появление твое здесь, змей, означает кончину твою помощью Бога моего, то следуй за мною.

Змей схватился зубами своими за край одежды святого и последовал за ним; Фома же отошел от церкви на расстояние полёта стрелы из лука и, зайдя в дебрь, где была глубокая яма, остановился и начал молиться; ко многим молитвам он присоединил и такую:

— Боже, давший власть верующим в Тебя наступать на змей и скорпионов, благоволи, Господи, и мне меньшему наступить на гортань змея, по слову Твоему! (Лк.10:19)

Как только преподобный произнес сию молитву, змей тот час поднялся с места и низвергся в пропасть; с ним осыпались и края этой пропасти, так что на том месте образовалась заравненная котловина. Возблагодарив Бога, старец возвратился в свою келлию. А затем последовало и новое дивное чудо: змеи, гнездившиеся под келлиею преподобного и столько лет устрашавшие его, при виде его святого лица, как бы спасаясь от огненного опаления, внезапно все ушли в то место, где погиб и змей-чудовище. Там, волею Божиею, их погибло многое множество и птицы нападали на них и поедали.

С того времени святой Фома, освободившись от искушения и напастей, получил от Бога дар исцелений и прорицаний, но вместе с тем еще с большим старанием заботился он о своем духовном совершенствовании, устремляя свое внимание особенно на соблюдение подвига безмолвия. А так как к нему беспрестанно приходили искавшие наставлений и вынуждали его нарушать безмолвие, то он начал обыкновенно удаляться в нагорное место своей пустыни; предъизбранные же им, приближенные ученики, по его завету, руководствовали и братию и приходящих: Иоанн распоряжался при совершении молитв и служб церковных, а Петр назидал по благодатному дару прозорливства. И хотя всё это так устроилось, но духовная сила отеческого наставничества не была ослаблена тем, потому что во всем проявлялось одно произволение, — всех окормляла воля старца-отца, любовью которого все окрылялись и направлялись на путь спасения.

Когда, таким образом, в уединенной обители всё шло установившимся порядком, однажды благочестивый греческий царь Лев, сын Василия [3], имея в сердце своем некое недоумение, изложил о том в письме и, запечатав его своею царскою печатью, отправил оное с нарочитым послом к преподобному старцу, желая получить от него разрешение своего недоумения. Царский посол отправился, и едва приблизился он к порогу келлии блаженного отца, последний, выходя ему на встречу, подал свое запечатанное письмо и сказал:

— Приими сие, брат, и возвратись к пославшему тебя.

Такое обстоятельство привело посланного в ужас, и он, недоумевая, возразил:

— Какой же ответ я дам пославшему меня касательно его письменного запроса, когда ты даже и в руки не взял царского писания?

На это преподобный отвечал ему:

— Довольно, чадо: так хочет Бог.

Приняв от святого Фомы послание, посланный возвратился и рассказал царю о случившемся и весьма удивил его. Когда же царь прочитал ответ старца и нашел в нем разрешение своего недоумения, то выразил настойчивое желание лично видеть преподобного. Но Фома чуждался мира и по своему смиренномудрию уклонился от представления царю. Об этом, впрочем, уже только впоследствии и притом кратко сообщено было одним из учеников его. Всякий, кто имел какую либо душевную потребность, безбоязненно, не смущаясь дальностью расстояния и времени, обращался к преподобному и получал ожидаемое духовное утешение, а равно и телесное здоровье. И так много лет и многих руководствуя в духовной жизни, достигнув глубокой старости, преподобный отец, после непродолжительной болезни, предал дух свой Богу [4].

