Воин - Дональд Маккуин

Доннаси повернулась лицом к толпе, радуясь, что взяла с собой оружие. Подняв руки в миролюбивом жесте, она объяснила собравшимся, что произошло у них на глазах. Они посмотрели мимо нее на удалявшихся Конвея и Ти, которые были так поглощены друг другом, что для них ничего вокруг не существовало. Тейт утихомирила продавцов, предложив заплатить за испорченный товар, и извинилась за раны, душевные и телесные.

Она быстро утешила их. Сначала поодиночке, затем все вместе они успокоились. Большинство отказались от денег, поддавшись романтике происшедшего. Вскоре Доннаси осталась одна. Когда она оглянулась, Ти и Мэтт уже исчезли из виду.

Остальные — Дженет Картер, Сью Анспач и Кейт Бернхард — были в обители. Настоятельница разрабатывала какой-то план, в котором отводилось место и им. Тейт же была настолько поглощена слиянием остатков оланской армии с отрядами Волков, что им даже в голову не пришло включить ее в какой-нибудь из своих планов. Она направилась обратно в замок. Может, Гэн захочет выехать оттуда и понаблюдать за учениями. Или еще что-нибудь. Ах, если бы был жив Фолконер!

Конвей не заметил исчезновения Тейт. Все его помыслы были только о Ти, и вот она перед ним. Догнав, он схватил ее за руку. Женщина остановилась, не пытаясь вырваться. Мэтт готов был поклясться, что в ее глазах мелькнуло облегчение. Они стояли без слов уже, должно быть, целую вечность, пока он не спросил просто:

— Почему?

Ти, разумеется, знала, о чем он спрашивает, но не ответила сразу, а только слегка повернулась к нему, все еще не пытаясь высвободиться. Конвей не отставал ни на шаг, нежно держа ее за руку.

— Я не хотела вновь встречаться с тобой. — Мэтт издал какой-то звук, и она метнула на него быстрый взгляд, прежде чем продолжить. Подбородок был вздернут, голос звучал дерзко. — Зачем ты возишься со мной, ведь я тебя не люблю. Ты даже не знаешь толком, кто я. Вокруг полно других женщин, они красивее, умнее, богаче. Найди себе ту, что полюбит тебя.

— Мне не нужна другая. Я люблю тебя. Мне нужна ты.

Она покачала головой, ничего не ответив. Когда он попытался продолжить, Ти остановила его движением руки:

— Не сейчас. Мне надо подумать.

— У тебя были месяцы на размышление! — В голосе Конвея сквозило отчаяние.

— Поэтому я и не хотела, чтоб ты нашел меня. Я не хотела ничего объяснять. Теперь мне придется это сделать, так что дай мне обдумать свои слова.

Они направились на одну из площадок на крыше. Был базарный день, и наверху не было никого, кроме нескольких играющих детей да старика, греющегося на солнышке. Ти опустилась на скамейку, с которой открывался вид на город и замок. Мэтт примостился на кирпичном парапете напротив. Устремив взгляд мимо него на высившуюся в отдалении крепостную стену с ее зубцами и башенками и незатейливые постройки за ней, Ти рассказала, как ее племя каждые два года поставляло королю новую невесту. Он возвращал ее с ребенком. Эта повинность уходила корнями в глубокое прошлое, когда дети считались главным достоянием племени и для объединения народов был необходим сильный король.

Он перебил ее:

— Я все это знаю. Теперь это в прошлом и не имеет к нам никакого отношения. Гэн отменил такую дань.

Ти сверкнула глазами:

— Это имеет отношение к нам. Я прошла через это. — Внезапно она так резко наклонилась к нему, что Мэтт невольно отпрянул. — Никто не защищал меня, ни одну из нас. С того времени, как я начала понимать происходящее вокруг, и до моей пятнадцатой весны я видела блюстителей, выбиравших наших женщин, как выбирают скот, и уводивших «удостоившуюся великой чести». Если юноша, любивший ее, противился этому, люди нашего племени сами заставляли его замолчать.

Успокоившись, Ти вновь перевела взгляд на замок. Она рассказала, как бросила вызов женщинам племени, заявив, что, если ее изберут невестой короля, она не станет вынашивать его ребенка. Женщины, считавшие это ее долгом, были так напуганы подобной непокорностью, что боялись заговорить об этом. Те же, кто считал ее долгом именно непокорность, поддерживали словами ободрения и слезами — но это было все, что они могли для нее сделать. Дойдя до этого места, Ти задрожала, словно стоял не жаркий летний день, а холодное зимнее утро. Он потянулся обнять ее, но она резко отстранилась. Конвей сел на место, чувствуя неловкость. Она рассказывала о мучительном переходе от Китового Берега до Олы. Охранники наглядно объяснили девушке, что делать, чтобы ублажить короля.

