Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Правда, я запуталъ ее безъ всякаго приготовленія такъ, что она не имѣла времени прикрыть себя скромностію своего пола. Мои выраженія не столько нѣжныя какъ пылкія, клонились къ упреканію ея прошедшей холодности, и приводили ей въ память хитростно ея собственныя предписанія, потому, что не любовь, а мерскій умыселъ брата ея заставилъ ее отъ части освободить меня отъ нихъ. Я въ жизнь мою никогда не видывалъ прелестнѣйшаго смятенія. Какая слава послѣдовала бы за живой кистью, которая бы изобразила такое зрѣлище, и смѣшеніе нетерпѣливости, которая явно оживляла каждую черту выразительнаго и прекраснаго лица! Она кашлянула два или три раза. Сперва показался въ ея взорахъ пріятный безпорядокъ, потомъ нѣкоторой родъ умиленія происходящій отъ нерѣшимости ея желаній; до тѣхъ поръ, пока разгнѣванная красавица, досадуя еще болѣе на мое любопытство узнать ея отвѣтъ, не могши выговорить ни слова, пустила ручьи слезъ, и съ торопливостію повернула мнѣ спину, что бы выйти. Но я поспѣшно за ней послѣдовалъ, и удержавъ въ моихъ объятіяхъ, сказалъ ей: предмѣтъ единственный моей нѣжности! не подумайте, что бы сіе предложеніе, противное первымъ вашимъ законамъ, происходило отъ намѣренія моего воспользоваться свирѣпостію вашихъ родителей. Есть ли, не смотря на почтительность моихъ выраженій, они способны были ея огорчить, то впредь мои старанія будутъ… я пересталъ говорить, какъ будто бы усиліе чувствительности моей перервало мой голосъ. Она хотѣла изъясниться, но сказала только съ томностію: какъ я… нещастлива!… слезы ея текли изобильно; и между тѣмъ, какъ руки мои обнимали прекраснѣйшій станъ ея, лице ея лежало на одномъ моемъ плечѣ, и она не примѣтила, что позволяетъ мнѣ такую вольность.

Для чего нещастна, для чего? моя дражайшая! Благодарность, которую вы должны ожидать отъ сердца чувствительнаго и признательнаго… тутъ правда мнѣ затворила ротъ, потому, что я не обязанъ благодарностію за такія не добровольныя одолженія.

Но пришедши въ самую себя, и увидя себя въ моихъ объятіяхъ, что ето значитъ, Государь мой? Сказала она съ видомъ негодованія, съ пламеннымъ лицемъ, и глазами пылающими гордостью.

Я уступилъ ея усиліямъ; но въ мою очередь бывъ совершенно побѣжденъ прелестьми сего невиннаго смятенія, я опять ухватилъ ее за руку, какъ она уходила, и упавъ на колѣни, я ей сказалъ, безъ всякой умѣренности, и почти не чувствуя важности словъ моихъ: (естьли бы случился тогда попъ, я былъ пропадшій человѣкъ:) дражайшая Кларисса! примите клятвы отъ вашего вѣрнаго Ловеласа! рѣшите, что бы онъ вамъ принадлежалъ навсегда. Симъ средствомъ все заградить можно. Кто осмѣлится дѣлать умыслы и предпріятія на жену мою? Ихъ безумныя и дерзкія надежды основываются на томъ, что еще не супругъ вашъ. удостойте меня сего имени! прошу о томъ у ногъ вашихъ. Тогда весь свѣтъ будетъ съ нашей стороны, и всѣ похвалятъ сіе давно ожидаемое окончаніе.,,

Чортъ ли меня тогда дернулъ? Я столько думалъ объ етомъ глупомъ восхищеніи, какъ летать по воздуху. Ето чудная дѣвка всемогуща надо мной. По такому расчету, не она, но я долженъ буду уступить въ великомъ моемъ опытѣ.

Слышалъ ли ты когда нибудь, что бы и то не изъ добровольнаго побужденія произносилъ торжественныя клятвы, въ упреки заблаговременнаго приготовленія и самыхъ гордыхъ видовъ? Но ето прекрасное твореніе въ состояніи отвлечь самаго варвара отъ намѣренія быть ей вреднымъ; и я въ самомъ дѣлѣ думаю, что былъ бы расположенъ освободить ее отъ всякаго другаго опыта, (нельзя сказать, чтобы по сію пору еще какой былъ,) естьли бы у насъ не было между собою нѣкоего рода сопротивленія, рожденнаго отъ ея недоверчивости, чтобы узнать, кто изъ двухъ останется побѣдителемъ. Ты знаешь мое великодушіе, когда мнѣ ни въ чемъ не противятся.

Хорошо, но до чего довело меня сіе слѣпое стремленіе? Думаешь ли ты, что я былъ пойманъ въ словѣ? Послѣ предложенія столь торжественнаго, и даже на колѣняхъ, какъ тебѣ кажется, Белфордъ?

Ничего не бывало. Моя забавница выпустила меня съ такою же вольностію, какую я самъ желалъ, предпріятіе ея брата, отчаяніе о непримиримости его, страхъ нещастныхъ слѣдствій, были причины, которымъ ей угодно было приписать такое замѣшательство, а мое предложеніе и любовь ни малѣйшаго не имѣли въ томъ участія. Что скажешь ты? Щитать нашу свадьбу за второе средство! И дать знать мнѣ, хотя другими словами, что ея замѣшательство происходитъ отъ страха, что мои непріятели не согласятся на предложеніе ея отвергнуть человѣка, который за нее подвергалъ жизнь свою, да и теперь готовъ предать себя той же опасности!

