Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

Наверное, он догадывался, что под него подкапываются.

Наверное, он догадывался, что в СССР (по крайней мере в советской фантастике) вот–вот выведут Нового человека, лик которого воссияет над всем этим звериным рядом. Наверное, он догадывался, что партийные вожди гигантской империи всерьез озабочены выведением такого человека. Догадывался, догадывался, что скоро не он, а Новый человек замкнет долгую и не прямую ветвь эволюции!

“Где вы видели прогресс без шока, без горечи, без унижения? Без тех, кто уходит далеко вперед, и тех, кто остается позади?.. Шесть НТР, две технологические контрреволюции, два кризиса… Поневоле начнешь эволюционировать…” (А. и Б. Стругацкие).

Эволюция, к счастью, не зависела от партийных вождей. Даже гигантской империи. Лик человеческий, истинное человеческое лицо формировалось, к счастью, не А. Ждановым, и не М. Сусловым, и не теми фантастами, которые мечтали о самоскидывающихся штанах.

Эх, Булгаков, если бы ты что‑нибудь понимал.

1986–1994

АГЕНТ АЛЕХИН

Ты спрашиваешь, откуда стартуют ядерные бомбардировщики, приятель? Они стартуют из твоего сердца.

М. Орлов

I

— Теперь возьмешь?

— И теперь не возьму. — Алехин еле отмахивался. — Козлы! Вообще не беру чужого!

— Чего врешь‑то? — наседал на Алехина маленький, глаза раскосые, длинные волосы неряшливо разлетались по кожаным плечам. По плечам кожаной куртки, понятно. — Ты недавно червонец увидел на дороге, что — не взял? “Вообще не беру чужого”! Раскудахтался!

Спрашивая, маленький злобный тип все время оглядывался на приятеля. Длинный смуглый приятель почему‑то ласково назвался Заратустрой Намангановым. Непонятно только, откуда маленький тип мог знать про червонец, недавно найденный Алехиным на дороге. И непонятно, почему так ласково назвался Заратустрой длинный. Никто не просил его как‑то называться. В самом имени Заратустры Алехину послышалось что‑то тревожное. К тому же на голове длинного набекрень сидела гигантская кавказская кепка. Конечно, мохнатая.

А третий вообще ни на кого не походил. Ну, может, на Вия — чугунный, плотный, плечистый. Мощный нос перебит, сросся неровно, криво, на плечах ватная телогрейка. Алехин таких не видел сто лет.

— Ну, возьмешь?

— Не возьму.

— Ты же не за так берешь, — упорствовал маленький. — Ты за деньги.

— А я и за так не возьму.

Конечно, Алехин мог бы что‑то приврать, подкинуть что‑то такое сильное, обвести козлов вокруг пальца, но Верочка твердо предупредила его — не врать! Даже установила испытательный срок и близко к себе Алехина не подпускала. Срываться из‑за таких козлов? Жалко. Соврешь, а волны далеко пойдут. Известно ведь, начнешь с мелочей, с истинной правды — ну, скажем, служил на флоте. А потом почему‑то из сказанного тобой как‑то само собой выходит, что ты не просто служил, а выполнял тайные приказы правительства. Или заметишь, что, мол, живу в домике под снос, правда, в самом центре города, а получается, будто он, Алехин, в ближайшее время получает элитную двухуровневую квартиру со встроенным гаражом.

А неадекватная информация быстро доходила до Верочкиных ушей.

II

С Верочкой у Алехина поначалу складывалось все хорошо, прекрасно. Как увидел ее в приемной у начальника телефонной связи, так в тот же день позвонил. Не мог не позвонить. Он таких, как Верочка, раньше не встречал. Лицо овальное, гладкое, нежная кожа блестит, волосы волнистые, глаза лесные, зеленые. И Верочка Алехина тоже сразу отметила, выделила из толпы. Не могла не отметить, не могла не выделить. Рост почти средний, глаза неуверенные, всегда не знает, куда сунуть руки — то ли в карманы, то ли под мышки.

Правда, доброжелательный. И врет много.

В первый день Верочка еще не знала, что Алехин врет много, а сам Алехин считал, что вранье — не повод для ссор, это ерунда, чепуха, раз плюнуть. Но увидев, как Верочка начинает поджимать губки, Алехин решил: раз так, он с враньем завяжет. Теперь точно завяжет! Верочка еще ни слова не произнесла, а Алехин решил: завяжет он теперь с враньем.

И действительно.

У него домик маленький деревянный на снос, зато в самом центре города, рядом с драматическим театром. И садик при нем в три дерева. Без малого семь лет обещают Алехину двухкомнатную квартиру в центре, посносили уже всех соседей, а до его домика никак руки не доходят. Алехин при первом свидании издали показал Верочке домик. Вот, дескать. По–настоящему перспективный. Двухкомнатная квартира светит. А Верочка пожала круглым плечиком: “Ой, Алехин, так я же на твой домик смотрю каждый день!”

Оказалось, Верочка живет в новой девятиэтажке напротив.

Понятно, Алехин смутился. Маленький домик хоть и стоял под боком у драматического театра, но стоял на пустыре, рядом с новостройкой, а значит, был открыт для обозрения, и Верочка каждый день могла видеть, как Алехин наведывается в туалет. А туалет вроде скворешни. Даже отверстие вырезано в дверце, как сердечко.

Алехин, понятно, не удержался.

Сказал:

— Пошли ко мне, Верочка. Посидим, поговорим, музыку послушаем. У меня дома кофе есть. Маулийский.

На самом деле он не знал, существует ли такой сорт, но прозвучало красиво. Верочка даже покраснела, услышав про маулийский кофе, и отказалась. Да и как идти, если деревянный домик Алехина с такими неслыханно простыми удобствами открыт глазам всех Верочкиных соседей?

Но если честно, Алехин Верочке почти не врал.

— Вот, — начал он, — зовут меня Алехин. Пусть трудно мне, пусть нехорошо говорить такое, но тебя сказать обязан…

Верочка затаила дыхание.

— Трудно такое говорить вслух, но я скажу… Понимаешь, необычная у меня профессия…

От напряжения Верочка рот открыла. И тогда Алехин брякнул:

— Агент я!

А Верочка, дура, сама, именно сама, красивой своей нежной ладошкой закрыла Алехину рот. Не надо, дескать, ни слова не говори больше! Я все понимаю! Ты, наверное, давал подписку о неразглашении. Я заметила, ты держишься не так, как все. Я видела, как свободно ты входил к начальнику телефонной связи. С моим шефом, Алехин, так свободно, как ты, никто никогда не разговаривал.

Короче, не дала Алехину говорить.

А потом обиделась: почему врал?

А он не врал. Зачем ему врать? Ну, агент. Что плохого? Не первый и не единственный. Зато опытный и знающий. Его ценят в Госстрахе. Он зарабатывает неплохо. У него интересные клиенты. Например, пенсионер Евченко. Или крупный математик Н. По вредности пенсионер Евченко первый в мире, а научные труды математика Н. печатаются в развитых странах мира. В странах средне- и малоразвитых научные работы математика Н. пока не печатаются, но и там до них дойдут, разберутся. Прогресс не стоит на месте.