Дневник, 2004 год - Сергей Есин

Народу было достаточно много. Приехала Л.К. Слиска, изысканная прическа, красивое пальто, это уже не та упорная женщина, которая стала внезапно для всех вице-спикером Думы. Молодой человек, видимо, охранник, держал над ней зонтик. Был министр А.С. Соколов, спокойный, как всегда вежливый, но тянущий, без излишней аффектации, свою линию. Пешком от Моссовета пришла Людмила Ивановна Швецова. Мне недавно рассказали о гибели в какой-то аварии ее сына. Когда я вижу ее, я всегда думаю: что делается у нее в душе, как она живет и как держится? Выступали с речами еще и Вл. Андреев, и Виталий Вульф. Телевизионные люди, Виталий и Володя, стояли без шапок. Когда памятник открыли и стали говорить речи, то Володя передал свою шапку мне и пошел к микрофону. Он полон каких-то мрачных предчувствий, какой-то горечи.

Но вообще присутствовала некоторая удивлённостъ и ощущение, что внезапности в наше время — воплощение художественной справедливости. Скинули с бронзовой доски полотно. Работа скульптора Балашова, сына Екатерины Балашовой, замечательной женщины, много лепившей Пушкина. Я хорошо помню Балашову по встречам для интервью в «Комсомольской правде». Это случилось сразу после скандальной выставки «ХХХ лет МОСХ» в Манеже. Как она, наверное, страдала, когда ее заставляли высказываться!

Красивая доска, лицо в профиль и очень точная надпись: «Выдающемуся деятелю культуры». Нет ни «министра», ни «члена ЦК», осталось лишь — выдающийся деятель культуры, много сделавший для нее.

По-настоящему хорошо говорили почти все. Это был редкий случай, когда не надо было лукавить. Сначала С.И. Худяков, потом Шевцова — о женщинах в обществе вообще и о Фурцевой в частности. Она, видимо, ее знала каким-то образом еще с детства. Очень точен был Соколов. Формулировки-то все были привычные, синтаксис и лексика обкатанные, но за всем этим было личное серьезное напряжение. Все это было с каким-то русским, пусть простят меня за неточность, акцентом. Шёл снег, на мокром асфальте толпились телевизионные камеры. Я стоял рядом с Володей Андреевым, также выступавшим и говорившим о своих встречах с Фурцевой, а рядом мёрз также без шапки Вит. Яковлевич. Вообще сцена была интересная, когда он практически на всю улицу Горького с удовольствием пересказывал биографию Е.А., о которой рассказывал уже в своей передаче. Я еще не понимаю до конца, что случилось в этот день, но что-то особенное случилось.

На дачу уехал поздно вечером. Стиснув зубы, всё-таки поехал — через снег, по мокрому шоссе. Часов в 9 или в 10 был уже в своем непротопленном доме. Тишина, умиротворение, белый и нежный снег.

4–5 декабря, суббота, воскресенье. Как же все мы оказываемся неправыми в своих торопливых тусовочных представлениях! Взял в пятницу в библиотеке роман Вас. Аксёнова «Вольтерьянцы и вольтерьянки», в субботу вгрызся в него, и только в Москве, в ночь с субботы на воскресенье, закончил первую половину. Я думал, что опять какая-нибудь очередная мутота, но большой писатель может взять тайм-аут, как говорится — мастерство не пропьешь. Аксёнов всегда был крупным человеком, но в какие-то годы он занимался поденщиной, которой занимаются и другие писатели, занимался этим и я. А это он делал для себя. Какой удивительный полёт, какое удивительное сознание собственной личности! Его угрюмость и его значительность, показавшиеся мне несколько смешными на букеровском обеде, — не маска, а отражение его сути: крупный писатель после очень крупной работы. Разве это сравнишь с «Московской сагой»? Здесь некая фантазия на тему восемнадцатого века, что-то похожее по приему на его знаменитую повесть в «Юности» — «Затоваренная бочкотара».

На этот раз дело шло о переписке Вольтера с Екатериной. У писателя действительно всё идет в переплав, таков поразительный закон, специально сочинённый и сконструированный язык. Каков баланс между пародией и историей! Отчасти это действительно напоминает и наши дни. Но, может быть, отсутствие злости и есть опыт большого писателя? Я все-таки достаточно злобен в литературе. Литература, конечно, должна приносить удовольствие, поэтому я предвкушаю тот момент, когда возьмусь за чтение второй части романа. Сделал выписки, связанные, как всегда, с психологией творчества и с тайнами ремесла. И вот парадокс: пока читал чужой роман, думал о том, как расположить главы в моей собственной диссертации, мысль о которой я не оставил. Жизнь хороша тем, что в ней еще есть место для восторгов.

Вечером в Москве телевидение. Кажется, как и обычно, политически мы все просрали, в том числе и подъем народной волны в Донбассе. Кучма, этот старый лис, все финтит. И этот человек когда-то был президентом огромной страны!

6 декабря, понедельник. С пятницы, всю субботу и воскресенье я был под впечатлением того, что у нас в институте довольно плохо обстоит дело с электричеством. Насовали мы в каждый угол арендаторов, парикмахерские, банки и «Машимпекс» — и электрические сети не справляются. Наш договор с Мосэнерго заканчивается, Владимир Ефимович с радостью сообщил мне, что нужно один или два миллиона на проект и замену электрооборудования. К счастью, сегодня я вызвал нашего электрика Евгения Петровича и потихоньку, пункт за пунктом, разобрался с ним в этой проблеме. Он очень знающий человек и понимает хозяйственную логику. Кое-что мы уже сделали, сэкономили, ввели кое-где энергосберегающие принципы. Во-первых, решили определить мощность каждого потребителя; 30 единиц у нас, например, потребляет банк, а вся разрешенная мощность — 60 единиц. А сколько потребляет жилой подъезд, который сейчас беспризорный? А сколько так называемая парикмахерская, которая даже отапливается, при попустительстве Сергея Ивановича Лыгарева, электричеством? Надо заставить больше платить арендаторов — хотите аренду, платите; если нет — найдем менее электрически ёмкого клиента.

Сегодня утром по телевидению, кажется, по второму каналу, показывали очень интересную передачу о кино. Конечно, как всегда, всё замешено на Сталине, что он любил кино, и что и кого в кино именно любил. В том числе выступал и внук Сталина режиссер Бурдонский — дожили мы до времени, когда не только молва тихо шелестит «внук Сталина, внук Сталина», а и в титрах указано: «Внук И.В.Сталина». И он сказал: «Кто говорил, что Любовь Орлова — любимая актриса Сталина?» Этой фразы мне было достаточно, чтобы выстроить модель интеллигентской накачки своего значения и своей роли в искусстве.

Кто-то из ведущих рассказал такой эпизод. Геловани, игравший роль Сталина в фильме «Падение Берлина», попросил разрешить ему, чтобы вжиться в образ, пожить на даче Сталина на озере Рица. На это желание актера Сталин якобы отреагировал следующим образом: «А почему бы актеру не пожить в Туруханском крае, где я был в ссылке?..»