Путешественница - Диана Гэблдон

– А мне плевать на это, ко всем чертям!

Я забилась в его руках, но потом обмякла, признавая поражение. Какая, в конце концов, разница?

Хватка разжалась, и я, обернувшись, увидела мужчину, которого до сих пор на борту не встречала. Явно не моряка: его одежда, помятая, как будто он ее долго не снимал, тем не менее была дорогой, изысканного покроя. Камзол и жилет сидели как влитые, у горла пенились брюссельские кружева.

– Кто вы такой, черт побери? – удивленно спросила я, утирая свои мокрые щеки, хлюпая носом и пытаясь пригладить взлохмаченные волосы.

Хотелось верить, что в сумраке мой расхристанный вид был не слишком заметен.

Незнакомец улыбнулся и протянул мне носовой платок, мятый, но чистый.

– Мое имя Грей, – ответил он с легким изысканным поклоном. – А вы, очевидно, знаменитая миссис Малькольм, чей героизм так воспевает капитан Леонард?

Я раздраженно скривилась, и Грей осекся.

– Прошу прощения, я сказал что-то не то? Честное слово, мадам, у меня и в мыслях не было вас обидеть.

Он и вправду выглядел озабоченным, поэтому я покачала головой.

– В том, чтобы смотреть, как умирают люди, нет ничего героического, – прогундосила я и высморкалась. – Я просто нахожусь здесь, вот и все. Спасибо вам за носовой платок.

Я замешкалась, не решаясь ни вернуть использованный платок ему, ни просто сунуть его в карман. Он разрешил эту дилемму, махнув рукой.

– Могу я еще что-нибудь для вас сделать? – неуверенно осведомился он. – Воды? А может быть, бренди?

Он полез за пазуху, извлек маленькую серебряную карманную фляжку с выгравированным на ней гербом и предложил мне.

Приняв ее с благодарным кивком, я сделала глоток, да такой основательный, что закашлялась. Крепкий напиток обжег горло, но я отпила еще и почувствовала, как внутри разливается бодрящее, снимающее напряжение тепло. Глубоко вздохнув, я отпила снова. Это помогало.

– Спасибо, – сказала я чуть охрипшим голосом, возвращая фляжку.

Подумав, что невежливо отделываться одним словом, я добавила:

– Знаете, я уже успела забыть, что бренди – это напиток: главным образом приходится использовать его для обмывания больных в лазарете.

Все события минувшего дня вдруг вспомнились, навалившись на меня с такой силой, что я пошатнулась и снова села на пороховой ящик.

– Насколько я понимаю, эпидемия свирепствует по-прежнему?

Его светлые волосы поблескивали в свете ближнего фонаря.

– Ну, не то чтобы по-прежнему. – Я прикрыла глаза, чувствуя себя опустошенной. – Сегодня число заболевших увеличилось только на одного человека. Вчера таких было четверо, а позавчера шестеро.

– Звучит обнадеживающе, – заметил он. – Похоже, вы побеждаете болезнь.

– Нет. Все, что мы делаем, – это предотвращаем дальнейшее распространение заразы. А для тех, кто ее уже подцепил, я ничего не могу сделать.

– Правда?

Грей наклонился и взял меня за руку. От неожиданности я не отстранилась, а он легонько провел большим пальцем по волдырю – я обожглась кипяченым молоком – и коснулся костяшек, покрасневших и потрескавшихся от постоянного соприкосновения со спиртом.

– Для особы, которая ничего не делает, мадам, у вас удивительно натруженные руки.

– Как раз делать-то я делаю, и немало! – выпалила я, отдернув руку. – Вот только толку нет, это правда!

– Уверен… – начал он.

– Да в чем вы можете быть уверены? – Я хлопнула ладонью по пушке, вложив в этот бессмысленный удар всю горечь и отчаяние этого дня. – Вы хоть знаете, сколько человек мы сегодня потеряли? Двадцать три! Я на ногах с самого рассвета, по локти в грязи и рвоте, моя одежда уже вся пропотела, а толку никакого! Ничего не могу поделать! Вы слышите меня? Ничего!

Лицо Грея скрывала тень, но я видела, как напряглись его плечи.

– Слышу, – спокойно ответил он. – Вы устыдили меня, мадам. Я сидел у себя в каюте по приказу капитана, но поверьте, понятия не имел, что дела обстоят подобным образом, и готов, если требуется, прийти на помощь.

– Зачем? – тупо спросила я. – Это ведь не ваша работа.

– А разве ваша?

Он повернулся ко мне лицом, и я увидела, что это привлекательный мужчина лет под сорок, с тонко очерченным лицом и большими голубыми глазами, расширенными от удивления.

– Да, – ответила я.

Он внимательно пригляделся ко мне, и удивление на его лице сменилось задумчивостью.

– Понимаю.

– Нет, не понимаете, но это не важно.

