Под куполом - Стивен Кинг

— Жарко.

Джуниор вновь залился смехом. Немного воды со стакана выплеснулось ему на запястье. Похоже, у него чуточку дрожат руки?

И горящий левый глаз понемногу слезится. Мысленно: «Джуниор, что с тобой не в порядке, черт тебя побери? Мигрень, или что-то похуже?»

— Ты кого-нибудь убивал?

— Только своим кашеварством.

Джуниор улыбнулся, словно говоря: «Вот молодец, вот брехло».

— Поваром ты там не был, Бааарби. Ты был офицером по особым поручениям. Так, по крайней мере, написано в твоей служебной аттестации. Мой отец прогуглил тебя в интернете. Хоть там и немного, но кое-что есть. Он думает, что ты там был дознавателем. Возможно, проводил тайные операции. Ты был чем-то наподобие армейского Джейсона Борна[316]?

Барби молчал.

— Ну, расскажи, ты кого-нибудь убил? Или мне лучше спросить, скольких ты убил? Я имею в виду, кроме тех, которых ты захреначил здесь.

Барби молчал.

— Чувак, а вода такая хорошая. Прямо с холодильника наверху. Чилли Вилли[317]!

Барби молчал.

— Вы так оттуда и возвращаетесь, с кучей разных проблем. Такое впечатление я вынес из того, что видел по телевизору. Правда это или ложь? Истина или сказки?

«Это не мигрень принуждает его к такому поведению. По крайней мере, я с такой мигренью никогда не сталкивался».

— Джуниор, а голова у тебя очень болит?

— Совсем не болит.

— Давно у тебя боли в голове?

Джуниор осторожно поставил стакан на пол. В этот вечер он был вооружен. Он извлек пистолет и нацелился им через решетку на Барби. Дуло слегка дрожало.

— Ты все еще желаешь продолжать играться во врача?

Барби смотрел на пистолет. Пистолета в сценарии не было, в этом он не сомневался — Большой Джим имел на него планы, скорее всего, неприятные, но в них не входила сцена, в которой Дейла Барбару могут застрелить в подвале полицейского участка, притом, что кто-то мигом прибежит сюда сверху на выстрел и увидит, что двери камеры заперты, а жертва безоружная. Однако ему не верилось, что Джуниор будет руководствоваться планом, потому что Джуниор болен.

— Нет, — ответил он. — Я не врач. Искренне извиняюсь.

— Конечно, извиняешься. Одним извинениям не откупишься, казарма. — А впрочем, похоже было, что Джуниор удовлетворен. Он засунул пистолет в кобуру и поднял с пола стакан с водой. — У меня есть своя теория: ты насмотрелся там всякого, сам делал всякое такое, а потом прибитый впечатлениями вернулся сюда. Посттравматическое стрессовое расстройство, неурядицы с сексуальным напряжением, зуд пениса. Моя теория говорит, что ты просто сорвался. Я прав?

Барби молчал.

А впрочем, похоже было, что Джуниора это вообще не касается. Он продвинул стакан через решетку.

— Бери, бери.

Барби потянулся за ним, ожидая, что его вновь обманут, но нет. Попробовал. Ни холодное, ни стоящее питья.

— Пей, пей, — ободрил его Джуниор. — Я натрусил туда только полстакана, для тебя это ничто, разве нет? Хлеб же ты себе солишь, не так ли?

Барби на него только взглянул.

— Ты солишь себе хлеб? Солишь его себе, ты, уёбок? А?

Барби протянул стакан назад сквозь решетку.

— Оставь, оставь себе, — великодушно велел Джуниор. — И это возьми тоже. Он протолкнул через решетку лист и авторучку. Барби взял и пробежал глазами бумагу. Это было как раз то, что он ожидал. Внизу отмечено место, где он должен поставить свою подпись. Он протянул бумагу назад. Джуниор пошел на попятную едва не танцевальными па, улыбаясь, качая головой.

— Оставь и это себе. Отец мне говорил, что сразу ты не подпишешь, но ты хорошенько подумай. Подумай о том, как получить стакан воды без соли. И пищу. Вообрази себе большой чизбургер. Можешь еще и колу получить. В холодильнике наверху стоит холодненькая. Хочется тебе бутылочку?

Барби молчал.

— Ты солишь себе хлеб? Давай, говори, не стыдись. Солишь, нет? Ты, срака с ручкой!

Барби молчал.

— Ты подпишешь. Когда проголодаешься достаточно, и пить серьезно захочется, ты подпишешь. Так мой отец сказал, а он по обыкновению не ошибается относительно таких вещей. Бай-Бай, Бааарби.

Он уже было отправился по коридору, но вновь обернулся.

— Не следовало тебе трогать меня даже пальцем, пойми. Это была твоя главная ошибка.

Когда Джуниор поднимался по ступенькам, Барби заметил, что тот вроде бы немного прихрамывает, скорее, подтягивает ногу. Именно так, волочит левую ступню, хватаясь правой рукой за перила для равновесия. Интересно, подумал он, как оценил бы Расти эти симптомы? А еще подумал, будет ли у него когда-нибудь возможность об этом спросить.

Барби внимательно прочитал признание без подписи. Он радушно порвал бы эту бумагу на мелкие кусочки и выбросил их в коридор. Но это была бы лишняя провокация. Он попал кошке в когти, и лучше всего, что он может сейчас делать, это не делать никаких движений. Лист он положил на топчан, и ручку поверх него. Потом взял стакан с водой. Соль. Отравлено солью. Он слышал ее запах. И ему подумалось, что это похоже на то, чем стал Честер Милл теперь… но разве город не был таким и раньше? Еще до Купола? Разве Большой Джим с его друзьями довольно длительное время не засаливали здешнюю почву? Барби ответил себе: да. И еще подумал, если он выберется из этого полицейского участка живым, то только благодаря какому-нибудь чуду.

Однако в этом деле они были любителями; они забыли о туалете. Вероятно, никто из них не бывал в такой стране, где даже застоявшаяся лужа кажется подарком, когда на тебе девяносто фунтов экипировки, а температура воздуха сорок шесть градусов по Цельсию. Барби вылил соленую воду в уголок камеры. Потом помочился в стакан и спрятал его под топчан. И тогда, словно какой-то священник, он упал на колени перед унитазом и пил, пил, пока не почувствовал, как у него раздулся желудок.

13

Линда сидела на переднем крыльце, когда подъехал Расти. На заднем дворе Джеки Веттингтон качала качели, на которых сидели маленькие Джей-Джей, прося ее толкать еще сильнее, посылать их еще выше.

Линда пошла ему навстречу, расставив руки. Поцеловала его в губы, отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза, потом вновь, держа ладонями его за щеки, припала раскрытым губами к его устам. Он ощутил короткое влажное прикосновенье ее языка, и в тот же миг у него началась эрекция. Она тоже это ощутила и еще крепче прижалась к нему.

— Эй, — произнес он. — Нам чаще надо ругаться на публике. А если ты не отстранишься, мы сейчас сделаем прилюдно и кое-что другое.

— Мы сделаем это, но не на публике. И сначала… должна ли я еще раз извиниться, сказать, как мне жаль?