Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

таможня не позволяет ввоз вещей свыше 25 гульденов. Или надо доказать, что я не вхожу ни в какие денежные обязательства принимая такой подарок. Хочу просить Ксению Львовну заявить, что это не подарок и не покупка, а временное одолжение, пока ее муж не выпишет ее в Америку.

Надо, чтобы ты заверил, что мне эта машинка необходима для работы, а не как объект продажи.

138

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

3. VIII.46

Ванечек, беспрестанно думаю о тебе. Сегодня сны… всю ночь тебя искала. Приехала будто к тебе в Париж… огромная квартира, полна людей. Художники, критики, журналисты… Кто-то пишет портрет какой-то. Где же И. С? У… (не помню, у кого сказали, но по чувству — будто у Карташевых, что ли, или Меркуловых). И я тебя все жду и жду. Звоню по телефону, маскируя перед публикой, что будто сообщить хочу о коротком замыкании в твоей квартире. А короткое замыкание случилось будто в каком-то автомобиле, где ехал… жеребеночек. Звоню… подбираю французские слова… Тебя там уже нет. Ты у «тети». Какой тети? Юли? Звонить хочу Юле… но разве у нее есть телефон? Ищу ее No… роюсь в письмах, не нахожу… мучаюсь. Как бывает во сне. Один из художников должен мне окончательно сказать, могу ли я писать или нет… Он видел уже какой-то мой рисунок. Встречает меня в коридоре и кричит: «Работайте же! Работайте!» А я боюсь и замираю его спросить о моих способностях, и вдруг осеняет мысль: «Да он же видел уже мои работы…» Вчера перечитывала твои письма, многое оттуда, но все же и под впечатлением сна. Все время светло грущу о тебе. От тебя сегодня книжки… «Солдаты», «Иностранец». Я очень рада. Спасибо. Когда прочту, послать заказным? У тебя это единственное?

Но не было писем. Но ты же все светлый, милый? И не пишешь просто так почему-то. Не в бунте же? Я боюсь бунтов. Какое дивное у меня к тебе чувство. Береги его! Не царапай! Вчера работала все присутственные часы в библиотеке, первая пришла и последняя ушла. Я в отчаянии от «Богомолья». Перевела за 3 часа в библиотеке и 3 ч. дома всего 2 1/2 странички, да и то не набело. У тебя невероятно русский язык, да еще с такими оттенками, как Василий Васильевич и Горкин. Все-таки, при самом гениальном переводу аромата твоего не будет. Не может быть. Прелесть «Богомолья» именно в этом аромате. И я спрашиваю себя: «Да поймут ли иностранцы это?» Это все нам дорого и ценно и понятно, а они? Нужно, чтобы этот аромат был передан, и чтобы им пришелся еще по вкусу. Иначе, — что останется от чудесного «Богомолья»? Я переведу все же нескольку страниц для И. А., чтобы он судил меня на будущее для твоего. М. б. понятнее им было бы «Марево»? «Въезд в Париж» (полезно!!!), «Два письма»? Я отделаю несколько страниц набело и пошлю. Мне необходимы пособия, — невозможно трепаться в библиотеку каждый день, — масса уходит времени, и устаю. С 1/2 1-го до 1/2 7-го из дома, а работала только 3 ч., — остальное в пути. М. б. И. А. вышлет словари. Здешний словарь безумно старинный — допотопные выражения, а современного нет. Мне не хочется откладывать и своего. Боюсь состариться. Жизнь так коротка. Сегодня почему-то представилось: — если я умру, то ты даже и к похоронам бы не поспел с визой. Так все волокитно. И ведь никто ничего не знает. Попытаюсь для Ксении Львовны достать поскорее визу. Ванёк, когда она поедет — то мне ничего не посылай. Красок у меня теперь много акварельных, а масляных наверное и у вас нету. Мне нужен акварельный фирнис[191]. Но это не так важно. Ванечка, как нежно я о тебе думаю! Очень, очень нежно. Вспоминается мой приезд к тебе… второй… Помнишь, Юля была и, кажется, Брайкин? Помню все, все. Как Юля мне чай сготовила… мы с тобой пили. Кажется долго говорили. О звонке к Dr. Головину609, помню. Помню дождь был, а меня вез французско-голландский дипломат в машине. Везло так тогда. А сейчас в состоянии высшей восприимчивости… сны… чудные… Вчера сон: попала в Данию или Швецию… массу шоколада и колбас вижу. Думаю: это и это надо купить… Набираю всего, а деньги?.. Голландские. Смотрю, у меня масса каких-то чужих бумажных денег… и все похожи на почтовые марки с изображением шведского короля610, которого я, к слову сказать — не уважаю. Дурак старый с голыми коленками в теннис носится. Проснулась и думаю… странно… с чего это Швеция?

В почте утренней же… вижу мне с… точь в точь маркой моего сна… с королем шведским Dr. Klinkenbergh написал. Он массу там работал по операциям (это его вакат), а в свободное время, «когда был один, читал из очень особенной книги Ивана Шмелева. Удивительно большой талант. Но все же насколько подлинник прекрасней должен быть такого перевода. Я нашел много глубоких мыслей в этой исключительной книге» (* Перевожу точно его слова. «Читать из книги» — показывает большее, нежели просто «читал книгу», — так они о Библии говорят.). Я сужу (и в голландском тексте это еще ярче), что Эмерик, хоть и похвалена всеми, все же не дала того, о чем писал ты: «дала меня, — облекла только во французскую обложку». Dr. Klinkenbergh, владеющий французским языком как своим родным, очень интересовался прочесть именно во французском переводе, и говорил мне еще раньше: «Я сразу учую, как переведено, не имея даже понятия об оригинале». Видимо, чувствуется все же перевод. Он пишет мне об этом вопросе специально, т. к. мы об этом говорили. Меня очень занимало, как она тебя поднесет французам. Но, попробовав переводить тебя, я вижу, как это трудно. «Пути Небесные» не так трудны, как «Богомолье», — они хоть частично написаны «обыкновенным» языком (хоть и сверх-гениальным твоим), а ведь «Богомолье» все сплошь — русский[192] колорит, да еще горкинский. Но все же трудно было и ей, безусловно.

Я боюсь, что у меня вообще ничего не выйдет. И не хочу терять времени и для своего. Я должна начать. Посоветуй (ты опытен), с чего начать? Рассказы? Из серии ли клинической, или военной, или из детства в «Заветный образ». С романом погожу. Скажи скорее!! М. б. сперва схватить рассказы. Набить руку? Но душа горит больше иным. Портрет мой почти кончен. Сходство есть. Мама и Арнольд находят, что «это совсем я, только серьезна очень». Мама сегодня долго перед ним сидела,