Поступь Слейпнира: Поступь Слейпнира. Варвар для особых поручений - Ерофей Трофимов

– Хочешь сойтись со мной в поединке чести? – продолжал орать Вадим, отступая в сторону, на утоптанную площадку.

Неожиданно Рыжий словно опомнился и, взяв себя в руки, ответил, медленно усаживаясь обратно:

– Нет. Поединок мне не нужен. Я звал Свейна не за этим.

– Тогда зачем? – спросил Вадим, забирая свой плащ у Рольфа.

– Мне нужна та штука, что так сильно взрывается и так яростно горит. Где ты достал её? – повернулся он к Свейну.

– Это всё он, – коротко ответил ярл, ткнув пальцем в Вадима. – Нашёл, купил, сделал. Я только выдал золото.

– Разве не ты решаешь, что нужно твоему клану, а что нет? – с сомнением спросил Олаф.

– Я. Но зачем кормить книгочея, если он не думает, как усилить клан? Так что я разделил эти заботы. Он торгует, придумывает и делает, а я смотрю, слушаю и, если мне нравится, даю деньги на задуманное.

– Так значит, ты богат? Если да, то почему не хочешь уплатить назначенную виру и жить как все? – спросил Олаф, в глазах которого сверкнул алчный огонёк.

– Как все, это как те ярлы, что с трудом переживают зиму? – не удержался от шпильки Вадим.

– Как все, это не прячась от меня, – сквозь зубы процедил Рыжий.

– А с чего ты взял, что я прячусь? – очень убедительно удивился Свейн. – Мне нет нужды прятаться. И потом, захоти я скрываться, разве позволил бы пареньку уходить к матери? Я же знал, что ты за ним пойдёшь.

Не ожидавший такого ответа Олаф только недоуменно заморгал, не понимая, что происходит. Вот теперь в дело пора было вступать Вадиму. Притворно зевнув, он повернулся к Свейну и с усмешкой сказал:

– Ярл, может нам домой вернуться? Этот Рыжий, по-моему, и сам не знает, чего от нас хочет.

– Я знаю, чего хочу, – огрызнулся Олаф. – Сейчас мне нужно, чтобы вы сидели в своём фьорде и не высовывались. Торгуйте на юге, воруйте, делайте что хотите, но здесь я не хочу больше слышать о вас.

– А чем ты убедишь нас, что завтра снова не нападёшь? – спросил Свейн.

– У вас есть то, чего нет у меня. Это и есть главное убеждение. Я не собираюсь терять воинов просто так. Прикажи принести вина. Мы заключим договор до следующей зимы. Вы не входите в мои земли, а я не трогаю вас.

– А что будет дальше? – задумчиво спросил Свейн, не трогаясь с места.

– Это одному Тору известно. Но сейчас я хочу избежать удара в спину.

– Что ж. До следующей зимы – срок вполне подходящий, – кивнул Свейн и, повернувшись к воинам, стоявшим у тропы, сказал: – Прикажите там девкам принести вина.

Немного погодя у костра появилась Налунга, несшая на плече внушительный мех с вином. Радостно улыбнувшись, Рыжий сделал своим слугам знак, и те быстро поднесли к костру кожаный мешок. Развязав горловину, Олаф запустил в мешок обе руки и, достав из него пару роскошных кубков, проговорил:

– Десять таких кубков мне подарил один король бриттов. Я пью из них только в особых случаях. Таких, как этот. Давай скрепим наш договор твоим вином из моих кубков. И я оставлю один из кубков тебе, в знак того, что наш договор состоялся.

– Если хочешь узнать, что так сильно горит, тебе придётся пить не только со мной, но и с моим книгочеем, – усмехнулся в ответ Свейн.

Мрачно скривившись, Олаф достал из мешка ещё два кубка и, молча вручив их Вадиму и Юргену, проворчал:

– Дорогой подарок, но мои дела мне дороже.

Налунга аккуратно разлила вино по кубкам, и воины уже приготовились скрепить договор вином, когда девушка вдруг, отложив мех, выхватила у Вадима кубок и, глотнув из него, с поклоном вернула обратно.

– Это ещё что такое? – опешил Рыжий, быстро поднимаясь на ноги.

Его реакция насторожила Вадима. Бросив взгляд на кубок у себя в руке, он задумчиво посмотрел на своего ярла и, отставив кубок в сторону, громко сказал:

– Погодите пить, друзья. Тут что-то не так.

– Что тут может быть не так? – чуть не взвыл Олаф, демонстративно выпивая вино из своего кубка.

Подняв оставленный Налунгой мех, Вадим выдернул пробку и, глотнув прямо из горлышка, ответил:

– В этом вине я уверен. Но я не уверен в кубках, которые ты привёз.

Шагнувшие было к ним воины Рыжего в нерешительности замерли, сосредоточенно прислушиваясь к разговору. Обвинение было слишком серьёзным, чтобы оставить его без внимания. Понимая, что должен как-то подтвердить свои догадки, Вадим поднял кубок, из которого отпила Налунга и, протянув его Рыжему, добавил:

– Я доказал, что вино чистое. А теперь ты докажи, что эти кубки не смазаны ядом. Глотни вина отсюда.

Замерев, Рыжий мрачно косился то на протянутый кубок, то на Вадима, то на своих людей. Даже он отлично понимал, что воины не простят ему подобной выходки. Даже у самых преданных воинов понятие о чести может перевесить желание следовать за своим конунгом. Молчание затянулось, и атмосфера у костра сгустилась до грозовой. В этот момент Налунга, вдруг странно содрогнувшись, схватилась за живот и медленно осела на снег.

Вот теперь всем стало всё ясно. Яростно зарычав, Вадим выплеснул вино из кубка в лицо Рыжему и, метнувшись к девушке, подхватил её на руки. Осторожно уложив рабыню на снег, он отбросил капюшон с её головы и тихо спросил:

– Расскажи мне, что ты чувствуешь, я попробую тебе помочь, девочка.

Но вместо слов из горла девушки вырвался только хриплый стон. Очередная судорога скрутила её тело жёстким спазмом, завязывая мышцы в узлы, и Вадим успел разобрать только последние её слова:

– Он обещал, что я вернусь домой…

Опустив её в снег, Вадим медленно выпрямился и, с ненавистью посмотрев на Рыжего, сказал:

– Вот теперь не будет даже поединка чести. Я забью тебя голыми руками, как бешеного пса. Дерись, мразь, или сдохнешь.

Его злость в одно мгновение превратилась в бешеную, холодную ярость. Теперь ему было наплевать, как силён этот Рыжий и как много он привёл с собой воинов. Он хотел только одного: убить его. В тот момент Вадим и сам не понимал, с чего вдруг так завёлся, но останавливаться не собирался. Наплевав на мороз, он сбросил плащ, меховую безрукавку и, выхватив кинжал, шагнул к Олафу.

Увидев в его руке такое необычное оружие, Рыжий презрительно усмехнулся и, выхватив длинный, шириной в ладонь кинжал, больше напоминавший короткий меч, фыркнул, обращаясь к Свейну:

– Ты говорил, что богат, а сам