Команда - Tansan

— Так и знал, что вы здесь. Проблемы?

Чжоу со злостью пнула измятое оригами.

— Нифига у нас не выходит, эта Нить Ариадны годится только первокурсников по гостиным разводить.

Луна склонила голову к плечу, искоса взглянула на Драко.

— Может, втроем попробуем?

Чжоу по-турецки уселась на пол, призвала журавлика, повертела его в руке.

— Бесполезно, нужно что-нибудь покрепче. Малфой, наша задача — отправить эту птичку в шкаф и вернуть обратно. Есть идеи?

— А простой клубок ниток не пробовали?

— Пробовали, птичка лететь отказывается.

— Блин…

Луна отобрала у подруги журавлика и принялась задумчиво разглаживать мятые крылышки.

— Есть чары Хозяина вещи, но они действуют только на родовые артефакты. Можно взять фамильный перстень…

— Ага, и он с удовольствием полетит. Малфой, у тебя случайно не завалялся какой-нибудь родовой половичок-самолет?

Драко медленно покачал головой и тут же щелкнул пальцами.

— Хозяин вещи! Элементарно! Эльфы!

Чжоу хлопнула себя ладонью по лбу.

— Конечно! Малфой, ты, как всегда, гениален. Добби!

Домовик возник посреди Комнаты, увидел бывшего хозяина и испуганно прижал уши. Драко досадливо поморщился.

— Ну чего ты кипишуешь, я ж тебя даже не обругал ни разу.

— Простите, мистер Малфой, хозяин, сэр…

— Да какой, саламандру тебе за шиворот, хозяин… Помощь нужна. — Легко преодолев сопротивление своей аристократической натуры, Драко присел перед домовиком на корточки. — Надо запустить одну штучку в этот шкаф как можно глубже, а потом, когда девчонки скажут, аккуратно вытянуть назад. В шкафу полно магии, наши заклинания не выдерживают, вся надежда на тебя. Справишься?

Эльф оживился.

— Добби сможет, Добби хорошо чувствует вещи! Добби рад помочь!

— Ну вот и отлично. — Он поднялся. — Чанг, Лавгуд, командуйте. Эй, чего радуетесь, будто книззлы над сметаной?

Луна отвернулась, пряча улыбку, а Чжоу показала большой палец.

— Классный ты парень, Малфой. — Подмигнула. — Ханна тоже так думает.

Драко почувствовал, как щеки наливаются румянцем.

— То-то она от меня бегает, как от чумы… Действуйте, время идет.

Чжоу протянула эльфу журавлика, но тот вдруг выпучил глаза и затрясся.

— Добби не сейчас… Директор Дамблдор зовет Добби… Добби поможет потом!

— Стой! — крикнула Луна. — Куда ты? Где Дамблдор?

— Трактир «Кабанья голова»! — пискнул домовик и с громким хлопком исчез.

Троица переглянулась. Драко кивнул.

— Это Рабастан. Прикройте меня тут.

Толкнув дверь с цифрой «8», Альбус вошел в комнатенку и первым делом позаботился о запорах и заглушке. Сидящий на подоконнике Лестрандж даже не обернулся.

— Напрасно вы так беспечны, Рабастан. Сюда кто угодно может заглянуть, а вы без маскировки, и даже дверь не озаботились запереть.

— Дверь… маскировка… — Лестрандж вынул из кармана маленькую фляжку, взболтнул и небрежно бросил на кровать. — Зачем? Все равно уже не жилец, днем раньше, днем позже…

Альбус невольно усмехнулся. Встретились два покойника…

— Не стоит себя хоронить раньше времени.

Рабастан наконец посмотрел на гостя. Одутловатое, невыразительное лицо, серые щеки, нос смотрит чуть в сторону — видать, тоже ломали. Светло-карие, полные прямо-таки нереальной тоски глаза. И впрямь без пяти минут мертвец.

— А что еще вы можете мне предложить, господин директор? Азкабан? Спасибо, я там был, не понравилось. Лучше сдохнуть.

— Откровенно говоря, не понимаю. — Альбус сел на единственный в комнате табурет, поерзал, устраиваясь на непривычно жестком сиденье. — Вы так и не сказали, чего ждете от нашего договора, Рабастан. Спасти вас от Азкабана действительно не в моих силах, слишком много крови на ваших руках. Только смягчить приговор…

— Успокойтесь, директор, ничего мне от вас не надо. — Лестрандж снова уставился в окно. — Хочу только, чтобы кто-нибудь в конце концов остановил эту тварь. Руди, конечно, не ангел, но он был моим братом. Они ведь учились вместе, помните? — Он ткнулся лбом в грязное стекло. — Ничего святого у мерзкой змеищи…

— Шестнадцать лет назад вы думали иначе. Так упорно разыскивали своего господина…

Плечи Лестранджа дрогнули.

— Лонгботтомы… Белла никогда не знала тормозов. — Он повернул голову вбок, потерся о стекло виском. — Глупо тогда вышло. Вы вправе не верить, директор, но мы с Руди не собирались доводить дело до крайности.

— Возможно. С чего вы вообще взяли, будто Лонгботтомы в курсе судьбы Тома?

— Был праздник, все радовались, даже авроры на дежурстве позволили себе кружку-другую эля. Мы втроем хотели выбраться из Лондона, аппарировать опасались — ночь, комендантский час никто не отменял. Идиоты, конечно, тогда все аппарировали из дома в дом, но мы ж не знали. Шли пешком под Оборотным. В Энфилде[57] наткнулись на группу авроров под мухой, там был и Фрэнк. Он хвастался своим, что знает, где спрятано тело Лорда. Врал, разумеется, но Белла будто с цепи сорвалась, едва уговорили ее не атаковать втроем семерых авроров, а подождать до утра. У меня случайно оказались фунты, мы сняли комнату в магловском клоповнике. Я уговаривал Руди бежать, доказывал, что Белла сошла с ума, но он наотрез отказался ее бросить… Днем мы отправились в дом Лонгботтомов. — Рабастан зажмурился. — До сих пор благодарю Мерлина, что их сын гостил у бабки…

Альбус опустил голову. Перед глазами стояло безумное лицо Алисы.

— Вы могли ее остановить.

Лестрандж едва слышно всхлипнул.

— Остановишь ее, как же. Меня она просто обездвижила, а Руди… Руди всегда был готов ей туфли целовать. Знаете, директор, мне приходилось пытать и магов, и маглов, но когда это делаешь толпой — мозг отключается, остается кураж. Будто страшный сон. А в тот день… — Резко обернулся. — Думаете, это вы мне не можете простить Лонгботтомов? Нет. Это я их себе никогда не прощу. Четырнадцать лет в Азкабане день и ночь их глаза видел, не жаловался. И в аду буду гореть — за них.

Лестрандж наклонился, упершись локтями в колени, принялся тереть запястьями скулы. Глядя на его лысую макушку, Альбус вдруг задохнулся от жалости, омерзения и… понимания. В одном адском котле нам с тобой вариться, Рабастан, ибо я — великий светлый маг Альбус Дамблдор — виновен ничуть не меньше. У тебя — Лонгботтомы, у меня — Поттеры. У тебя — любовь к брату, у меня — высшее благо. А результат один — кровь, грязь, искалеченные судьбы. Потому не в праве я тебя клеймить, презирать, ненавидеть. Бог судья нам обоим.

— Бог судья…