Миры Империума - Кейт Лаумер

— Вы говорили, что побывали в нескольких линиях, где все вполне нормально,— заметил Хельм,— Как...

— Выжили еще несколько линий в опустошенной области,— повторил я.— Потому что в них Максони и Кочини так и не встретились — или так и не приступили к работе. Они называются Изолированными в Пустоши.

Хельм кивнул, точно смирившись с непостижимостью предмета.

Вид на экране вновь сменился ширью блестящего заиленного моря; и снова море отступило, оставив простирающиеся до горизонта влажные отмели. Следов жизни не наблюдалось, если не считать разрозненных скелетов китообразных и нескольких больших рыб, а также обширный набор затонувших кораблей — от ребер драккаров до наиновейших подводных грузовых судов длиной в одну восьмую мили. Высохшая область висела довольно долго. Меня начало клонить в сон.

Я еще раз проверил приборы и рычаги управления и объяснил их назначение Хельму:

— На тот случай,— оборвал я его возражения,— если тебе окажется удобнее вести эту штуку.

Покончив с недоумением, он начал быстро учиться. Ткнул пальцем в шкалу «ПОДДЕРЖКА» и спросил:

— Если эта поползет вниз, надо повернуть ручку «ПОДДЕРЖАТЬ» вправо, так?

— В точку,— согласился я.— Но только самую малость. Я не стал упоминать, что если повернуть ее слишком сильно, то мы застрянем в энтропийном стазисе.

Наконец пейзаж снаружи постепенно начал меняться. Сначала далекие стены кратера обрушились и покрылись растительностью, которая пенилась подобно зеленому приливу, вздымавшемуся высокими коническими вечнозелеными бурунами. Появились длинные розовато-фиолетовые черви, которые извивались сквозь пышную зелень, оставляя за собой ободранные ветки, сучья и прутья. Встречаясь, они переплетались, но я не мог различить, были то драки или копуляции. Наконец черви съежились и стали маленькими, как садовые ужи, и такими же юркими. Но недостаточно проворными, чтобы спастись от атакующей внезапно твари в перьях, похожей на пушистую лягушку, которая бросалась на червяка, пожирала его в один присест и прыгала вновь. Лягушки кишели, черви мелькали все реже и реже. Наконец остался только ободранный и гниющий лес, весь в комьях лохматых гнезд из веток и лягушкоптицах различных размеров. Те, что побольше, ели тех, что поменьше, и так же охотно, как их предки пожирали червей. Трудно было все время помнить, что я путешествую не через время, а перпендикулярно ему, несясь сквозь последовательность альтернативных реальностей, поскольку близкородственные миры развивались со скоростями, пропорциональными расстоянию от главной линии их группы.

Появилось крохотное шустрое млекопитающее с острым носиком и маленькими глазками, оно выглядывало из-за края большого потрепанного гнезда, полного блестящих серых яиц размерами с мячики для гольфа. Кончик носа зверька был вымазан желтком.

— Крыса! — выпалил Хельм.— Похоже, мы на верном пути, сэр! Поздравляю!

— Рано радуешься, Эмиль,— отозвался я, хотя был доволен не меньше, чем он, судя по голосу.

Мы следили за крохотными, похожими на грызунов животными. Скоро они подросли, остепенились, стали хвататься передними лапами, прыгая с одной сухой ветки на другую. Похоже, они питались одними яйцами, запасы которых казались неистощимыми. Оставшиеся лятушкоптиць] были размером с курицу или перепелку и увлеченно выедали из гниющей древесины маленьких нитевидных червяков, которых уже почти не осталось; лягушкоптицы тоже явно находились на пути к вымиранию, а вот крыс было много, и они росли.

Вскоре птицы исчезли и остались только крысы, уже большие. Они переключились на поедание мелких беспозвоночных, которых выкапывали из грязной почвы под грудами гнилого дерева.

Они начали бегать на задних лапах, прижимая передние конечности к груди, подобно белкам, только крупнее и без пушистых хвостов.

— Теперь они очень похожи на йлокков! — возликовал Хельм.— Наверное, мы уже близко.

Он не ошибся. Еще через несколько минут мы обнаружили, что пересекаем грани реальности, на которых мощеные дороги прихотливо бежали по мирной, заросшей лесом земле с деревнями вдалеке. Я замедлил скорость полета и занялся точной настройкой транссетевого коммуникатора, но ловил лишь помехи, пока громкий писклявый голос не заявил на йлоккском или близком к нему наречии:

— Тревога! Нарушитель в фазе один, второй уровень! Заградотряды, готовьсь!

Я как раз сюдумывал услышанное, когда челнок с громким «бам!» замер как вкопанный. Измеритель потока энтропии показывал, что мы пребываем в полуфазе, не слившись с местной А-линией, но и не отдельно от нее. Мы ждали. Через пять минут Хельм взорвался:

— Что происходит? Где мы?

— Ничего,— ответил я ему.— Нигде. Это нуль-темпоральный карман между А-линиями. Они не могут засечь нас здесь, потому что нас нигде нет. Можешь считать это место гранью нереализованных возможностей; плотности проблионового потока не хватило, чтобы прошить ее насквозь.

Почему-то это ничуть его не успокоило.

— И что нам теперь делать, сэр? — поинтересовался он. Хотел бы я знать ответ на этот вопрос.

Пожалуй, вполне можно поесть и поспать. Я засыпал, гадая, о чем думали заградотряды, когда выкинули нас в нуль-время. Наверное, просто хотели остановить. Хельм уже слегка похрапывал. Хороший и многообещающий молодой офицер, этот Эмиль Хельм, и его возвращение домой полностью на моих плечах. Попозже я решу, как это провернуть. А сейчас надо еще раз попытаться сдвинуть челнок с места. Согласно некоторым теоретикам, это невозможно. Пожалуй, я не вполне им верил, иначе не сделал бы того, что сделал. С другой стороны, может, я просто чертов идиот.

Лучше всего завести полевой генератор и добиться наивысшей возможной скорости потока, затем рвануть с места и попытаться пробить мениск энтропии при помощи грубой силы. Но сначала...

Это же беспримерная возможность выйти за борт и сделать наблюдения, за которые меня потом в штаб-квартире благодарные техники на руках носить будут. Я подумал об этом, а потом о том, что если я в силу каких-то обстоятельств не смогу вернуться, юный лейтенант окажется обречен на медленную смерть и никто не сделает с йлокками того, что необходимо. Дурацкая мысль. Точно!

К этому времени я уже нацепил табельный пистолет тридцать восьмого калибра и принялся откручивать люк. Когда он открылся, раздалось тихое «пшшш!» — это выравнивалось давление воздуха, но снаружи или внутри, я не понял. В тусклом дневном свете я разглядел волнистые серые холмы и маленькие и большие озерца, в которых отражалось серое небо. Ничто не шевелилось в этом пейзаже. Однородное небо цвета свинца, без всяких там облачных узоров. Холодный, но свежий воздух.