Письма Махатм - Наталия Ковалева

Есть одно место, очень забавное и поучительное, в письме мистера А. Г[ебхарда], где он подробно излагает, как дал мне письмо и шесть часов спустя я сказала ему: «оно ушло»; он добавляет, что «спустя четыре дня полковник написал Е.П.Б., что его Учитель появился и сообщил, что К.Х. сказал» (смотрите оригинал, отосланный обратно вам). Но тогда добрый «полковник тоже должен быть обманщиком», моим сообщником и пособником? Или это мой Учитель мистифицирует его, мистера А.Г., Артура Гебхарда, или что? И снова: «Е.П.Б. обманщица, хотя я никогда не буду отрицать ее прекрасных качеств». «Прекрасные качества» обманщицы сами по себе являются чем-то поразительным и, во всяком случае, оригинальным.

[Передача Е.П. Блаватской письма Гебхарда Махатме]

Поэтому, пожалуйста, скажите мистеру А.Р. Гебхарду, что, если вообще кто-либо и является обманщиком, то таких «обманщиков» двое, а также скажите, что Махатма К.Х. получил его письмо, но никогда его не читал по той простой причине, что был связан данным Чохану обещанием не читать ни одного письма от какого-либо теософа до тех пор, пока не вернется после выполнения своей миссии в Китае, где он в то время находился. Он удостоил меня этим сообщением, чтобы помочь моему оправданию, как он сказал. Он строго запретил пересылать ему какие-либо письма до получения на то разрешения. Так как Учитель по настойчивой просьбе Артура Г. взял это на себя по причинам, известным только ему самому, я тут ничего не могла сказать, и мне приходилось только подчиниться. Я взяла это письмо и положила его в выдвижной ящик, полный бумаг. Когда я искала его, то обнаружила, что оно уже ушло, по крайней мере, я не видела его, и сказала об этом ему (Гебхарду. – Ред.). Но перед тем как ложиться спать, вынимая конверт, я нашла, что его письмо все еще там, хотя утром оно действительно ушло. Далее, если моя память не подводит меня, я показала мадам Гебхард письмо Олькотта, в котором он говорит о том, что ему сказал Учитель. Я не читала письма Гебхарда и могла принять эти слова как ответ на это письмо. У меня не осталось ни малейшего воспоминания о содержании того послания. Одно я знаю, и мадам Гебхард это подтвердит: она говорила об ужасных ссорах между Артуром Гебхардом и его отцом; это она сказала мне в Лондоне перед отъездом в Париж, а также неоднократно говорила Олькотту. Она выразила надежду, что Махатма вмешается в ее пользу, и эти слова могут относиться к этому, а вовсе не к тому письму. Как я могу помнить? Олькотт мог не полностью услышать, или же я напутала. Могли произойти сотни комбинаций. Единственным обманом может быть лишь то, что я, сама того не зная, сказала ему неправду о письме, что оно ушло шесть часов спустя, тогда как оно было взято только утром. В этом я признаю свою «вину».

Но, как и в деле Хьюма с «жемчужной булавкой», здесь подразумевается нечто большее, нежели простой обман. Если я обманывала мадам Гебхард и его самого, то я прямо-таки черная душа и мошенница. Месяц я пользовалась гостеприимством в их доме; они ухаживали за мною, пока я болела, и даже не позволили мне оплачивать услуги доктора, осыпали меня богатыми подарками, почестями и любезностями, и за все это я отплатила обманом. О, силы небесные, Истина и Справедливость! Пусть карма мистера Артура Гебхарда окажется легкой. Я прощаю ему ради его отца и матери, которых буду любить и уважать до последнего часа. Пожалуйста, передайте эти мои прощальные слова мадам Гебхард. Мне больше нечего сказать.

Бесполезно, мистер Синнетт. Теософское общество должно жить здесь, в Индии. Кажется, в Европе оно навеки обречено, потому что я обречена. Оно висит на вашем «Эзотерическом буддизме» и «Оккультном мире». И если Махатмы – мифы, а я являюсь автором всех писем, которые теперь объявляются хуже чем обманом представителями ОПИ (Общество психических исследований. – Ред.), как может существовать Лондонская Ложа? Я вам говорила, ибо чувствовала это, как всегда чувствую, что расследование мистера Ходжсона будет фатальным. Он весьма порядочный, правдивый, знающий молодой человек. Но как он отличит правду от лжи, когда вокруг него соткана густая сеть заговора? Сначала, когда он посетил штаб-квартиру и падре еще не могли хорошо завладеть им, он казался нормальным. Его отчеты были благоприятны. А затем его поймали. У нас есть свои свидетели, которые внимательно следили за миссионерами. Вы там, в Англии, можете хохотать, а мы – нет.

