Хроники Амбера. Том I - Роджер Желязны

Выл ветер, где-то совсем поблизости громыхал гром. Я не ощущал того физического сопротивления, которое приходилось преодолевать в старом Образе. Я не ощущал вообще никакого внешнего сопротивления. Зато собственные мои движения утратили легкость и спонтанность, они замедлились, стали элементами ритуала. И это было во сто раз хуже. Я тратил гораздо больше энергии на подготовку к каждому шагу — на то, чтобы обдумать его смысл, обдумать последовательность движений, приказать себе выполнить это движение, — чем на непосредственное исполнение. Но эта медлительность была необходима; нечто огромное и неизвестное требовало, чтобы я выполнял все свои движения с абсолютной точностью и в темпе адажио. Направо…

…Подобно тому как Образ в Ребме помог мне восстановить утраченную память, этот, еще не созданный, только еще создаваемый мною Образ воскрешал запахи цветущих каштанов, повозок с овощами, тянущихся на рассвете к рынку… В то время я не был влюблен ни в кого конкретно, хотя и встречался со многими девушками — Иветты, Мими, Симоны, их лица неразличимы, сливаются в одно — и в Париже была весна, и цыганские оркестры, и коктейли у Луи… Я вспоминал все это, и сердце мое рвалось из груди в каком-то прустовском восторге, а Время гремело, как колокол… Возможно, именно в этом и был смысл воспоминаний — этот восторг передавался всем моим движениям, обострял мое восприятие, укреплял волю…

Я увидел следующий шаг и исполнил его… Я уже совершил один полный обход, создал периметр своего Образа. Спиной я ощущал грозу. Видимо, она уже поднялась на плато. Небо быстро темнело — на бешеную карусель многоцветного сияния наползали мрачные тучи. Молнии вспыхивали совсем уж рядом, но я не мог отвлекаться, не мог тратить свои силы на управление погодой.

Завершив полный круг, я увидел, что пройденная часть нового Огненного Пути запечатлелась в скальном грунте, мерцает бледным голубоватым сиянием. Но ничего знакомого по прошлому не было — ни искр, ни покалывания в ногах, ни токов, от которых дыбом встают волосы; только огромный, непомерный вес вынужденной, предписанной каким-то законом медлительности, аккуратности каждого шага… Налево…

…Маки, маки и васильки, и высокие тополя, шагающие вдоль сельской дороги, и вкус нормандского сидра… И снова город, запах цветущих каштанов… Сена, усыпанная звездами… Площадь Вогезов, старые дома, подсыхающие после ночного дождя, запах мокрого кирпича… Бар под мюзик-холлом «Олимпия»… Драка в баре… В кровь рассаженные костяшки пальцев, девушка, перевязавшая меня, пригласившая к себе домой… Как же ее звали? Цветущие каштаны… Белая роза…

Я потянул носом. Увядшая роза, все еще висевшая на моем воротнике, почти утратила запах. И как это она уцелела? Прямо чудо какое-то. Я немного приободрился и пошел дальше, плавно сворачивая направо. Уголком глаза я видел надвигающуюся стену грозы, гладкую и блестящую, как стекло. Стирающую все на своем пути. Раскаты грома чуть не рвали барабанные перепонки.

Направо, налево…

Победная поступь армий ночи. Устоит ли перед ними мой Образ? «Быстрее, быстрее!» — кричал внутренний голос, но я был не в силах спешить, я двигался все медленнее и медленнее. Я испытывал странное раздвоение, словно один «я» находился в Камне, обходил хранящийся там Про-Образ, другой же — здесь, снаружи — наблюдал за его движениями, тщательно их копировал. Налево… Поворот… Направо… Серый воздух резко пахнет озоном, гроза совсем уже рядом. Скоро она накроет косточки старины Хуги. Черная, нахохлившаяся птица, ворон, поджидавший меня — если, конечно же, можно верить его словам — с начала времен… Поджидавший — зачем? Чтобы подискутировать со мной? Или чтобы я съел его здесь, в этом лежащем вне истории месте?

Так или иначе, финал получился весьма эффектный — не сумев наполнить мое сердце тоской и сожалением касательно низменности моей духовной жизни, он наполнил мой желудок под аккомпанемент вполне театрального грома… Некоторый, пожалуй, перебор, но это ничего; морализаторы всегда были склонны к патетике…

Отдаленный раскат грома, близкий раскат, совсем близкий. При очередном повороте я взглянул на грозу и едва не ослеп от бенгальских вспышек молний. Я еще крепче сжал цепочку и сделал очередной шаг…

Подступив к краю Образа, гроза разделилась, стала обходить его с двух сторон. Ни на меня, ни на Образ не упало ни одной капли, однако прошло совсем немного времени, и мы оказались в полном окружении.

