Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Марк молчал, не спеша с ответом, лишь крепче прижимая мою голову к своей груди. По едва уловимой дрожи в его руках и по тяжелому прерывистому дыханию я догадывалась, что ему сейчас ничуть не легче, чем мне. Ведь он знал все с самого начала. Именно от подобных ударов и жестоких разочарований он пытался меня уберечь. Я же нарушала все его запреты, наивно полагая, что он просто сгущает краски. И вот теперь я расплачивалась за все. Мы расплачивались за все. Переживая нашу боль на двоих, мы не делили, а лишь умножали ее.

Внезапно его пальцы, успокаивающе гладившие меня по голове, напряглись, сжались в кулак, сминая мои волосы, и, резко потянув вниз, он заставил меня поднять лицо и смотреть на него без малейшей возможности пошевелиться. В этом его жесте сквозило столько ярости — на себя, на меня, на ту ловушку, в которой мы оба оказались по своей беспечности, что я понимала — любые слова излишни. Я была виновата перед ним даже больше, чем перед собой.

— Ну почему, Алеша? Почему ты меня опять не послушала! — его голос был сдавленным, будто он разделил со мной слезы разочарования. — Зачем в любом болоте тебе нужно непременно достать до самого дна! Что ты снова делаешь с собой? Зачем?! Ради чего ты себя убиваешь?!

Я лишь продолжала молчать, растерянно глядя в его странно блестящие глаза, понимая, что у меня нет и никогда не будет ответов на эти вопросы.

По привычке, чтобы немного унять это волнение, мне захотелось провести ладонями по его щекам, но он лишь раздраженно отстранился и, отпустив меня, поднялся на ноги. Некоторое время Марк ходил из угла в угол нашей огромной квартиры, и я видела, что он изо всех сил пытается не дать отчаянной злости захватить власть над собой, удержаться от соблазна разбить, разгромить все в пух и прах. Это он мог позволить себе, будучи подростком. Сейчас не время было предаваться подобному ребячеству.

Выждав еще несколько минут, он, наконец, обернулся ко мне, рассеянно провел рукой по волосам и, тяжело выдохнув, сел в кресло у рабочего стола.

— Послушай, что я скажу. Ты должна понять меня, — решительно придвигаясь к компьютеру, произнес Марк. — Я только что встречался с людьми, которые могли бы задавить ситуацию, заставить всех замолчать. Но они мне настоятельно советовали этого не делать. Проблемы как таковой нет. В этом они полностью подтвердили мои слова. Вся эта история скоро затихнет, высасывать из пальца скандал больше одной недели журналисты не смогут. А вот слухи о давлении на прессу могут нам сильно повредить. И я не могу гарантировать, что они не появятся. Раньше было проще — человеку можно было спокойно объяснить, почему он не прав и ему не стоит высовываться. Пожаловаться на такое притеснение он мог только своему соседу. Шепотом. И то, если сосед человек надежный. Теперь же с этим чертовым интернетом все слишком непредсказуемо. Есть такая порода особо непонятливых — чем больше они боятся, тем больше наглеют. Именно они склонны орать на каждом перекрестке об ущемлении прав, надеясь, что громкая огласка станет гарантией их безопасности. Теперь к этому прибавилась возможность писать в интернете. Иногда это работает, иногда нет. Но мы не можем так рисковать и проколоться еще один раз. Я уже усугубил все, ввязавшись в разговор с этим журналистом, который выставил меня твоим адвокатом.

Я лишь молча кивнула, стараясь не сосредотачиваться на том, как спокойно и буднично Марк говорил о методах влияния на людей, принятых в его кругах. Да и с чем я могла поспорить? С тем, что нужно просто отстраниться, переждать и отпустить ситуацию? Наоборот, только так и надо было поступать. На любое активное влияние у меня уже не было ни сил, ни желания.

