Дневник 1984-96 годов - Сергей Есин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 декабря, четверг. Нежданный праздник: День Конституции. Никаких конституций я со времен школы не читаю, потому что та, сталинская конституция в своем словесном оформлении казалась мне совершенной. В любом государстве решают все не фразы, а люди. Народовластие в лице советов тоже казалось мне совершенным. Страна гуляет с разнообразными переносами выходных и рабочих три или четыре дня. Иногда мне кажется, что наше правительство делает все, чтобы народ гулял как можно дольше, отстал от него, от правительства, и побольше пил на последнее водки. Институт работает по другому принципу: 12-го, как у всех, свободный день, я не решаюсь назвать этот день праздником, потому что это день русской кабалы, а дальше, как обычно, свободные суббота и воскресенье.
Утром ездил на телевидение по просьбе Саши Шаталова. Он долго меня снимал для какого-то завтрашнего репортажа и "в запас" для передачи, которая пойдет лишь после Нового года. Павильон, где Саша работает, находится на Студии Горького. Я не был здесь лет пятнадцать? — ?двадцать, когда это было еще святилище, в котором витали тени знаменитых актеров и режиссеров. Здесь громким-то голосом говорить было, казалось, невозможно. Полукруглые коридоры с ковровыми дорожками, свет, лившийся из окон в вестибюле. Теперь все пришло в дикий упадок. Будто бардак после нападения роты перестоявшихся курсантов. Все время неотступно преследовала мысль, что студия эта давно уже ничего не снимает. Я только мысленно мог себе представить размеры воровства, которое совершается в этих стенах. Повешенные на стенах кадры из фильмов кажутся какими-то непристойностями, паркет побуровел, скособочился, вывернулся. Говорил об институте, о политике, немножко о литературе, выйдет, конечно, из всего этого какая-нибудь обычная телевизионная гадость.
После студии поехал в больницу к Юре Коп-ву. Он опять запил, и его заложили в больницу. Отделение с ключами от входных дверей, с решетками на окнах, все похоже на комфортабельную тюрьму или комфортабельный дурдом. Юру жалко, его кормят какими-то очень сильными невролептиками, это делает его речь и реакцию заторможенными. Устроился он, правда, неплохо. В его одноместной палате есть телевизор, холодильник, его зовут к телефону, и еще ему из дома привезли видеомагнитофон: на холодильнике целая гора видеопленок с триллерами. Богатые и болеют по-другому.
По дороге у Феди сняли номер с машины. Он не вовремя прошел техосмотр, который на автобусах полагается, оказывается, производить два раза в год. Гаишник оказался неуступчивый и обозленный. А буквально через двадцать минут на Каширке Федора снова остановили, дескать, без номера. И хотя по правилам в течение дня ездить парень еще мог, но задача обнаглевшего чиновника любого ранга — грабь. Они все прекрасно понимают безответность народа, попадающего к ним в лапы. "Положи мне, как партизан, сто тысяч рублей в рукавицу". Федя сказал, что этот молодой грабитель на пятьдесят тысяч не согласился. "Из рук в руки я не беру". По сообщению Феди, денег такие ребятишки собирают немерено. Внаглую грабят, как хотят. Попасться в лапы подобной власти — это уже пропасть.
13 декабря, пятница. Весь день на работе, мелкая повседневная суета. По ящику видел передачу Саши. Все его поругивают, но мне кажется, передача емкая и информативная. Часть коммерческая и часть идеологическая, последняя — совершенно очевидно — кланово-демократическая. Это и не неожиданно: фундаторы компании "телепроект" Сережа Ливнев, руководитель Студии Горького, и Сережа Фукс. Предположений не делаю, но можно было бы представить себе, если бы я был владельцем какой-нибудь компании на территории института. Какие при этом открываются возможности! Если бы я только увидел договора аренды, счета за коммуналку и телефон, я бы здесь рассуждал более определенно.
Так сказать, в политической части передачи показали госпожу Новодворскую, которую приняли в какой-то союз писателей. Ее рассуждения по этому поводу. Она говорила о коммунистических козлищах и демократических овнах. Вот, дескать, как хорошо, что они теперь разделены. Последовал вопрос Саши, а не состояли ли раньше демократические овны в козлищах. Вопрос располневшей профессиональной демократке не понравился. Новодворская затараторила о чем-то другом. Всегда заметно, когда интервьюируемый неискренен и подвирает. Профессия, оказывается, может состоять из постоянного и крепкого антисоветизма и антирусскости.
Бедная Россия, она является собственностью любого пришельца! Особенно, если этот пришелец хочет иметь сразу два гражданства. Признаюсь, что меня все больше и больше раздражает нерусский этнический тип, рассуждающий о судьбе России. Татьяну Миткову уже просто не могу видеть, чем же ей так досадила Россия, почему она так любит Чечню? Там, естественно, все по-прежнему, ликующе-злобные чеченские женщины, убийство русских, требования денег в долларах за освобождение пленных. Чихали они на все договоры, но то, что война не идет — какое это благо. Все чаще я сомневаюсь в правильности всех своих политических дефиниций. А так ли уж был не прав этот вечно выскакивающий везде Ковалев? Кстати, чтобы не забыть, несколько дней назад по телевидению сказали, что человеком, теоретически оправдавшим ввод наших войск в Чечню, был Сергей Шахрай. Это сказано было в связи с тем, что он опять заходил в каких-то больших начальниках.
Вечером у меня был Станислав Бемович Джимбинов, говорили о положении России, о коммунистах, о демократах. Теперь он тоже очень создавшимся положением обеспокоен. Я думаю, что обострение этого беспокойства связано с тем, что, по его словам, уже три года его никуда за границу не приглашают. В связи с этим плохо, наверное, и с деньгами. Говорили о покупке институтом части его богатейшей библиотеки. Джимбинов — непишущий ученый. Лекции его чрезвычайно содержательны и наполнены, но сочинений нет. Как мне кажется, все его время уходит на книги — купить, притащить в логово. По его словам, его библиотека состоит из 17 тысяч томов, а к примеру, в библиотеке у Горького в особняке на Малой Никитской было всего 12 тысяч. Составленный на машинке аккуратненько списочек лучше всего говорит о том, куда уходит время профессора. Тем не менее списочек потрясающий, Джимбинов не пропустил ни одной новинки за последние десять лет. Надо сделать все, чтобы как можно больше купить. Цену он предлагает очень сносную — семь тысяч за любой том. В разговоре возникла книга о Парвусе. Так уж я устроен, что мое само идет ко мне в руки. Я воспринял появление этих книг в институте как знамение. Значит, смогу написать книгу о Ленине.