Я сильно нажала кончиками пальцев на лоб, на точки, которые показал мне мистер Уиллоби, чтобы облегчить боль.

– Если капитан считает, что вам следует оставаться в каюте, так, вероятно, и должно быть. Людей для помощи в лазарете хватает. Беда в другом: мало что помогает, – заключила я, уронив руки.

Грей подошел к борту и некоторое время молча смотрел на темную гладь воды, искрящуюся то здесь, то там дробящимся на волнах светом звезд.

– Понимаю, – повторил он, словно обращаясь к волнам. – Признаться, поначалу я принимал ваше огорчение за проявление обычной женской чувствительности, но теперь вижу, что здесь нечто иное.

Он помолчал. Стоял, держась руками за ограждение, – темный силуэт в звездном свете.

– Я был военным, офицером, – продолжил он. – Мне известно, что такое держать в руках человеческую жизнь – и терять ее.

Я молчала, молчал и он. Тишину нарушали лишь обычные корабельные звуки, по ночному времени негромкие и нечастые.

Наконец Грей вздохнул и снова повернулся ко мне.

– Приходит понимание того, что ты не Бог. – Он помедлил. – Понимание и сожаление по этому поводу.

Я вздохнула, чувствуя, как отпускает напряжение. Прохладный ветерок приподнял волосы на моей шее и сдул несколько локонов на лицо.

– Да, – согласилась я.

Он помолчал, будто не зная, что сказать напоследок, затем наклонился, взял мою руку и поцеловал без всякой аффектации.

– Спокойной ночи, миссис Малькольм, – произнес он, повернулся и двинулся прочь.

Он успел отойти от меня не более чем на несколько ярдов, когда спешивший мимо моряк, стюард по имени Джонс, заметил его и воскликнул:

– Милорд! Вам не следует покидать каюту, сэр! Ночной воздух опасен, ведь зараза все еще на борту, да и что бы там ни думал на сей счет ваш слуга, приказ капитана предписывает оберегать вас от заразы.

Грей кивнул с виноватым видом.

– Да-да, знаю, я не должен был сюда подниматься. Только я подумал, что если останусь в каюте еще на миг, то просто задохнусь.

– Лучше уж задохнуться, сэр, чем умереть от кровавого поноса, уж прошу прощения за эти слова, – сурово сказал Джонс.

Мой новый знакомый возражать не стал, лишь пробормотал что-то невнятное и удалился вниз.

Я протянула руку и схватила проходящего Джонса за рукав. От неожиданности он вскрикнул.

– Ох, это вы, миссис Малькольм, – проговорил он, приложив к груди костистую руку. – Право же, напугали. Я вас, мэм, за призрака принял, вы уж, прошу прощения, не обессудьте.

– Это я прошу прощения. Мне просто хотелось спросить, кто тот джентльмен, с которым вы только что разговаривали?

– Ах он?

Джонс оглянулся через плечо, но человек, назвавшийся мистером Греем, уже исчез.

– Ну, мэм, это лорд Джон Грей, новый губернатор Ямайки. Ему не следовало сюда подниматься: капитан строго-настрого приказал ограждать его от любой опасности. Неровен час, заразится. Нам только того и не хватает, как прибыть в порт с мертвым губернатором на борту. Впрочем, не будь вас, тут вообще творилось бы черт знает что.

Он неодобрительно покачал головой и повернулся ко мне.

– Так вы возвращаетесь к себе, мэм? Принести вам чашечку чаю или, может быть, печенья?

– Нет, Джонс, спасибо. Перед тем как лечь спать, я хочу еще раз проведать больных. Мне ничего не нужно.

– Выходит, что нужно, мэм, и вы только что об этом сказали. Ну ладно. Доброй ночи, мэм.

Он коснулся пальцами лба и поспешил прочь.

Прежде чем спуститься вниз, я задержалась у борта, глубоко вдыхая чистый свежий воздух. До зари еще оставался не один час. Звезды, ясные и чистые, сверкали над моей головой, и я неожиданно осознала, что миг милосердия, о котором я возносила бессловесные молитвы, все-таки настал.

– Вы правы, – вслух обратилась я к морю и небу. – Заката было бы недостаточно. Спасибо.

С этими словами я отправилась вниз.

Глава 49

Земля!

Правду говорят моряки: вы можете учуять землю задолго до того, как увидите ее.

Несмотря на долгое плавание, козий загон под палубой представлял собой на удивление приятное место. К настоящему времени свежая солома уже кончилась, и козьи копытца цокали по голым доскам, однако навоз ежедневно аккуратно сгребался в кучи, укладывался в корзины и выбрасывался за борт, а Аннеке Йохансен каждое утро засыпала в ясли охапки свежего сена. Да, запах от коз исходил сильный, но то был чистый, естественный, здоровый запах животных, куда более приятный, чем смрад немытых матросских тел.