Неизведанные гати судьбы (СИ) - Хиневич Александр Юрьевич

— А как же тогда уголовники? Ведь, насколько мне известно, они тоже «живут по понятиям».

— Ну и чего ты удивляешься? Большая часть уголовников принадлежит к этому библейскому народу. У них даже свой жаргон, в тюрьмах и на каторгах, на основе идиша образовался. Вот они и «живут по понятиям», ибо когда-то отказались «жить по закону».

— Понятно…

— Это хорошо, что тебе всё стало понятно, Демид Ярославич. А вот мне до сих пор непонятно, почему всё-таки Семён Маркович раскрылся перед представителем чужого для них народа? Ведь неспроста же, он поведал тебе то, что накопилось у него на душе? Мне много раз приходилось прокручивать с этим народцем кое-какие дела, и я могу со всей ответственностью сказать, что это им не свойственно.

— Честно говоря, я и сам не знаю, почему он выбрал именно меня. Возможно, всё дело в том, что я умею слушать. После разрыва со своими родными и близкими, Семён Маркович стал много пить спиртного, ибо никто не хотел вникать в то, что у него творится на душе. В моменты запоя, ему хотелось поговорить с человеком, который его сможет, даже не понять, а просто выслушать. Вот в один из таких моментов, я и оказался рядом. Мы пообедали в ресторане, поговорили по душам, он смог высказаться, а потом наше общение переросло в дружбу. Надеюсь, я доходчиво ответил на твои вопросы, Иван Иваныч?

— Благодарю, Демид Ярославич. Всё предельно ясно и понятно. А я-то всё гадал, из-за чего он столько коньяка выкушал? Оказывается из-за необоснованных обвинений начальства, да из-за ранения друга он так сильно в ресторане загоревал. Ладно. Пойдем-ка завтракать, а то уже скоро, согласно договора, нам начнут зерно и муку завозить.

В обеденном зале мы застали Семёна, сидящего в гордом одиночестве, все работники уже покушали и ушли заниматься своими делами. Семён Маркович уже немного пришёл в себя, и ковырялся ложкой в каше, вытаскивая из неё вкусные кусочки копчёного мяса. Поздоровавшись, мы присели завтракать к Семёну за стол. Наш завтрак прошёл в тишине, лишь когда мы перешли к чаю, я задал вопрос, благо никто не мог помешать нашей беседе.

— Как самочувствие, Семён Маркович?

— Благодарю. Ваши повара меня спасли. Если бы они не принесли мне этот чудный рассол, то я бы весь день промучился с головной болью.

— Тогда тебе стоит благодарить не поваров, а Иван Иваныча, — сказал я с улыбкой, — ибо он на себя собрал всю подвальную пыль, пока не обнаружил в тёмном углу бочку с квашенной капустой.

— Не надобно меня благодарить, — тут же проворчал Иван Иваныч. — По себе знаю, каково это чувствовать себя на следующий день, после приличной попойки. Так что, я всего лишь помог «уставшему» человеку поправить здоровье.

— Хорошо, не буду никого благодарить. Вы только, пожалуйста, мне объясните, как я у вас в гостях оказался?

— Семён Маркович, а что вы помните последнее из вчерашних событий? — первым задал свой вопрос Иван Иваныч.

— Последнее? — спросил Семён и ненадолго задумался. — Я помню, как Степан принёс что-то закусить из горячих блюд и четвёртый графинчик с коньяком.

— Погоди, Семён Маркович. Какой ещё четвёртый графинчик? Когда мы с тобой уходили из ресторана, на столе стояли три пустых графина.

— Так Степан ещё раньше один пустой графин унёс. Ему пустое место требовалось на столе под горячие блюда. Насколько я помню, этот пройдоха Степан, не хотел мне четвёртый графинчик с коньяком приносить, из-за чего я с ним немного поскандалил. Потом вроде как появился Князь, мы о чём-то разговаривали, а что дальше было я смутно помню.

— Неудивительно. Я после четырёх графинов коньяка тоже бы ничего не вспомнил, — сказал Иван Иваныч, — даже под хорошую закуску. Получается, что вы ничего про ночное нападение на вас, с целью похищения не помните.

— Погодите. Какое нападение? Кто меня хотел похитить? Вы можете мне толком объяснить?