Память 11 декабря

Житие преподобного отца нашего Даниила Столпника

Преподобного отца нашего Даниила Столпника, сию ветвь райскую, возрастила Месопотамия [1]. Он родился в селе, называемом Вифара и лежавшем около города Самосат [2], от христианских родителей Илии и Марфы. Мать его была неплодна и не рождала, и через это должна была переносить немало неприятностей и укоризн как от своего мужа, так и поношений со стороны родственников и родственниц. Однажды в полночь, находясь в состоянии сердечной тоски, она потихоньку вышла из своего дома и, простерши руки к небу, обратилась к Богу с такою многослезною молитвою:

— Господи Царь! Ты изначала создал мужа и жену и сказал им: плодитесь и размножайтесь. Ты даровал Сарре на старости Исаака (Быт.1:28), Анне — Самуила (1 Цар.1:20), Елисавете — Иоанна (Лк.20:60). Умилосердись же и над моим таким же несчастием и, милостиво призрев на меня, разреши мое неплодство, сними с меня позор и дай плод моему неплодному чреву, дабы я могла данное Тобою принести в дар Тебе, как некогда Анна принесла Тебе Самуила.

Помолившись так сокрушенным своим сердцем и духом смиренным, Марфа вернулась к себе в дом и едва лишь заснула, как увидала во сне два больших и весьма светлых светильника, похожие видом на блюдо, постепенно спускающиеся с неба на ее голову. Утром, встав, она рассказала о видении своему мужу и родным, и они, всякий по своему, старались объяснить ей ее сон. Между тем этот дивный сон был предзнаменованием того, что от нее родится сын, который сиянием добродетелей своих затмит как бы самые звезды. Вскоре после этого Марфа зачала во чреве своем и родила сына; рождением этим она освободилась от причинявшего ей такую скорбь — своего неплодства. Столь знаменательно было начало жизни блаженного Даниила на земле и так чудесно появился на свет тот, кто стал впоследствии по истине сыном света.

До пяти лет отрок рос без имени, потому что родители не хотели сами дать сыну своему имя, но желали, чтобы тот, кто родился по дару от Бога, от Бога же получил себе и имя. Поэтому они привели его в один монастырь, принеся сюда и дары Богу, и просили игумена наречь имя их сыну. Игумен, вдохновленный Богом, отвечал, что его надо назвать тем именем, которое откроет Сам Бог. Смотря на отрока, он велел подать себе книгу из алтаря церковного и, разогнув ее, нашел в ней некоторые слова святого пророка Даниила. Поняв из этого, что так благоволил сделать Сам Бог, чтобы имя этого пророка дано было и отроку, он назвал его Даниилом. Сие же было предзнаменованием того, что отрок сей будет подобен великому пророку, как по имени, так и по благочестью. Родителям хотелось, чтобы их сын тотчас же был посвящен на служение Богу при этом монастыре, но игумен не согласился на это, потому что отрок был еще слишком мал. Поэтому родители возвратились с ним домой, по промышлению Божию, дабы отрок сей впоследствии избрал доброе житие не по желанию других, а по своему разумению и добровольно. Но и по младенческому возрастанию сего отрока можно было судить о том, что из него выйдет человек добродетельный, — подобно тому, как и дерево доброе со дня своего насаждения дает уже признаки последующего плодоношения, покров добродетельности всюду сопровождал его, ибо он ходил во свете благодати Божией.

Когда отроку исполнилось 12 лет, он ушел из дома отца своего, никому не сказав о своем уходе и намерении, а между тем он решил уже совсем покинуть ради Христа своих родителей, родину, сродников и друзей и направился в монастырь, находившийся на расстоянии 20 стадий [3] от его родного села. Упав на колени пред игуменом, Даниил умолял его о принятии в число братии и пострижении в Ангельский образ [4].

Но игумен, ссылаясь на слабость сил и юношеский возраст просящего, ответил Даниилу, что он, как совсем еще юный отрок, не в состоянии будет выносить тех многих трудов иноческих, нелегких для людей совершеннолетних, каковы, например, непрестанные бдения, земные поклоны, посты, телесное целомудрие и совершенное отречение от своей воли и от всякого плотского желания. А посему он советовал отроку вернуться обратно к родителям и пробыть там некоторое время, а не браться за такие труды, которые превосходят его юные силы.

— Я для того и пришел сюда, — отвечал Даниил игумену, — чтобы жить для Христа и умереть для мира; если бы даже от совершеннейших иноческих подвигов мне пришлось и умереть, то всё же это несравненно лучше, чем уйти отсюда ни с чем и — скажу словами Евангелия: «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:62).