— Единственный адекватный шаг, который мы можем и должны предпринять — это удалить из сети всё, связанное с тобой. И, прежде всего, твой блог, как бы ты к нему ни относилась. Любая дискуссия с теми, кто льет на тебя грязь, бессмысленна. Они не слышат никого, кроме себя. Ты не сможешь вычистить всю эту гадость, она будет только прибывать. Надо убрать всё, сразу, вместе с журналом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда-то я даже представить не могла, что тот самый виртуальный мир, значивший для меня так много, подаривший мне друзей, известность и возможность издать первую книгу, может и должен быть уничтожен всего за несколько минут. Но сейчас я отреагировала на эту новость спокойно, словно давно предчувствовала такую бесславную и грустную концовку.

— Конечно, Марк. Делай, как считаешь нужным. Только… Я не думаю, что они успокоятся. Есть же много других форумов, и если им захочется продолжить…

— Это уже не наши проблемы. Те, другие форумы напрямую с тобой никак не связаны. А этот блог — связан. Точнее… — заходя в панель управления и быстро щелкая кнопками, добавил Марк, — был связан. Его уже нет.

Вот и все. То самое прекрасное свободное будущее, новый виртуальный мир, о котором когда-то так увлеченно рассказывал мне Ярослав, оказался ничем не лучше старого, привыкшего перемалывать жерновами беспечных и расхрабрившихся мечтателей. И теперь я покидала его, раскрошенная в пыль, уныло неся за собой все разбитые идеалы и устремления. Стоило ли горько жалеть о крахе иллюзий? Нет, не стоило. Если я о чем и жалела, так это только о собственной глупости и наивности.

И скрывать от Марка другие свои странички, которые в будущем могли стать соблазном вернуться, тоже не было смысла.

— Это не все. Есть еще один дневник, мой собственный. Не как писателя, а просто… как человека, я там всякие мелочи по работе писала… И мысли…

Марк в ответ на эту новость не стал задавать лишних вопросов, лишь коротко бросил:

— Адрес.

После того, как в открытом окне всплыла еще одна моя страничка, он даже не дал мне возможности посмотреть, добралась ли волна народного гнева до этого журнала. Этот вопрос так и остался нераскрытой тайной. Марк с помощью такой же несложной и быстрой комбинации на страничке управления удалил и этот кусочек моей виртуальной жизни.

— Где у тебя еще есть аккаунты? Подумай хорошо, не стоит давать этим людям лазейку для получения хоть какой-то дополнительной информации о тебе.

После того, как я, изобразив максимальную сосредоточенность, на которую была способна, назвала Марку несколько популярных форумов для общения и пару сайтов с рецензиями, на которых числилась соавтором, дело было сделано.

Все мои аккаунты исчезли безвозвратно, и связаться со мной через интернет стало практически невозможно. Разве что через электронную почту, которую я все еще не решалась назвать, ведь это была последняя ниточка, соединяющая меня с бывшим окружением. И только на этот адрес я могла получить письмо от Вадима в ответ на собственное сообщение, которое отправила совсем недавно, еще не понимая, во что ввязалась.

Впрочем… Теперь мне не нужна была помощь даже от него. Я перешла свой рубикон, приняв сторону Марка и решив отказаться от любых контактов с этими иллюзорными личностями, напоминавшими скорее отражения в зеркалах, чем реальных людей — писателями, читателями, богемными завсегдатаями и непризнанными гениями. Для того, чтобы выжить в такой среде, нужно было обладать силой и жизненной хваткой Вадима. Я же этим похвастать не могла, особенно сейчас. Вадим слишком переоценил меня с самого начала, решив, что я смогу стать такой, как он — упрямой, решительной, презирающей трудности и находящей счастье в постоянной борьбе. Когда-то я тоже была в этом уверена. Теперь пришло время понять, как глубоко мы все ошибались.

И поэтому, отбросив колебания, я попросила Марка заблокировать и электронную почту, которая мне теперь была абсолютно не нужна. Я не хотела ни с кем общаться, никому писать и получать письма и читать ответы тоже — не хотела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мир вокруг меня словно выключили, и я осталась одна, незаметная и безликая, в полнейшей темноте и пустоте. Следы, которые я успела оставить за время самостоятельной жизни уже начали таять в моем сознании, и я со странным облегчением понимала, что скоро обо мне забудут.

Все — кроме Марка.