Живой Журнал. Публикации 2020 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они сговорились ехать на заре, чтобы обернуться быстро — дорога всё-таки была долгой.
Сговорились, а всё равно прособирались.
Опоздали и ехали поздно.
Петров продолжал думать о том, зачем его товарищ взял двух подружек — прогулка обещала быть утомительной. Пришёл марток, надевай трое порток, снег сейчас ещё лежит. Зачем он взял этих двух? Непонятно.
Он думал о распределении ролей в этом путешествии — что-то сбоило. Быть может, одна из женщин предназначалась ему — но это вряд ли, одёрнул себя Петров.
Есть такое свойство компаний — найди лишнего, дунь да плюнь, вынь карту из колоды и ничего не изменится, а вытащи пусть даже верхнюю из карточного домика, рассыплется всё. Исчезновение человека из жизни других вовсе не обязательно связано со смертью — Петров думал о том, что чаще всего людей просто не замечают. Их вдруг не стало в нашей жизни, а, значит, и вовсе нет на свете. Замечают только тех, от кого что-то нужно.
Пассажирки скучали.
Им явно не хотелось в болота, а о загадочном шаре они даже не расспрашивали.
Две женщины смотрели в разные стороны — одна в левое окошко, а другая — в правое.
Пейзаж за окошками был тревожен — там горели поля. Пал шёл по сухой траве, дым стелился над пространством по обе стороны дороги. Петров никак не мог понять истока этой национальной забавы, от которой каждый год горели деревни и поля. Огонь выжигал верхний слой плодородной почвы, всё было во вред и ничего — впрок, но люди жгли траву год за годом. На какое непонятное счастье надеялись они, было Петрову непонятно. Иногда ему хотелось поймать поджигателя и бить его чем-нибудь по голове, пока кулаки не начнут уходить в пустоту. Но он очень боялся этого своего видения — уж больно оно было ярким, ощутимым.
И это чужое счастье неизвестных пироманов он ненавидел.
Все хотели счастья, как в той давней книге, где тоже был таинственный шар, и герой полз к нему, твердя, что хочет всем счастья и чтобы никто не ушёл обиженным.
«Вот мы приедем к шару, — бормотал про себя Петров. — И можно будет загадать желание».
Правда, шар из книги выполнял не все желания, а только выстраданные, выстраданно подумаешь «Провались они все», — провалятся все, так сам и останешься висеть в пустом белом пространстве, как в иностранных фильмах изображают рай. Или таким будет ад, неважно.
Машина неслась по узкому шоссе, и Петров даже задремал — вставать ему пришлось рано, нужно было успеть на электричку, а потом на автобус, чтобы попасть к месту сбора. Однако ж девушки прособирались, и Петров продрог на перекрёстке.
Теперь, в машине, он отогрелся и даже уснул на полчаса.
Петрову снился огромный шар, который ворочается среди подушечек мха, давит клюкву и распугивает лесную живность. Сон пришёл к Петрову вместе со странной музыкой на три такта, злобной колыбельной, которую он помнил с детства. В ней, к маленькому Петрову приближался кот, самое страшное животное. Кот шёл к нему, и не было спасения ни в хрупких планках детского манежика, ни в одеяльце Петрова, не было надежды на спящих отца с матерью, шёл к нему кот, которого отродясь в их дому не было…
Они доехали до поворота.
Асфальтовая дорога кончилась, и перед ними лежал разъезженный просёлок.
Машину вело, она ехала то передом, то боком, и этого дорожного приключения было ещё километров на десять.
Наконец, одна из женщин спросила:
— А зачем нам этот шар? Что в нём такого?
— Он акустический… — начал Петров и осёкся. Товарищ его не поддержал, возникла пауза, а женщина поджала губы.
Тогда он сделал безотказный ход:
— Ну, это место для исполнения желаний. Машина для их исполнения — заходите в шар, и… Ваше желание исполнится. Точно-точно. Любовь, к примеру, случится… Или укрепится.
Приятель бросил взгляд на заднее сиденье и подмигнул пассажиркам.
Обе задумались и замолчали, снова уставившись в разные стороны.
Петрову было неловко от своего незатейливого вранья, и он стал вспоминать тот давний сюжет об исполнении желаний. Ты приносишь жертву или, весь в пылу любви к человечеству, приносишь в жертву себя, а человечеству это всё не нужно. Тогда ты отдаёшь своё желание другим, и можешь сделать странное открытие. Человечеству нужно, чтоб ты провалился и освободил место: коллегам нужно — чтобы освободилась ставка; детям — чтобы опустела квартира, а соседям — чтобы исчез твой велосипед на лестничной клетке.
Наконец, кончился и просёлок. Неподалёку стояли серые, давно брошенные избы, ржавый остов «Жигулей», повозка, вросшая в землю.
Но главное — дороги дальше не было.
Вернее, были колеи, да такие, что в каждую можно было поставить вертикально пластиковую бутылку с водой, что приятель и сделал. Пока он фотографировал свою бутылку, Петров смотрел вдаль.
До шара было ещё километра три.
Девушки вылезли из машины и курили на порывистом весеннем ветру.
— Это хорошо, что подморозило, — сказал приятель. — Проехать я тут — не проеду, но вот пройти — может, и пройдём. Акустический шар, вот это всё…
Вокруг лежали болота, подёрнутые тонкой плёнкой льда. Колеи тянулись между ними, и видно было, что тракторист каждый раз пытался ехать по-новому.
На болотах что-то ухнуло.
— Кладовая солнца, — невпопад сказал приятель.
— Надо идти, — ответил Петров.
Вдали ухнуло снова.
Женщины оскорблённо пожали плечами, и одна из них пошла впереди. Приятель Петрова поддерживал её за руку, и скоро они довольно сильно оторвались от второй подруги. Когда Петров догнал её, женщина отказалась от его поддержки.
Петров, поскальзываясь на подтаявшей глине, обогнал её и вдруг обнаружил, что он совершенно один на дороге. Он прошёл ещё дальше, а потом остановился, поджидая спутницу.
Никого не было.
Он даже вернулся чуть назад, но всё равно никого не увидел.
Тогда он припустил вперёд и всё-таки догнал парочку, успевшую пройти почти весь путь.
Они курили у поворота. Там дороги вовсе не было — кочки да озерца. Они двинулись по этой, слабо видной тропинке.
Понемногу Петровым овладело то безразличие, которое приходит к человеку после нескольких часов монотонных трудных движений.
Вдруг он увидел, как взмахнула руками подруга приятеля. «Сейчас она упадёт в грязь, будут обиды», — подумал Петров.
Но падение всё же произошло быстрее скорости мысли. Пока всё это ворочалось в голове у