— Семён Маркович, — начал я объяснять случившееся, — вчера ты немножко устал. Вот Степан и руководство ресторана попросили меня и моих друзей сопроводить тебя до дому, чтобы ночные грабители не смогли обчистить твои карманы. Когда мы шли через неосвещённый участок улицы, из переулка вышли вооружённые люди. Один из бандитов нам нагло заявил: «Оставляйте свою пьяную ношу, а сами можете проваливать». Отдавать тебя мы конечно же отказались. Началась стрельба. Нападавшие были уничтожены. Когда прибыл патруль красноармейцев, наряд милиции с руководством ресторана и Степаном, то выяснилось, что тебя пытались похитить московские чекисты, которые приехали к вам под видом военных комиссаров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Князь, а откуда тебе известно про московских чекистов, и о том, что это именно меня они хотели похитить?

— Семён Маркович, так ты же мне сам про них в ресторане рассказывал. А их тела опознал командир патруля. Он даже среди убитых узнал того, кто в него стрелял при нападении на конвой, когда твоего друга детства Зиновия Адамовича тяжело ранили. Кстати, ты не забыл, что обещал договориться насчёт автомобиля, чтобы привезти из нашего поселения мою супругу или матушку, чтобы Зиновия вылечить и на ноги поставить?

— Как ни странно это прозвучит, но насчёт автомобиля я всё прекрасно помню. Всего один звонок по телефону и автомобиль предоставят в моё распоряжение на сколько нужно. Кроме того, я помню, что твоей жене и матери надо сделать документы, чтобы они могли спокойно проехать в город. Мне потребуются их личные данные из вашей поселковой или церковной книги, чтобы всё как положено оформить.

— Я же тебе уже говорил однажды, Семён Маркович, что у нас такие книги не ведутся. Мы же не христиане, а потому и церкви с её церковными книгами у нас никогда не было. Давай я просто скажу как их зовут и когда они родились, а ты уже сам всё оформишь. Только большая просьба к тебе, не нужно моих в крестьяне записывать. Таким определением ты нас всех просто оскорбишь. Ежели такие данные нужны, согласно ваших уложений, то можешь пометить, что они трудятся в нашей промысловой артели.

— Не понимаю тебя, Князь. С каких пор принадлежность к крестьянству стало оскорблением?

— С тех самых пор, как вольных селян, сделали крепостными рабами у христианской церкви. Они ведь потому и называются «крестьянами», что их насильственно крестили и объявили рабами церкви и распятого божества.

— Теперь мне всё понятно. У вас своя вера и вы не хотите даже в мелочах иметь что-то общее с христианством.

— Можно и так сказать. Давай вернёмся к твоему вопросу, относительно того, кто тебя хотел похитить. Надеюсь такое имя, как Гордей Исаакович, тебе известно? Яков Ефимович его почему-то по-старому Мордехаем называет.

— Конечно известно. Меня этот наглый Мордехай Шмуельсон уже достал до печёнки своими постоянными просьбами. Вот я и послал его куда подальше. Как он был варшавский поц, так им и остался.

— А что за просьбы, если не секрет?

— Да нет в этом никакого секрета. Он где-то достал старинные свитки написанные на очень древнем еврейском языке, и хотел, чтобы я прочитал их, и сделал для него перевод. Я прочитал название одного свитка, и сказал ему, что с идиётами и сумасшедшими не желаю иметь никаких дел. Вот он и начал меня преследовать.

— А что за название было у того старинного свитка? — неожиданно спросил Иван Иваныч.

— «Как обрести власть над людьми и миром». Представляете. Мы, большевики, не жалея сил, стараемся построить общество всеобщей справедливости, а этого идиёта интересует содержимое древнего трактата о том, как получить власть над миром.

— Ну вот всё и встало на свои места, — сказал я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Князь, это ты сейчас о чём говоришь?! — удивился Семён.

— Понимаешь какое дело, Семён Маркович. Все нападавшие на конвой с арестованным, и те, кто пытался похитить тебя, были представителями твоего народа. Причём они были не какими-то обычными уголовниками, а представителями московского ГПУ. Более того, я могу предположить, что даже если ты позвонишь Феликсу Эдмундовичу, и спросишь его, чего от тебя хотят чекисты, то он просто окажется не в курсе происходящих событий.