Последние узы смерти - Брайан Стейвли

получил стрелу в плечо. Рана была не смертельной – по крайней мере, не должна была убить сразу, – но болезненной, и Брайнт, побелев от боли, упал на мостки.

Валин опустился рядом с ним на колени, осмотрел рану. Ухватив стрелу двумя руками, он отломил наконечник, дал пощечину уплывающему в обморок солдату и выдернул из раны расщепившееся древко.

Брайнт завопил. Хлынула горячая кровь. Легионеры уже оборачивались к ним со страхом, кипящим в расширенных глазах. Брайнт отвлекал людей, а отвлекаться здесь было не место. Валин с бранью вздернул раненого на ноги и ткнул пальцем в массу разворачивающихся всадников.

– Вон она! – гаркнул Валин, наугад выхватив взглядом одну из лучниц, с огненно-рыжими волосами. – Убей ее. Это она тебя подстрелила. Убей ее.

Сперва ему показалось, что ошеломленный болью и паникой молодой солдат его не понял. Потом Брайнт вывернулся у него из рук. Он пошатнулся, оперся о парапет, выровнялся и здоровой рукой поднял копье. Едва женщина подскакала на расстояние удара, он взвыл и метнул дротик. Наконечник только оцарапал ургулку и ушел в бок ее коня, но и то было неплохо. Несчастная скотина заржала, вздыбилась и рухнула, сбросив и придавив собой всадницу. Брайнт остался без копья, но каждая волна ургулов приносила с собой новое оружие, зато солдат снова стоял на ногах, орал, не замечая крови на плече, громко дразнил всадников. И те рядом с ним, кто только что готов был дать слабину, тоже орали.

Так они продержались до вечера, потом еще день и еще. Валин выбирал цели, направляя страх и ярость своих людей на одно лицо, заставляя сражаться с одним врагом зараз. Он так глубоко ушел в битву, в ритм атак, затиший и перестроений, что почти не заметил наступления сумерек четвертого дня. Вот только что ургулы бились о стену, гибли десятками, а вот они уже откатили. Грохот копыт, лязг стали о камень, тысячеголосый хор битвы – все затихло, сменилось поскуливанием и всхлипами умирающих, срывающимся жадным дыханием уцелевших на стене.

Валин оглянулся на запад, на скрывающееся за невысокими нишанскими холмами солнце. Ночь уже накрывала старый форт железной миской. В меркнущем свете у солдат расширялись зрачки. Они неуверенно, не доверяя непослушным ногам, отходили по окровавленному гребню.

– Сударь? – услышал Валин.

Перед ним стоял Брайнт. Плечо легионер кое-как обвязал тряпкой. Он умудрился прожить четвертый день боя одноруким.

– Что? – спросил Валин.

– Ургулы…

Брайнт указал вниз.

Валин не стал смотреть. Сегодня, как и накануне, там лежали сотни мертвых ургулов, и среди них – раненые. Всадники никогда не пытались их подобрать. Хуутсуу утверждала, что и это тоже жертва Квине. Валин и сейчас слышал, как ползут, хромают, ковыляют по ничейной земле выжившие, силясь добраться от стены до ургульского лагеря. Тех, кто дотащится до полыхающих костров, почтят песнями и плясками. Кто не дотащится… значит, нет.

– Раненые. – Брайнт, ничего не добавив, указал за стену.

Валин обернулся к нему:

– Что раненые?

Юноша уставился на него:

– Не знаю… Просто… может, что-то сделать?.. Пустить стрелу… или послать кого-нибудь с топором…

– Оставь их, – покачал головой Валин. – Они сами сделали выбор, а у нас хватает забот со своими.

Своих, как выяснилось, осталось немного: считая выживших ургулов Хуутсуу и кеттрал Блохи, едва набралось два десятка. В тени стены устроили подобие лазарета: отгородили закоулок холстиной от ветра и холода. Валин и другие кеттрал каждый вечер трудились при свете двух фонарей – зашивали те раны, что можно было зашить, очищали и прижигали. Они не пытались никого спасти. Не было смысла. Смысл был дать пережившему безумный день на стене еще один день, оттянуть немного момент, когда он присоединится к убитым.

В тот вечер Блоха, закончив работу, поманил Валина к себе. Измученные битвой легионеры уже попадали на стене, где стояли, и провалились в сон. Когда их разбудит боль или голод, они поднимутся, согреют на костерках остатки пайков, станут молча смотреть в огонь или обмениваться впечатлениями дня. Пока они спали.

– В форт, – тихо бросил командир крыла, сопроводив слова жестом.

Валин вопросительно поднял брови.

– Надо обсудить дальнейшие шаги, – пояснил Блоха.

Никто не дал себе труда засветить в каменной каморке фонарь: кеттрал вполне хватало скудного света звезд сквозь провал в крыше. Валин, входя, оглядел товарищей. Никто не остался цел. У Блохи заплыл, почти закрылся правый глаз, Ньют охромел, а Сигрид ургульский меч лишил двух пальцев на левой руке. Повязка сочилась кровью, но женщина не обращала внимания. Впервые, сколько помнил Валин, от нее не пахло тонкими духами. Черная форма измялась и перепачкалась. От Сигрид несло кровью – как и от остальных.

– Только мы? – Валин оглянулся на дверь.

– Только мы, – подтвердил Блоха. – Дело кеттрал.

– Не уверен, что я еще кеттрал.

– И я не уверен, но ты еще можешь очень пригодиться. – Блоха оглядел собравшихся, каждого по очереди. – Следующий день нам не продержаться. Мало солдат. Завтра, вероятно, до полудня ургулы возьмут стену, и бою конец.

Ньют поджал губы:

– Человеку прилива не остановить. Чего ты хочешь?

К удивлению Валина, Блоха рассмеялся:

– Хочу стянуть с ног Шаэлевы сапоги, раскопать бочонок эля, присесть где-нибудь с видом на реку и пить до одури, а потом прохрапеть неделю.

Такое признание было не в его духе, но Ньют хмыкнул, и даже Сигрид скривила вверх уголки губ. Ее улыбка больше походила на судорогу, да и пропала, не успев проявиться.

– Ошибся с вопросом, – продолжая улыбаться, признал Ньют. – Хотел спросить: что будем делать?

– Ах это… – Блоха потер лицо ладонью. – Это не так приятно.

Сигрид облизнула запекшиеся губы и издала несколько сдавленных звуков.

– Моя милая и одаренная спутница, – сказал Афорист, – напоминает, что для смерти это место не хуже других.

– Не соглашусь, – возразил Блоха. – Во-первых, здесь темно, холодно и есть уже нечего. А что важнее, мы, если выживем, еще можем пригодиться.

– Ты хочешь их бросить! – опешил Валин.

– Я уже сказал, – глядя ему в глаза, ответил командир. – То, чего я хочу, к делу не относится.

– Когда? – спросил Ньют.

– Завтра.

– Лучше бы ночью, – заметил Афорист.

Его как будто не смущала необходимость бросить людей, рядом с которыми они так долго и отчаянно сражались.

– Выиграем несколько часов, чтобы уйти подальше.

– Я об этом думал, – покивал Блоха. – Но я еще надеюсь, что Балендин покажется. Будем держаться до последнего, а тогда уж рванем.

Сигрид засмеялась и тут же покачала головой.

– Дама напоминает, – перевел Афорист, – что из нас сейчас плохие бегуны.

– Бегать и не придется, – ответил Блоха и кивнул на запад, где между крутыми