Пузырек воздуха, чудом прицепившийся ко дну штормового океана. За сплошными стенами воды мечутся какие-то темные, хищные силуэты. Не океан — вся Вселенная навалилась на меня, чтобы раздавить, стереть в порошок. Я погрузился в красный, сверкающий мир Камня. Налево…

Цветущие каштаны… Чашка шоколада в придорожном кафе… Духовой оркестр в саду Тюильри, звуки, разносящиеся в пронизанном солнцем воздухе… Берлин двадцатых годов, Океания тридцатых — тоже удовольствие, тоже радость, но не такая, бьющая через край. Возможно, все это — не настоящее прошлое, а только образы прошлого, приходящие к нам потом, чтобы радовать нас или мучить, — к нам, людям и целым народам. Какая разница? Через новый мост и по Риволи, автобусы и фиакры… Люксембургский сад, художники с мольбертами… Если все окончится благополучно, как-нибудь я найду такую Тень, обязательно найду… Ничем не хуже моего Авалона… Я забыл… Подробности… Штрихи, детали, в которых вся жизнь… Запах каштанов…

Идти, идти дальше… Я завершил еще один круг. Вой ветра, оглушительные раскаты грома — но все это там, за стеклянной стеной. Пока я не поддамся им, не отвлекусь, пока я иду, пока все мое внимание в Камне… Я должен держаться, должен делать эти медленные, от начала до конца продуманные шаги, не останавливаться, двигаться — все медленнее и медленнее, но постоянно, непрерывно…

Лица… Оттуда, из-за пылающей границы Образа, на меня смотрели десятки, сотни лиц… Огромные, как Голова, но не задумчиво-растерянные, а перекошенные, ухмыляющиеся, издевательски подмигивающие, только и ждущие, чтобы я остановился или сделал неверный шаг… Ждущие момента, когда стена, защищавшая меня, рухнет… В их глазах, в их разинутых ртах сверкают молнии, смех их подобен грому. И тени, крадущиеся среди них тени. Теперь они говорят, обращаются ко мне, и каждое их слово — яростный шквал, прилетевший с темного, бушующего океана… Ты падешь, говорят они мне, падешь и будешь сметен, а этот недоделанный Образ разлетится вдребезги, бесследно исчезнет… Они проклинают меня, плюются, извергают в мою сторону мутные потоки рвоты… Но ничто, кроме звуков, меня не достигает… Возможно, их и нет здесь вовсе… Возможно, мой мозг не вынес непосильного напряжения… А что же тогда толку ото всех моих стараний? Новый Образ, начертанный безумцем? Я заколебался — и тут же все они завопили, завизжали голосами, подобными голосам изначальных стихий: «Безумец! Безумец! Безумец!»

Я глубоко вздохнул, снова ощутил запах увядшей розы, снова вспомнил о каштанах, о днях, полных радости и стройного, естественного порядка. В моем мозгу вновь промелькнули события того счастливого года, и голоса начали стихать… Я шагнул… И еще раз… И еще… Они играли на моих слабостях, они чувствовали мою озабоченность, мои сомнения, мою усталость… Кем бы и чем бы они ни были, они хватались за все, что видели, все поворачивали против меня… Налево… Направо… А теперь, сказал я себе, пусть они почувствуют мою уверенность и скиснут. До этого места я дошел. И пойду дальше.

Налево…

Они продолжали виться вокруг меня, продолжали кричать о неизбежной моей неудаче, но без прежнего уже напора, почти неуверенно. Я прошел очередную часть дуги, увидел ее рост в красных глубинах Камня.

Я вспомнил свой побег из клиники «Гринвуд», и как я выманил у Флоры информацию, свою встречу с Рэндомом, нашу схватку с его преследователями, возвращение в Амбер… Я вспомнил бегство в Ребму, и как я прошел Образ, восстановив большую часть своей памяти… Вспомнил о вынужденной женитьбе Рэндома и о своей жизни в Амбере, как я сразился с Эриком и бежал к Блейзу… О последующих сражениях, о том, как меня ослепили, о заточении, прозрении и побеге, о своем уходе в Лоррейн, а потом — в Авалон…

На еще большей скорости мой мозг пробежался по верхам последующих событий… Ганелон и Лоррейн… чудовища из Черного Круга… Рука Бенедикта… Дара… Возвращение Бранда, покушение на него… Покушение на меня… Билл Рот… Больничные записи… Несчастный случай…

…И вдруг я понял, что уже годы, от пробуждения в «Гринвуде» вплоть до этого, настоящего момента, когда я отчаянно стараюсь выполнить очередной маневр с полной, безупречной точностью, все эти годы во мне нарастало предчувствие. Нарастало — вне зависимости от того, чем мотивировались мои действия в тот или иной конкретный момент — борьбой за престол, жаждой мести или чувством долга, и если я не знал об этом предчувствии, то лишь потому, что прятал его в какой-то далекий уголок подсознания. А теперь к нему, к давнему, присоединилась уверенность, что ожиданию приходит конец, и то неизвестное, которое я предчувствовал, к которому шел, готово воплотиться в явь.