Виктор Цой. Последний герой современного мифа - Виталий Калгин

В. К. Дим, вот еще созрел вопрос… Была идея установить памятник Цою в Элисте, и ты представил проект. По плану огонек зажигалки должен был гореть у Цоя в руках и каждый мог бы прикурить у Цоя. А какова была идея этого памятника в реале? Этим проведена параллель, что в песнях Цоя столько огня и энергии, что ее хватает зацепить людей даже сегодня, или нечто иное?

Д. М. Однажды в году 2009-м мы пришли с Рашидом Нугмановым на какую-то встречу в Санкт-Петербурге в публичное учреждение, где шли обсуждения представителей очередного фонда с чиновниками из мэрии об установке памятника Виктору Цою. Во время работы над фильмом «Игла Remix» я часто оказывался на всякого рода странных мероприятиях, куда приглашали нас как «киноведов». Я послушал о неинтересных проектах и предложениях и предложил вслух свой вариант памятника Виктору по мотивам несостоявшегося фильма Рашида Нугманова по сценарию отца киберпанка Уильяма Гибсона «Цитадель Смерти». Недолго думая, я нафантазировал отличный памятник Виктору: он с лазерным мечом сражается с роботом-пауком на верхушке Александрийского столпа. Настоящий поп-арт. Смотрю на реакцию. Люди за столом смотрят на меня, притихшие, не понимая вообще, о чем я говорю.

А я продолжаю: «И японские туристы будут заходить на Дворцовую площадь, поднимать глаза ввысь, открывать рты от удивления и щелкать своими фотоаппаратами Виктора, который, держась одной рукой за ангела с крестом, другой поражает, как на иконе Георгий Победоносец, ужасного киберпаука, заползшего по столпу на самый верх».

Грандиозный синтез гиперреалистического пластика и классического камня. Я считаю, что делать обычные памятники необычным людям – это оскорбительно. Надо уважать их память. Поэтому, когда ко мне обратились за проектом памятника Цою в Элисте от Кирсана Илюмжинова, я предложил бронзовую фигуру Моро из знаменитых последних кадров фильма «Игла». Виктор прикуривает сигарету, и в его руках горит вечный огонь зажигалки. Никаких постаментов. Городская скульптура в человеческий рост прямо на главной площади среди прохожих людей. Чтобы любой мог его обнять и по-дружески прикурить у Виктора. Был сделан проект, но меня не удовлетворило исполнение тестового варианта и ограничение по эксплуатации вечного огня, и я заморозил проект до лучших времен и места. А на компромисс в данном случае я идти не готов: или как я хочу, или никак. Ведь этот памятник – мое кино…

Ирина Сокол

«Наши умы, способности, таланты, трудолюбие и упорство были подчинены одной общей задаче. Чтобы все поклонники группы „КИНО“ смогли услышать „Атамана“…»

Даже теперь, спустя какое-то время после съемок фильма «ЦОЙ-КИНО», меня не покидает особое ощущение… Ощущение того, что я прикоснулась к чему-то особенному, экзистенциальному и штучному. Мурашки по коже по-прежнему пробегают на первых аккордах «Атамана»… Для себя я это назвала синдромом причастности, и никогда ранее, как и никогда потом, я не ощущала подобного при работе над фильмом. Работать в качестве шеф-редактора фильма мне предложила Наталия Разлогова, мотивировав это тем, что «я не нарушу атмосферу „КИНО“». Смысл ее слов я поняла позже, когда познакомилась со всеми участниками процесса – членами группы, сыном Виктора, Александром (который не только снялся в фильме, но и был его арт-директором и композитором), и режиссером-постановщиком картины Евгением Лисовским, сыном Наталии. За вычетом технического персонала все участники процесса оказались «свои»…

Еще до съемок мы договорились о том, что, когда фильм выйдет в эфир, мы не станем его ни с кем обсуждать: ни со СМИ, ни с друзьями, ни с коллегами… Именно эту мысль Наталия сформулировала в эпиграфе к ленте: «Мы никогда и ни с кем его не обсуждали, не станем делать этого и сейчас…»

И действительно, все собрались с одной лишь целью – чтобы те, кому Виктор Цой был близок и дорог, смогли услышать его песню «Атаман» в исполнении группы «КИНО». Этот эпиграф родился в самом конце постпродакшена, мы сомневались в его целесообразности, но потом все же решили заявить авторскую позицию: дело в том, что изначально предполагалось сделать фильм без закадровых комментариев, но в процессе монтажа стало очевидно, что они необходимы…

