Листы дневника. В трех томах. Том 3 - Николай Рерих

А вот зазвучали неведомые сердца. Булгаков из Праги переслал коллективное приветствие сов[етских] зодчих. Булгаков добавляет: "Вот вам привет, если не из Москвы, то от московских людей. Они не видали еще нового Рериха, имя которого пользуется на Родине такой славой и почетом и хорошо известно и представителям молодого поколения. "Как мастерски сделано"! — восклицали они. — Прямо с жадностью впились в Ваши полотна". Удивительно, что с зодчими у меня всегда были особо добрые отношения. Избрали меня членом Правления Общества Архитекторов — чего раньше не бывало. Даже когда на конкурсе проектов церкви в Скерневицах именно мой проект был избран, то и такое вторжение в область строительства не повлияло на наши сердечные отношения. Шесть храмов довелось украшать — в Почаеве, в Пархомовке, в Талашкине, в Перми, во Пскове, в Шлиссельбурге. Где оно все? Живо ли? Так привыкли мы ко всяким разрушениям.

Пришли бюллетени ВОКСа, АРКА, каталоги — очень интересно. Пошлите Пауль А. Стрюк для его каталога Конлана, Андреева и Пакт. В "Дон оф Индия" статья С.Дева "Поднимите Знамя Мира". Такие напоминания всюду полезны. Пусть бы в школах показалось Знамя. По Лагору ради успокоения ходят Комитеты Мира с плакатами. Вот бы им ходить со Знаменем Мира! Большие волнения по всему Пенджабу. Много убитых, раненых, изувеченных. Выгорели целые кварталы и базары. Сколько бедствий! Вы удивляетесь, почему я назвал Индию голодной, а СССР сытым? Я потому писал Вам, что ТАСС из голодной Индии повез пищу в сытый СССР, что в Индию везут хлеб со всего мира, а СССР кормит Францию, Польшу, Германию, а может быть, и еще кого-то. Странно, если свой народ терпит нужду, отдавать чужим, сомнительным друзьям. Если же пищевое положение в СССР, как Вы пишете, трудно, то не стали бы затруднять посылки огромной пошлиной. Сложно все это. Где же истина?

Беспокоит нас, что Вы не имеете ответа от Муниципального Совета в Брюгге. Месяцы летят, а мы не знаем нынешнего положения Музея. Тюльпинк был полным заведующим, как же без него? Фонтес удивлен, не получая более писем от Мадахила. Что с ним? И Коимбра молчит так же, как Югославская Академия. Не позвонить ли Вам соответствующим консулам и спросить, почему я как почетный член не получаю никаких известий? Тревожусь за Шауб-Коха, давным-давно послал ему заказное письмо, и ни звука. Он всегда был очень отзывчив и деятелен. Жив ли? Рудзитис и Лукин уже могли бы Вам ответить, но "ответа нет, бушует вьюга". Семь дней мы сидели без почты. Толпы нападали на поезда и движение расстраивалось. С телеграммами у нас не слаще. Прислали идиота почтмейстера, не знающего телеграфа. Потому теперь телеграммы идут до Катрайна и оттуда пересылаются с почтой. Се ла ви!

В газете, присланной Катрин, есть весьма любопытное заявление молодежи. Устали от посредственной музыки и просят давать настоящее творчество. Хотят слушать Баха, Бетховена, Брамса, композиторов высокого строя. Надо думать, скоро молодежь потребует истинное искусство вместо крикливой мишуры вроде шагалов. Недаром французы зовут его шакалом. Эта кличка подходяща для всей этой своры. Бывает в нашем саду — шакалы как завоют, как зальются визгом и лаем — точно бы случилось что-то серьезное. А на поверку — были просто шакалы, даже охотники на них не зарятся. Посредственность, крикливая подделка, низкая роскошь напоминают слова Чингис-хана, сказавшего Таосскому[157] монаху Чань-Чуню: "Я устал от роскоши Китая и возвращаюсь к простоте и бедности". В Ордосе и посейчас ждут возвращения великого вождя. Мишура дурного вкуса реет над миром мрачным предвестником. В ней зарождение всяких вандализмов и активных и пассивных. Психоз дурного вкуса — опасная эпидемия. Молодежь калечится, а на костылях далеко не уйдешь.

Никто не заподозрит нас в стеснении свободы творчества. И в писаниях, и в словах, и на деле мы достаточно долго и упорно твердили о свободе мысли и художества. Если мы предупреждаем об опасности дурного вкуса, мы лишь предупреждаем, но не будем сожигать всякие шрекенкамеры. Пусть поколения помнят и о калеках, об искривлении позвоночника, о размягчении мозга. Что было, то было. Быль не выскребешь. История должна быть во всеоружии, иначе она перестанет быть наукою. История — наука реальная, летопись всех веков и народов. Вот и 24 Марта и вся культурная эпопея не забудется и понадобится нашим будущим друзьям. Эта весточка уже не дойдет до 24-го, особенно сейчас, когда здешняя почта расстроена. Опасаемся, что многие письма и посылки могут пропасть. И опять какие-то добрые люди будут изумляться, почему не отвечаем. Вы знаете, что я имею привычку отвечать в тот же день, хотя и кратко. Собеседник не должен зря ожидать отклик. Не украдем чужое время и ожидание.

Пусть 24 Марта принесет Вам не только вопли, но и что-то радостное. Под добрым знаком пройдет у Вас памятный день 24 Марта — под знаком рассылки брошюры "Знамени Мира". Под знаком благовестия, под знаком Братства. Поистине, что может быть знаменательнее, нежели посвящение памятного дня делу мира, охранению всего, чем живо человечество. Что может быть прекраснее, нежели дума, кому бы напомнить о священном понятии Мира, о труде мирном, полезном преуспеянии рода человеческого. Около думы о Мире встанут мечты о сотрудничестве, о доброжелательстве, о взаимном уважении. Знаем, что такие мысли будут роиться в Вас. А мечта уже есть преддверие действительности. Привет Вам, преодолевающим. Привет Вам, вестникам добрым. Радоваться Вам!

15 марта 1947 г.

Публикуется впервые

Культура, где ты?

Дорогая В.Л.

Большое спасибо за Вашу добрую весточку от 2 Марта, только что прилетевшую. Как и полагается "мирному" времени, и у нас в Пенджабе большие волнения. Впрочем, наверно, из газет Вы все это знаете. В наши горы безобразия не дошли, но десяток дней мы сидели без почты. С первой почтой пришло и Ваше письмо. Как название журнала, где была Ваша статья?

Очень рады, что Вы встретились с Мухой[158]. Привет ей. Муха был лучшим чешским художником. Если она увидит Яна Масарика, пусть передаст ему наш сердечный привет. Мы его тепло поминаем. Был еще мой друг Милош Мартен, но помер, а вдова его вышла замуж за генерала Клечанди. У них был старинный дом в Праге. Живы ли они? Мы были бы рады слышать о них. Столько хороших людей где-то в безвестном отсутствии! Месяцы летят, а от них нет вестей. Некоторых из них и мы не вызываем. Коли молчат, значит имеют на то причины, а может быть, и не живы.

Зина сетовала, что ее письма к Вам плохо доходят. Почему? Наши и Ваши письма, кажется, не пропадали. Вероятно, скоро из Нью-Йорка получите брошюру "Знамени Мира". Она даст новые темы. В мире столько вандализма и человеконенавистничества (бесконечное словечко), что каждая мысль о сохранении истинных сокровищ неотложна. Вот у нас тут газеты полны снимками жестоких разрушений, и везде погибло что-нибудь ценное. СОС!