[Заговор священников-миссионеров против Теософского общества]

Мы знаем, что это не такой заговор, над которым можно посмеяться. 30 000 индийских падре-миссионеров объединились против нас. Это их последний шанс – выиграют либо они, либо мы. За неделю в Бомбее было собрано 72 000 рупий, «на расследование против так называемых Основателей Теософского общества». Все судьи страны (подумайте о сэре С. Тернере) против нас. Само мое имя воняет в ноздрях скептиков, номинальных христиан, свободных мыслителей и снобов C. S.[437] И опять на сцену выходит старая спящая красавица – я, в конце концов, русская шпионка! Вчера вечером чета Оксли вместе с Хьюмом обедали у Гарстинов, и им сообщили очень серьезно, что правительство собирается снова за мной следить, что, по имеющейся информации (не от Куломбов ли?), за мной придется «наблюдать». Напрасно Хьюм хохотал над этим, а Оксли протестовали. Это было «очень серьезно» ввиду того, что русские пройдут через Кабул, Афганистан или что-то в этом роде.

Старая умирающая женщина, которая не в состоянии покинуть своей комнаты; ей запрещено подняться на несколько ступенек, чтобы не разорвалось сердце; она не читает газет, чтобы не наткнуться на самые гнусные персональные оскорбления в свой адрес; она получает письма из России, но только от родственников, и она – шпионка, опасный субъект! О, британцы Индии, где ваша доблесть?!

Вопреки Хьюму, их другу Ходжсону и всем свидетельствам, чета Оксли не верит, что я обманщица. У них полная вера в Учителей, и, что бы им ни говорили, ничто не заставит Оксли сомневаться в их существовании; за исключением некоторых неприятностей вследствие сплетен о частных делах, они стойкие теософы и, как они говорят, мои лучшие друзья. Хорошо, ладно. Я верю – о Господи, помоги моему неверию. Как я могу верить кому-либо из своих друзей в такой момент? Только он знает, как знает и то, что он живет и дышит, что наши Махатмы существуют и феномены действительны; он тот, кто сочувствует мне и смотрит на меня как на мученицу. Брошюры преподобных отцов, книги и статьи, разоблачающие меня с макушки до пят, появляются каждый день. «Теософия разоблачена», «Мадам Блаватская разоблачена», «Теософский обман перед лицом мира», «Христос против Махатм», и т.д., и т.п. Вы, который хорошо знает Индию, мистер Синнетт, неужели вы думаете, что здесь трудно достать ложных свидетелей? У них все преимущества перед нами. Они (враги) трудятся днем и ночью, наводняя страну литературой против нас, а мы сидим без движения и только ссоримся в Теософской штаб-квартире. Олькотта считают совсем дураком, Оксли его не выносят (за некоторые ошибки, которых он не мог не совершить), а индусы его обожают. А теперь, после приезда Хьюма, я прихожу за своей долей. Хотя Оксли мои друзья, они советуют мне отказаться от своего поста, тогда как индусы говорят, что они все уйдут, если я откажусь. Я должна отказаться, так как меня считают «русской шпионкой» и я подвергаю опасности Общество. Такова моя жизнь во время выздоровления, когда каждая эмоция, по словам докторов, может оказаться фатальной. Тем лучше. Я тогда откажусь de facto. Но в таком случае они забывают, что я остаюсь единственным звеном связи между европейцами и Махатмами. Индусам все равно. Дюжины их являются челами, и сотни знают Их[438], но, как и в случае с Субба Роу, они скорее умрут, чем скажут о своих Учителях.

Хьюм ничего не получил от Субба Роу, хотя все знают, кто он[439] такой. Недавно он получил длинное письмо от моего Учителя в комнате собраний, когда Хьюм ставил на голосование мою отставку. Они как раз голосовали, чтобы больше не было феноменов и чтобы о Махатмах никогда [больше] не говорилось. Говорят, письмо было на языке телугу. Хотя они (индийцы) стоят за меня и будут стоять до последнего, они обвиняют меня, что я осквернила Истину и Учителей, так как послужила средством к написанию «Оккультного мира» и «Эзотерического буддизма»[440]. [1] Не рассчитывайте, вы, Лондонская Ложа, на индийцев. Я – мертва; Общество, скажи Учителям: «прощайте». Скажи уже сейчас – все, за одним исключением, ибо я дала слово моим индийским братьям-оккультистам никогда не упоминать Их (Учителей) имена иначе, как только среди своих, и это слово я буду держать.

Это, вероятно, будет моим последним письмом вам, дорогой мистер Синнетт. Мне потребовалась почти неделя, чтобы написать его – так я слаба, и не думаю, что мне еще представится другая возможность. Не могу сказать почему, но, вероятнее всего, вы не будете об этом жалеть. Вы не сможете дольше остаться верным, живя в миру. Мейеры и ОПИ засмеют вас. Хьюм, который поедет в Лондон в апреле, поднимет всех против Махатм и меня. Требуются другого сорта мужчины и женщины, нежели те, которые находятся в Лондонской Ложе, за исключением мисс Арундейл и еще двух-трех, чтобы выдержать такое преследование и шторм. И все это потому, что мы выдавали Истину без разбору, профанировали ее, забыв девиз истинного оккультиста: знать, сметь и хранить молчание.