Багряный лес - Роман Лерони

Возле столба стояло около двух десятков вооруженных человек. Они плотно сгрудились над чем-то, лежащим на земле. Когда подошел Бузун, все молча расступились, и он увидел два трупа. Одно тело было обнаженным и белым до невозможности. Никаких видимых повреждений, причинивших смерть, на теле не было, кроме двух небольших дырочек на шее, как раз на том месте, где проходит под кожей сонная артерия. Григорий склонился над трупом, отвернул мертвому голову в сторону, чтобы внимательнее рассмотреть ранки. За последний месяц он видел десятки подобных тел, поэтому в этот раз не испытывал никаких волнений. Атамана поражала только предельная, до прозрачности, бледность трупа, который в грязи выглядел, как разлитый известковый раствор — настолько был силен контраст. Второе тело представляло собой горку обглоданных конечностей и костей. Какое-то неизвестное и жестокое чудовище убило человека и жрало его вместе с одеждой. Останки несчастного лежали на грязном и окровавленном куске автомобильного брезента. Подобное в Зоне встречалось гораздо чаще, чем первое. Растерзанных находили по утрам десятками.

— Это все? — словно сомневаясь, спросил Григорий, продолжая смотреть на трупы.

После продолжительной паузы из толпы раздался низкий, словно угнетенный страшным несчастьем, голос:

— Да, Бузун. После сегодняшней ночи мы нашли только этих двух.

Атаман обернулся к помощникам, которые стояли позади него, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Сколько ушло вчера на "чистый" хутор?

— Двенадцать, — ответили ему.

— А нашли только двоих?

— Да.

Бузун резко развернулся и пошел назад, прикуривая на ходу. Когда его окликнули, он остановился, но не обернулся, а стоял и ждал, пока подойдут.

Подошел один из его помощников, один из тех, которые разбудили его сегодня.

— Атаман…

— Борода! — рявкнул Бузун, обращаясь к подошедшему. — Какой я тебе атаман? Что за дурная привычка! — Он повозмущался некоторое время, давая отток желчи, которой накопилось довольно много там, возле виселицы, пока рассматривал трупы, но потом уже спокойно спросил: — Чего тебе?

Тот, которого звали Бородой, был молод настолько, что не имел на лице достаточной растительности, чтобы оправдывать свое прозвище. С Бузуном был знаком давно, еще с его второй ходки. В тюрьме и познакомились. Вместе же и оказались в Зоне.

Борода легко перекинул автомат из руки в руку.

— Мы вчера на Дибровы ездили с кодлом[35]…

— Так и что? — проявлял нетерпение Бузун, которому хотелось как можно быстрее попасть в свою хату, выпить полбутылки краденого бренди и завалиться в постель к своей суке — надеялся, что хотя бы таким образом удастся на время забыть о проблемах, которых жизнь городила частоколы.

— На дороге надыбали[36] милицейский патруль…

— Порешили[37]?..

— Одного. Больно вредный попался. А второй стал о вещах крутых бакланить[38], чтобы мы, мол, его пощадили.

— О чем нёс[39] этот мент поганый?

— Не знаю. Я, правда, толком ничего не понял, но решил не кончать его, хотя канючил он нехило, достал… Сюда его приволокли, чтобы ты его послушал.

— Где он? — резко спросил Бузун, поглаживая автомат. Он понял, что лучшей возможности восстановить настроение, чем застрелить мента, у него сегодня не будет

Борода указал на одну из хат.

— Там, где и должен быть — в яме[40].

— Идем.

Пошли.

— Ещё надыбали на автобус с пассажирами. — Продолжал рассказывать о вчерашних приключениях Борода, шагая за своим предводителем.

— Выставили[41]?

— Нет, не сразу. Мы их пасли[42] до Припяти. Они заныкались[43] в детском садике. Мы ждали пока они массу придавят конкретно[44], а потом навалились[45]…

— Ну? — отрешенно слушал его Бузун.

— Когда они в сарае катили[46], мы думали, что они фраера, но когда свалка[47] началась, они половину моих пацанов сделали[48].

Тут Бузун остановился, и, резко развернувшись, уставился тяжелым взглядом в помощника, который от этого предупредительно отступил на пару шагов. У него не было никакого желания упасть с проломленным черепом от удара прикладом автомата. Подобное с Бузуном происходило довольно часто, чтобы относиться к нему серьезно. Можно было, конечно, ничего не сообщать главарю, но Борода знал, как Бузун обходился с теми, кто скрывал что-то важное от него. В этом случае светила участь сгнить в веревочной петле на уже знакомом столбе. Был еще один вариант, самый благорассудный: дождаться момента, когда у атамана будет более хорошее настроение, и тогда рассказать всё, но Борода не имел на этот вариант времени — узнанные новости торопили.

— Решил грехи передо мной замолить, падла? — взревел Бузун, делая шаг к Бороде.

— Не реви, дурак! — от страха тоже повысил голос Борода. — Я тебе дело толкую!.. Мы думали, что это фраера, но у них с пушками было всё грамотно. Они ушли от нас, но мы одного из них взяли.

Он говорил быстро, чтобы загрузить разъяренное сознание главаря информацией, отвлечь от кровавого замысла.

— Что — бакланит? — Остановился Бузун.

— Ничего пока. Я шел к тебе на хазу, заходил в яму — он был еще без сознания. Идем, может он уже оклемался[49]. — Он по-дружески взял под локоть атамана, и они продолжили свой путь. — Во время свалки они свой автобус рванули. Такой фейерверк был!

— Куда они посунули[50]?

Борода передернул плечами.

— Они нам крепко всыпали. Мы не решились им еще раз на хвост падать. Но, кажется, дернули в Чернобыль, по реке. У них все было готово — играли уже готовую песенку…

— У нас под рылом? — удивился Бузун. — Говоришь, в городе?

— Натурально!

В сознание он пришел мгновенно и сразу застонал от сильной головной боли. Она пронизывала длинным стержнем мозг и влажно копошилась на затылке, в том самом месте, куда пришелся удар. Ныло всё тело, но не от боли, а от холода — Гелик, разминая затекшие от долгой неподвижности руки, ощупал твердь под собой и понял, что лежит на земле. Было темно. Дмитрий Степанович несколько раз крепко зажмурил глаза и открыл их, но так ничего и не увидел, кроме прежней вязкой темноты. От этих незначительных упражнений стержень боли в голове стал как будто толще, и до монотонного звона в ушах распирал мозг изнутри. По щекам Лекаря потекли слезы. Он не хотел плакать, но то, что он стал слепым, вывело его из привычного, приобретенного за десятилетие в психушке, терпения. Когда-то от кого-то он слышал, что человек может мгновенно ослепнуть от удара по голове, тем более, если удар пришелся по затылку.