В процессе работы над фильмом заново встретились и вновь оказались рядом люди, которые были когда-то одной семьей, – Саша Цой, сын Виктора Цоя, и Женя Лисовский, сын Наталии Разлоговой. Последний раз они виделись мальчишками и так трогательно хихикали, когда обнаружили себя – Саша пятилетним, а Женя одиннадцатилетним – на кадрах домашнего видео, снятого на любительскую камеру. На даче в Прибалтике Юрий Каспарян, который тогда увлекался восточными единоборствами, демонстрировал мальчишкам спортивные приемы, а Цой снимал. И если ребята с той поры изрядно подросли, то Каспарян с годами не изменился ни капельки, – те же сдержанность, сталь в голосе, спокойствие, уверенность и неспешность…

Я помню, что все время ловила себя на мысли, что мы не просто делаем фильм о «КИНО», мы фактически становимся участниками, свидетелями истории, ведь ни один из «киношников» после гибели Виктора не давал интервью на эту тему… Все они хранили молчание, поскольку совершенно невозможно передать и описать их отношения и их музыку, они были не просто семьей – эти люди, без преувеличения, были родственными душами, бандой…

На старых кадрах хроники мы видели их всех – Виктора Цоя, Юрия Каспаряна, Георгия Гурьянова и Игоря Тихомирова – в самом начале истории группы «КИНО», когда эти молодые парни были еще вне истории: они писали свою музыку, исполняли ее и делали это совсем не ради чего-то и кого-то, а для себя, искренне наслаждаясь процессом и свободой. Именно свобода была бы основным словом, которое я бы произнесла в описании «КИНО».

Идея сделать фильм к юбилею Виктора принадлежала Наталии Разлоговой и Константину Эрнсту – они знакомы много лет и оба трепетно относятся к наследию «КИНО». Эрнст дал съемочной группе абсолютный карт-бланш. Кстати, я была свидетелем того, что генеральный директор Первого канала увидел фильм за три часа до эфира, когда уже ничего невозможно было бы поправить. Ни один из нас, отправляющихся тогда в Питер, точно не представлял себе, как все будет выглядеть по факту… Ведь жизнь развела героев фильма, и теперь предстояло восстановить затерянный мир «КИНО», а для этого нужно было заново познакомиться и найти общий язык. Большую роль в успехе картины сыграл режиссер фильма Евгений Лисовский. Увидев клуб Саши Цоя, он тут же оценил его эстетику и решил, какой будет основная, генеральная линия «рассказчика». Это он придумал снять ленту в форме диалога Цоя-младшего и Наталии, которая делится с ним своими воспоминаниями, открывая ему многое о его отце… Клуб будто бы был создан специально для такого разговора… И разговор в нем был настоящим, без дублей и подготовок. То был первый съемочный день, и, помню, все нервничали жутко, кроме Наташи и Саши, которые как-то странно привычно и как ни в чем не бывало углубились в свою беседу и будто даже не замечали трех камер, кучи осветительных приборов и снующих туда-сюда за их спинами ассистентов и редакторов…

Вымотались тогда все просто жутко, а мы с Наталией в промежутке между съемками еще поехали в питерское кафе «Дом Быта» – встретиться с Георгием Гурьяновым и поговорить с ним без камер. Как он эффектно вошел! Его появление было словно мощный взрыв какого-то неизвестного человечеству снаряда, такого яркого, необычного, но при этом странно гармоничного и не ослепляющего… Этот энерголуч невозможно было пропустить даже скучающему постороннему посетителю, – красивый до безумия, с огромными голубыми глазами, с гордой, прямой спиной, холеный и стильный, безумно обаятельный, в то же время скромный и какой-то трогательный… Его худоба еще сильнее подчеркивала присущую Георгию инопланетность… Они с Наташей обнялись как старые друзья и заказали по острому-острому том-яму, при этом щедро добавляя в суп соус табаско… Чуть позже я обратила внимание, что точно так же ест этот свой любимый суп и Саша Цой…

Вторым человеком, впечатлившим меня едва ли не больше, чем Гурьянов, стала мама Марьяны Цой, Инна Николаевна. Господи, думала я на протяжении трех часовых съемок у нее дома, дай здоровья и долголетия этой светлой, умной, обаятельной, потрясающей женщине! Нехорошо подчеркивать возраст дамы, но Марьяшиной маме, на секундочку, 88 лет! И она вспоминала такие подробности, так артистично и юморно рассказывала о рок-н-ролльных временах, так живо шутила… Ее потом было сложно монтировать, – очень непросто было выбрать самые яркие фрагменты ее интервью: все ее синхроны хотелось показать зрителю… Инна Николаевна, так мне тогда показалось, не просто наблюдала за процессом становления и развития «КИНО», она была участником этого процесса… И Виктору она была очень близка, но ни в коем случае даже и не упомянула об этом… Все было и так очевидно…