Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

18 июня/1 июля 1901. Понедельник.

В полдень заявился гость из Америки: иеромонах Антоний (Дашкевич), живущий в Ситке [?], имеющий в своем благочинии Церкви северной части Американской епархии и Аляски; едет, после трех лет службы, в отпуск в Россию; доволен своим местом службы и опять вернется туда, что особенно приятно было слышать; человек умный, из кончивших Семинарию, сын священника. Очень хорошо отзывается о христианах Аляски, плохо — о христианах колоний, совсем плохо — об американцах вообще; впрочем, жизнь и службу там делают трудными не столько американцы, как свои собратья — русские — взаимными дрязгами и неладами; почти все из служащих духовных там только и делают, что ждут окончания пятилетнего срока, чтобы вернуться в Россию.

19 июня/2 июля 1901. Вторник.

Вместе с вышеупомянутым гостем были на экзамене в Семинарии, в третьем классе, где одиннадцать учеников, по Церковной Истории; отвечали хорошо; потом зашли в Женскую школу, где проэкзаменовали по Священной Истории самых маленьких — отлично рассказали все по картинкам.

В одиннадцать часов о. Антоний отбыл из Миссии, чтобы следовать в Кобе, где надеется застать свой пароход, на котором в Иокохаме остался весь его багаж.

В японских газетах сегодня описывается, как в апреле в Новой Гвинее туземцы съели двух английских миссионеров и как в мае военная английская экспедиция за это наказала их. Мученики ли бедные миссионеры? Но ведь их убили не за веру, а за то, что белое мясо особенно нравится новогвинейцам, как убивают путника за то, что кошелек его нравится разбойникам. С этой точки зрения можно оправдать и вмешательство военной силы.

20 июня/3 июля 1901. Среда.

На экзамене по Нравственному Богословию в пятом классе Семинарии и в Катихизаторской школе; первые отвечали отлично, как успевшие развиться, вторые преплохо.

Из Дзёогёе–цудзуми, тамошний, доселе считавшийся лучшим, христианин Николай Ицидзё, пишет, просит 250 ен в долг. Вложил он 500 ен в какое–то воспитательное предприятие, оказавшееся до того обманным, что Правительство велело прекратить его, а между тем Ицидзё, чтобы занять 500 ен, отдал в залог не только свою землю, но и церковную, которую сам же когда–то пожертвовал для Церкви, и даже церковное зданьице, которое тоже сам выстроил. Ныне, чтобы выкупить этот залог, просит 250 ен. Отвечено отказом. Можно бы дать только в том случае, если бы землю можно было, по выкупке, как церковную, закрепить за мной или, по крайней мере, за священником; но так как это стоило бы множества хлопот, времени, новых расходов — и все–таки в такой дали от глаз не было бы обеспечено от нового заклада или другого рода обманного покушения на нее — то и брошено. Итак, японцы жертвуют на Церковь и опять отбирают, жертвуют и опять отбирают. Так было недавно в Кама, так ныне в Дзёоге–цудзуми… Отсюда предостережение: если где жертвуют, то пусть закрепляют немедленно за местным священником, тогда церковное имущество будет обеспеченней. Так в Одавара христиане усиленно старались приобретенное для Церкви прежде место продать, но так как оно, к счастью, закреплено за священником, то ничего не могли сделать — и место остается церковным.

Молодой бонза из Циукоку отличным письмом отрицает свой буддизм и просится сюда в христианскую школу. Адресовал к Гавриилу Ицикава в Химедзи, чтобы, если хочет, до девятого месяца изучил христианство настолько, чтобы быть допущенным к крещению — тогда и может проситься в Катихизаторскую школу. — Но петь эти соловьи мастера, а в дело малопригодны.

21 июня/4 июля 1901. Четверг.

В Женской школе на экзамене по Закону Божию; отвечали все на полный балл.

Bishop Awdry прислал на японском языке документ — о единении всех христиан — поместить который в нашем церковном журнале просил 25 мая (7 июня), когда принес только английский текст его. Согласно обещанию, я отдал его для напечатания в «Сейкёо—Симпо», о чем и известил Одрея. Документ будет предварен предисловием, что «мы всегда молимся о единении, но вот и протестанты» и так далее.

22 июня/5 июля 1901. Пятница.

В Женской школе на экзаменах, которые сегодня и кончились там.

Вечером мы с Накаем кончили занятия переводом; остановились на исправлении сорок пятой паремии. Ныне, как и в прежние годы, дал Накаю 30 ен на отправление во время каникул в страну отдохнуть и освежиться.

О. Игнатий Като сегодня уже пришел на Собор — первый из имеющих заседать.

23 июня/6 июля 1901. Суббота.

В девять часов было чтение списков в Семинарии и Катихизаторской школе. Ныне всего двое из учащихся выходят на службу, кончив курс в Катихизаторской школе — и те преплохие; один бездарный, другой полубольной. Наставники угощены чаем, там же в Семинарии, по прочтении списков; ученикам дал 5 ен на Симбокквай.

Петр Осида, ученик низшего класса Катихизаторской школы, бывший бонза, до того обиделся, что его поставили в списке последним, что уехал из школы и едва ли вернется. Всегда казался таким смиренником и оказался носившим такую гордость в душе! Видно, что христианство совсем не проникло к нему в душу. А действительно хуже всех своих товарищей, которых и всего–то четверо; на экзаменах я сам убедился в этом: о чем ни спросишь, порет дичь. Вообще, бонзы — плохой элемент для Катихизаторской школы: до сих пор сколько ни просились, годных не оказалось.

24 июня/7 июля 1901. Воскресенье.

До Литургии крещение. За Литургией из русских были: полковник Ванновский с детьми и жена офицера с сыном из Дальнего; последняя просила отслужить ей напутственный молебен, что мы с Дмитрием Константиновичем Львовским и сделали после Литургии. Потом они все у меня пили чай, причем дама рассказывала, что она с своим восьмилетним мальчиком жила здесь три недели, чтобы делать ему у доктора Китасато прививки от укушения бешеной собакой, и ныне, кончив лечение, возвращается. Ванновский в разговоре, по своему обычаю, бранил всех и всё; о чем ни заговоришь, непременно сведет на брань — пессимист, каких мало.

25 июня/8 июля 1901. Понедельник.

С девяти часов акт выпускной в Женской школе. Кончили курс семь, между ними Катя, дочь переводчика Маленды, крестница мадам Шпейер и приемная дочь Павла Накаи. Прочтены списки, розданы дипломы и книги — выпускным по целой куче духовных книг, между прочим, и по Новому Завету нашего перевода. Потом предложили мне сказать что–нибудь в назидание. Мысль сказанного мною следующая: «Из этой школы вы выходите в большую школу для воспитания к вечной жизни: сохраните доселешние качества, и вы, даст Бог, с похвалой пройдете и кончите и тот курс. Эти качества — по отношению к Богу — вера и молитва: освящайте этим факелом веры и молитвы весь ваш дальнейший путь, и Господь сохранит вас от поскользновения и падений; вы между собою здесь всегда жили в мире и любви — храните мир и любовь ко всем людям и вы сделаете много добра людям, и сами будете любимы и уважаемы; вы были здесь прилежны к вашим занятиям — будьте всегда прилежны в исполнении вашего долга во всех отношениях; доныне воспитатели во всем помогали вам, и Ангелы Божии хранили вас; отныне вы предоставлены самим себе, но храните и исполняйте то, что вложили вам в души воспитывавшие вас, и Ангелы Божии будут непременно хранить вас и помогать вам во всю вашу жизнь», и так далее.