В час, когда взойдет луна - Хидзирико Сэймэй

— Не знаю. Я эти несколько дней просуществовала в таком состоянии… — она покрутила пальцами в воздухе.

— Сумеречном.

— Да, это вы хорошо придумали. Именно сумеречном. Я что-то помню, но это может быть и бредом. Старков… оставил после себя сплошной синяк. Если там и прошелся кто-то потом, хуже он не сделал. Кто-то меня лапал, но не Грушко. И, скорее всего, вообще… галлюцинация. Я… время от времени видела то, чего не было, и не видела того, что было. Старкова видела, все время.

— Так. Давайте вернемся чуть-чуть назад. Вам оказали медицинскую помощь, потом поместили в камеру. Когда — по вашему субъективному времени — появился Старков?

Нет, Майя Львовна, вот Старков как минимум в двух случаях галлюцинацией не был. А допрос, между прочим, уже идет. Надеюсь, что вы это заметили. Да. Заметили. Ну что ж, едем.

— Не знаю. Почти сразу. Они накладывались друг на друга, Старковы. А остальные точно были людьми, теплыми. Они меня не трогали, совсем. Думаю, они просто боялись переступать какую-то грань, потому что я могла еще, как им казалось, стать высокой госпожой… ведь могла?

— Могли, — кивнул Габриэлян. — Больше того, если бы вы ею стали, пройдя через все это давление — Старков набрал бы несколько очков.

— Я думала… пока были силы думать… зачем все это? Я же подписала все в первый день, я столько наговорила, что куда там, я им понавыдумывала… зачем вся эта бредятина… А это оказалась…

— А это они просто пытались заставить вас согласиться на инициацию, — подтвердил Габриэлян. — А ваши показания никому не были нужны, с самого начала. Понимаете, у Грушко не было обратного хода с того момента, как он вас задержал. Он либо доламывал вас и передавал Старкову — либо вылетал в трубу за должностное преступление. Потому что не понять, что Старков нарушил букву закона, Грушко не мог.

— Букву?

О, и эмоции возвращаются.

— Букву. Пункт об отказе от инициации существует для того, чтобы отсеять тех, кто не может переломить физиологический страх. Потому что они, как правило, умирают.

Майя снова потерла шею, губы ее скривились.

— Вы хотите сказать, что если бы вы не вмешались…

— Вас бы, скорее всего, довели до того состояния, при котором человек согласен на что угодно, даже на инициацию. Вы бы все равно умерли, по всей вероятности — но то, ради чего вы боролись… Оно тоже было бы потеряно.

— А сейчас…

— А сейчас, по окончании нашего разговора, вы подпишете документ об отказе. Должен вас предупредить, что в этом случае вы не можете получить приглашение в течение 15 лет.

Если это ее огорчит, то я — садовник.

— Где расписываться? — спросила женщина.

— Сейчас документ подготовят и принесут, а вы пока посмотрите эти снимки — нет ли тут… кого-то из ваших «теплых». Кстати, моя фамилия Габриэлян. Вадим Арович Габриэлян. Вот моя карточка, там личный номер.

Действующих и бездействовавших лиц можно было привлечь и без опознания — записей хватило бы. Но отчего нет? Следствию удобнее, а гражданке Азизовой — приятнее.

Принесли на подпись бумаги — отказ от данных под давлением показаний; принесли гражданскую одежду жительницы холмов и зачехленную гитару. Габриэлян деликатно отвернулся: должностная инструкция запрещала покидать кабинет, пока там находится кто-то посторонний. «Не этой песней старой…» — он сжал гриф гитары сквозь мягкий чехол и подумал, что в последние три года очень мало отдыхал и никогда не устраивал коллегам вечеринку с гейшами…

— Замечательно, — выглядела Майя Львовна как бедная старая кобыла Мэг, после того, как на ней проехалась ведьма Нэнси. Но действительно замечательно. Моторика слегка подторможена, но более чем в пределах нормы, зрачок нормальный, мимика… Истерика, конечно, будет, но не здесь, не сейчас и не надолго. Старков молодец, что ее заметил. И полный болван во всем остальном. Даже не болван, а… это явление носило у «молодых» высоких господ тотальный характер — с трудом контролируемая жажда до новой жизни, тяга к источникам сильных эмоций.

— Дайте, пожалуйста, — Майя протянула руку к инструменту. Так. Бумаги подписаны, апельсины выжаты, Король…

Дверь открылась. Экстерн Михаил Винницкий из училища на смену явился.

— Вечер добрый, — вежливый Миша в присутствии дамы снял шляпу. — Что, Изя всё?

Гражданка Азизова явно перестала понимать, на каком она свете. И то сказать, не походил Миша на человека, работающего в этом здании.

— В общем и целом, все. На твоем месте, я пошел бы и потыкал палочкой нашего друга Дмитрия. Скорее всего, он уже дозрел.

— Тебя мама разве не учила, что нехорошо тыкать палочкой в… то, что на дороге валяется? — наставительно сказал Король, сбрасывая мокрый плащ.

— Твоя пра-пра-пра-пра во время Исхода на этом, будь благонадежен, еду готовила. Чем ты лучше? Давай, проверяй консистенцию.

— Во время Пленения, а не Исхода, сколько раз тебе говорить, агоише тухес. И у пророка Иезекииля, — Миша устроился за столом, — а по-простому Хацкла, было то, что у него было, и потому моей пра-пра-пра он никак быть не могёт. Разве что моим.

— Во время первого пленения вы в кирпич солому не клали. Потому в Египте всё и развалилось. Ни одного целого сфинкса не найдешь — можешь сам проверить.

Хватит? Пожалуй, хватит.

— Простите, Майя Львовна. Это мой… коллега, Михаил Винницкий. Майя Львовна Азизова.

— Очень приятно, — Миша сверкнул зубами. — А то я вас видел, а вы меня — нет. До встречи по более приятному поводу.

— Давай. Майя Львовна, вы ещё один документ пропустили.

Подписка о неразглашении, оказание помощи следствию… Азизова сглотнула и подписала. Молча. Не очень разбирая, что подписывает. Вот как опасно осознать, что ты — жив. Ну какая, спрашивается, сила может заставить мертвого подписать не нужную ему бумажку?

…Уже на выходе из управления до Майи дошло, что СБшник собирается отвезти ее на своей машине.

— Послушайте, — сказала она. — Вы…

— Мне по пути, а на улице дождь. Видели, как Король промок?

— Король? Как… у Бабеля?

— Да, — Габриэлян покачал головой. Это была определенно не самая лучшая его идея.

Два поворота, одиннадцать кварталов…

— Я никогда не думала, что живу так близко от… — Азизову передернуло.

Поднимаясь с ней в лифте, он спросил:

— У вас есть подруга, которая могла бы провести с вами ночь? И, по возможности, следующую?

Наследница королевы Медб посмотрела на него снизу вверх.

— Вы так заботитесь обо всех… жертвах космической несправедливости?

— Я стараюсь доделывать то, за что взялся, до конца.