Пещера Черного Льда - Джулия Джонс

Нарезав вяленое мясо своим ржавым ножом, Райф набрал в котелок снега и стал варить похлебку. При этом он занимал Аш разговором, чтобы она поела и попила, прежде чем уснуть. В эту зимнюю стужу он говорил ей о весне, рассказывал о Черном Граде после первой оттепели, о ковре белого вереска, расцветающего за одну ночь, и о кольцах фиалок на проталинах. Рассказывал о голубых цаплях в рост человека, о рогатых совах, которые могут взлететь с взрослым кроликом в клюве, и о сереньких стрижах, что висят на ветках вниз головой, как летучие мыши.

Он не знал, долго ли говорит так, ему все время вспоминалось что-то новое, требующее упоминания. Аш слушала его молча. Через некоторое время ее глаза закрылись. Райф снял похлебку с огня и тронул Аш за руку.

— Вот, попей перед сном.

Она взяла у него миску и прижала к груди, вдыхая пар. Через очень долгий, как показалось Райфу, промежуток она сказала:

— Я не верю в рассказ Собачьего Вождя о том, что случилось на Дороге Бладдов. Не верю, что ты способен хладнокровно убить кого-то.

Райф кивнул и попытался внушить себе, что от ее слов ему ни жарко, ни холодно, но это ему не совсем удалось.

Не заговаривая больше об этом, они поели в молчании. Костер плясал перед ними, и хвост уходящей бури колыхал шалаш. Аш заснула, когда Райф еще грел свои израненные руки о миску. Он укутал ее как мог, чтобы ни один кусочек ее кожи не соприкасался со снегом, и сам улегся у костра.

Сон не шел. Райф устал до смерти, но сквозь пламя ему все время виделось ночное небо. Безлунная, безветренная ночь середины зимы — не то время, когда человек в здравом рассудке захочет ночевать в лесу. Может, он и правда был не в своем уме, потому что встал, натянул сапоги и перчатки и вылез наружу из теплого сухого логова. Не прошло и минуты, как он отыскал подходящий камень, тяжелый и острый. Очистив его от снега, Райф вступил в темный храм леса. Буря миновала, ночные звери вышли кормиться, а он был Свидетелем Смерти.

Слышащий проснулся от шороха полозьев. Сердце трепыхалось в груди, как белый гусь, старый рот высох, как дубленая шкура, и глаза, когда-то темные, а теперь подернувшиеся молоком снежной слепоты, долго не хотели ему показывать даже самую смутную картину мира. Небо над нартами сияло звездами — настала долгая зимняя ночь.

Ему снова приснился старый сон, где Хараннака привел его в темное место к древним сулльским королям. Там были Лиан Летний, Тай Черный Дракон, Ланн Сломанный Меч и королева Изана Руна. Он напоминал себе во сне, что это не его владыки, но все равно страшился их. Они были не совсем мертвые, ибо плоть еще держалась кое-где у них на костях и двигались они как люди, а не как призраки. Улыбка Изаны была прекрасна, пока она не обнажила своих окровавленных зубов. Лиан Летний, некогда самый прославленный из всех королей, положил руку на плечо Слышащему и шепнул ему на ухо одно только слово: «Скоро».

Садалак содрогнулся.

— Ноло, — сказал он погонщику нарт, — надо поворачивать назад. Нынче не та ночь, чтобы испрашивать благословения бога, живущего под морским дном.

Коричневое лицо Ноло не выражало никакого удивления: возможно, он и сам почувствовал, что ночь не хороша. Он прикрикнул на свою упряжку, налег на поворотный шест, и нарты описали широкий круг на сером прибрежном льду. Садалак, сидя впереди в медвежьих шкурах и беличьей шапке, смотрел на собак. Они зажирели. Ноло их перекармливал — но теперь Садалак был менее склонен к придиркам, чем когда они с Ноло пустились в путь. Толстые собаки — признак доброго сердца, а Слышащий после тьмы своего непрошеного сна вполне оценил человека, любящего своих собак, как родичей.

Нарты из плавника и рога, связанные тюленьими жилами, остановились, завершив поворот. Собаки, запряженные гуськом, сбились в кучу и принялись грызть сбрую, уже порядком обтрепанную по краям.

Ноло снял тяжелые ездовые рукавицы и прошел к Слышащему. Он запыхался, и его грудь быстро вздымалась.

— Здоров ли ты, Садалак? Ты молчишь уже очень долго.

— Я видел сон.

Они помолчали. Ноло смотрел виновато, словно это его нарты укачали Слышащего и погрузили в сон, а Садалак не видел причины его разубеждать. Может, он и не уснул бы, если б нарты не скользили так гладко.

— Когда-то, много жизней назад, — сказал он, — когда зима длилась много лет подряд и Огни Богов пылали красным огнем, нашему народу пришлось съесть все шкуры и чумы, чтобы выжить. Собак перебили, и матери убивали своих детей, чтобы избавить их от голода, гложущего изнутри. Старики вроде меня уходили по льду в море и не возвращались. Молодые супруги заделывали входы в свои снежные хижины и умирали в объятиях друг друга.

Когда начали дуть теплые ветры и море вскрылось, из всего племени остались в живых двенадцать человек, и один из них, Хараннака, потерявший жену и троих детей, прогневался на богов за то, что те не послали нам предупреждения. «Мы запасли бы побольше еды, если б знали, — сетовал он, — и поменьше бы ели в конце лета».

Боги услышали его и признали его правду, хотя они терпеть не могут, когда смертные указывают им на их упущения.

«Отныне предупреждать будешь ты сам, Хараннака Четыре Утраты, — сказали они. — Мы заберем у тебя тело, а душу возьмем себе, и всякий раз, когда Ледовых Ловцов будут ждать тяжелые времена, мы пошлем тебя предупредить их во сне». И боги взяли его и сделали своим посланником.

Слышащий пронзительно посмотрел на Ноло. Пар от дыхания стоял между ними, как некто третий.

— Да, Ноло Тихий Полоз, нынче мне снился Хараннака, он и четыре короля.

Ноло медленно кивнул, подумал и спросил:

— Что же нам теперь делать, Садалак?

Слышащий нетерпеливо повел рукой.

— Следить за собой. Быть бдительными. Не перекармливать наших собак. — От этих слов Ноло вспыхнул, но смущение его молодого друга почти не принесло Садалаку удовлетворения. Он боялся, и сон тревожил его — он сказал это только лишь из страха и злости. — Поехали.

Собак пришлось долго стегать и ругать на все корки, прежде чем они построились в ряд. Ноло даже впрягся сам и протащил немного нарты, чтобы напомнить зверюгам, что надо делать. Садалак поплотнее запахнулся в медвежий мех.

Четверо сулльских королей. Это не мои владыки, снова повторил себе Садалак, будто от этого была какая-то польза. Да, у них общая кровь, но она стара, очень стара. За тридцать тысячелетий кровь может стать жидкой, как вода. Да, Ледовые Ловцы и суллы вместе пришли из-за Ночного моря, но это осталось далеко в прошлом. Великие ледники отступили, пустыни спеклись, как стекло, из каменных семян выросли железные горы с тех пор, как суллы и Ледовые Ловцы могли назваться родней. Отчего же их судьбы до сих пор связаны?