Конвей отвернулся, чтобы не видеть ее жестокой улыбки. Ти безжалостно продолжала:

— Так я узнала о том, что делалось до меня. Я и не подозревала о таком многообразии. Или жестокости. Им нравилось перечислять. Кое-что из этого… — Она прикусила губу. Когда она заговорила снова, голос звучал намного мягче: — Прости меня, но ты видел, что я получила. Он отдал меня блюстителям истины за то, что я не смогла забеременеть. Со временем даже самые стойкие женщины соглашаются играть отведенную им роль, не выдержав боли. Но я так и не научилась скрывать ненависть, поэтому они искали более покладистых. Как бы там ни было, это моя двадцать пятая весна. Десять лет того, что можно назвать доступностью всегда и везде. Теперь ты понимаешь, почему я считаю, что тебе нужна другая женщина?

Мэтт уставился на кирпичи у себя под ногами, словно ожидая, что там по волшебству появится ответ. Наконец он произнес:

— Я не знал этого, но подозревал. Я понимаю, что… тебе было трудно. Но теперь я говорю о мире, который мы можем создать для себя.

Грациозно наклонившись к нему, Ти протянула руку, чтобы откинуть волосы с его виска. Один из пальцев прикоснулся к его губам, и она вздрогнула, почувствовав поцелуй, но руки не отняла.

— Сейчас я не в силах любить кого-нибудь, Мэтт Конвей. Ты должен это понять. Я хочу полюбить тебя, я бы очень хотела, но не могу. В моем сердце нет места прекрасному. Прошлое все еще живет в нем, и оно погубит тебя. — Он собирался что-то возразить, но она прикрыла его рот рукой. — Нет. Послушай меня. Живи своей собственной жизнью, а мне дай жить своей. Если мы встретимся вновь — значит, так тому и быть. Возможно, к тому времени все изменится. Может, изменюсь я.

Когда она поднялась, Конвей не пытался остановить ее, а медленно поднялся следом. Ти протянула к нему руки, глядя, как он возвышается над нею. Обвив руками его талию, она тихо промолвила:

— Поцелуй меня, Мэтт Конвей. Один раз, как девушку, какой я должна была быть. А я хочу поцеловать мужчину, который должен был принадлежать ей.

Он продолжал стоять с закрытыми глазами, когда она оторвалась от него. Руки Мэтта опустились. Все его чувства были напряжены до предела. Он слушал звук затихающих шагов — это длилось лишь несколько мгновений. Он ощущал тепло ее тела там, где Ти прижималась к нему, чувствовал прикосновение ее рук — это продолжалось немного дольше, почти целую минуту. Ее запах — смесь аромата цветов и тронутых солнцем волос — оставался дольше всего. Мэтт отчаянно пытался удержать эти звуки и запахи, наслаждаясь ими, пока они не исчезли, будто те способны были помочь понять смысл ее слов.

Открыв глаза, он обнаружил, что его с любопытством рассматривает какой-то мальчик. Конвей кивнул и улыбнулся уголком рта, надеясь, что улыбка выглядит обнадеживающе. Затем, бессильно опустившись на скамейку, он стал смотреть туда, куда недавно смотрела Ти — на темневшую вдали громаду замка.

Глава 84

Для Гэна месяцы поздней осени и зимы явились продолжительным испытанием. Он все время ожидал какого-нибудь сюрприза от своих баронов и вождей и был заранее готов к этому, однако недовольство целого народа было для него настоящим шоком.

Бароны Харбундая потребовали контроля над оланскими работорговцами. Кланы Оланов были в ярости — и Китовый Берег, и Харбундай облагали их корабли дополнительными налогами, где бы те ни останавливались. Казалось, что ни одна семья, ни один клан, ни одно племя или баронство не были удовлетворены ни единым пунктом, касающимся границ, прав на посевы, лес, воду или что-либо другое. Гэн исходился по судам и дворам в поисках выхода из этой ситуации. Немногие написанные от руки отчеты были поверхностными, чаще всего неразборчивыми. В мире, где люди не доверяли обучению и практически запрещали образование, простая процедура написания на листе бумаги нескольких слов равнялась присоединению к темным силам. Те, кто умел читать, старались переводить эти бумажки на простой язык, а те, кто не умел, верили им на слово.

Однако все эти разборки со своим криком и шумом блекли перед насилием тех, кто, почувствовав вкус свободы, стремился отомстить былым угнетателям. Харбундайские бароны немного внимания уделяли подобным восстаниям, однако Ола была весьма озабочена происходящим. Блюстителей истины убивали, на них буквально охотились. Многие из вождей оланских племен, поддерживавших Алтанара, погибли в битве, когда был свергнут король. Многие исчезли в ожидании лучших времен. Огромное количество знати, тех привилегированных, которые выполняли приказы своих более высокопоставленных вождей, внезапно лишились защиты. Это было время мести, кровавое время. Подразделения Волков маршировали по округе, наводя порядок.