Я повторилъ еще неотступныя мои прошенія, что бы она сдѣлала меня щастливымъ; но она отложила до пріѣзда двоюроднаго брата ея Мордена. На него теперь полагаетъ она всѣ свои надежды.

Я показался яростнымъ, но бесполезно. Она хотѣла писать, или уже написала второе письмо къ тѣткѣ ея Гервей, въ намѣреніи ожидать отвѣта.

Однакожъ, любезный другъ, я думаю, что могъ бы уменшить постепенно такія отсрочки, естьли бы я былъ человѣкъ съ духомъ. Но что дѣлать, когда я столько боюсь ее оскорбить?… И чортъ самъ не умудрится! Любовникъ столь застѣнчивой! Принцеса съ такими безпрестанными требованіями. Какъ согласиться намъ безъ помощи какого нибудь услужливаго посредника? Однако Белфордъ; очень рѣдко случается такая горячая любовь въ одномъ сердцѣ съ такою скромностію. Я увѣренъ теперь, что истинная любовь довольствуется желаніями; другой не имѣетъ воли, кромѣ воли своего обожаемаго предмѣта.

Прелестная моя невинница! она еще сама говорила мнѣ про Лондонъ. Естьли бы паче чаянія умыселъ Синглетона былъ моего изобрѣтенія, я бы не могъ выдумать щастливѣйшаго средства, для ускоренія ея отъѣзда, которой, я не могу отгадать, для чего она отложила.

Подъ сей обверткой ты найдешь письмо Осипа Лемана, о которомъ я тебѣ говорилъ въ прошедшій понедѣльникъ, и мой глубокомысленный отвѣтъ къ нему. Я не могу стоять противъ тщеславія побуждающаго меня къ сему сообщенію. Безъ сей сильной причины, лучше бы тебя оставить въ мысляхъ, что свирѣпой рокъ моей красавицы ведетъ съ нею войну и располагаетъ случаями въ мою пользу, хотя они всѣ суть слѣдствія моего превосходнаго воображенія.

Письмо CXXXIII.

16 Апрѣля.

(Онъ увѣдомляетъ Г. Ловеласа о гоненіи, къ которому приготовляются его Господа за похищеніе его барышни Бетертонъ изъ ея сѣмейства, которая умерши въ родахъ, оставила послѣ себя живаго робенка, и что Ловеласа упрекаютъ въ пренебреженіи сего дитяти. Осипъ, съ обыкновенною своею простотою говоритъ, что его Господа называютъ такой поступокъ бесчестнымъ, однакожъ онъ надѣется, что это неправда, хотя и разглашаютъ, что Г. Ловеласъ былъ принужденъ оставить государство, что бы укрытся, и что намѣреніе путешествовать въ чужихъ краяхъ, былъ одинъ только подлогъ. Онъ присоединяетъ, что Г. Сольмсъ желалъ бы такую исторію расказать дѣвицѣ Клариссѣ, естли бы она была расположена на его слушать.).

Онъ проситъ Г.Ловеласа признаться ему, не будетъ ли жизнь его въ опасности по сему дѣлу; и бывъ къ нему преданъ, желаетъ, что бы онъ не былъ повѣшенъ какъ простой человѣкъ, но что бы ему отрубили голову; и что бы милостиво вспомнилъ о немъ прежде смертнаго осужденія, ибо онъ слышалъ, что все имѣніе преступниковъ принадлежитъ Королю или правленію.

Примѣчаетъ, что Капитанъ Синглетонъ имѣетъ частые переговоры съ его молодымъ Господиномъ и Госпожею, и что Господинъ его сказалъ въ присудствіи Капитана, что кровь его кипитъ отъ мщенія; что въ то самое время Господинъ хвалилъ его Осипа, говоря Капитану про его вѣрность и расторопность. Потомъ предлагаетъ свои услуги Г. Ловеласу для упрежденія нещастныхъ случаевъ, и заслуженія его покровительства, что бы занять постоялой домъ бѣлаго медвѣдя, о которомъ ему говорили съ похвалою. Ето не все, прибавляетъ онъ. Преврасная медвѣдица, то есть Бетти Барнесъ, ворочается у него въ головѣ. Онъ надѣется, что будетъ ее любить болѣе, нежели угодно Г. Ловеласу, потому что она начинаетъ быть съ нимъ повеселѣе и слушаетъ его съ удовольствіемъ, когда онъ упоминаетъ про бѣлаго медвѣдя, какъ будто бы она была между ячменемъ и бобами. Проситъ прощенія за такое острое слово, которое у него вырвалось, потому что, сколько онъ ни бѣденъ, но всегда любилъ шутки.

Признается, что иногда совѣсть укоряетъ его въ томъ, что онъ сдѣлалъ, и думаетъ, что безъ исторіевъ, которыя онъ принужденъ былъ расказывать по повелѣнію Г. Ловеласа въ домѣ, невозможно, что бы сердце отца и матери были такъ тверды, хотя Г. Жамесъ и дѣвица Арабелла весьма злобны. Но хуже всего кажется ему то, что Господинъ и Госпожа Гарловъ никогда не будетъ въ состояніи распутать дѣла дѣвицы Клариссы, потому что они полагаютъ такія исторіи вышедшими чрезъ Камердинера Г. Ловеласа. Онъ будетъ весьма остерегаться, что бы не переувѣрить ихъ въ противномъ; отъ страха, что бы Г. Ловеласъ не убилъ своего камердинера и его, для при писанія потомъ смерти ихъ тѣмъ, которые съ самаго начала ихъ подкупляли. Между тѣмъ, онъ очень сомнѣвается о себѣ, не бездѣльникъ ли онъ, хотя никогда не имѣлъ къ тому склонности.