Скандинавский детектив - Стиг Трентер

Машина, о которой вспомнил Дэвидсен, действительно принадлежала Веронике Турен. На переднем сиденье валялась ее сумочка, в которой помимо всего прочего оказался кошелек с тремя тысячами крон.

— Когда женщина может оставить свою сумочку? — спросил Кристер.

Большой знаток женщин Палле Дэвидсен тут же дал четкий ответ:

— Когда ей чертовски некогда… или когда она уходит всего на минутку. Кстати, о минутах. Мария говорит, что портнихи могут появиться в любую минуту. Что прикажете с ними делать?

— Прежде всего, всех нужно допросить. Сколько их?

— Пять. И ученица.

— Надо выставить кого-нибудь внизу у подъезда, чтобы на них не накинулись журналисты. И еще, где Линдстедт? Вы уже закончили хоть одну комнату, чтобы в ней можно было работать?

— Рекомендую занять салон. Таких шикарных помещений в полиции никогда не добьешься. Кафельная печь, мебель времен короля Густава, зеркала в золотых рамах и пурпурные бархатные шторы — ты будешь доволен. Черт возьми, если даже там ты не расколешь свидетелей, то уже никогда этого не сможешь.

Методы, какими вел допросы комиссар уголовной полиции Вик, были широко известны и, поскольку они приносили результаты, пользовались в кругу криминалистов особым уважением. Он не любил традиционных однообразных допросов свидетелей и подозреваемых по делу об убийстве в казенных помещениях полицейского управления, а располагался, если удавалось, со своими помощниками прямо на месте преступления. Там он не только вел со всеми причастными к делу задушевные разговоры, но и старательно собирал их всех вместе, заставляя говорить друг с другом, спорить, провоцировать и в конечном итоге помогать в разоблачении убийцы.

В то утро он хотел понаблюдать за людьми, так или иначе связанными с ателье, которые могли оказаться в нем накануне вечером. Возможно, среди них был кто-то, кто знал во всех подробностях, что же тут произошло, и теперь с невозмутимым видом вернулся на место преступления.

Когда Палле провел их в салон, все были изрядно напуганы видом полицейских и фотографов, столпившихся у подъезда, на лестнице, в холле, напуганы магнитофоном, стоящим на отделанном под мрамор столике, тем, что привычная атмосфера модного ателье полностью разрушена присутствием множества мужчин.

Вик по очереди побеседовал с четырьмя портнихами, которые мало что ему сообщили. Комната, где они работали, была своеобразным замкнутым мирком — они практически не общались с клиентами. О Веронике Турен знали только понаслышке, ни у кого из них не было ключа от ателье.

— Он у фру Юнг. Она часто работает сверхурочно. Спросите ее…

Но когда в салоне появилась фру Юнг и уселась напротив, седая и строгая, в отутюженной белой блузке и сером шерстяном костюме, как-то неожиданно получилось, что вопросы стала задавать она.

— Что случилось? Ограбление?

Кристер посмотрел в глаза, которые были еще светлее и холоднее, чем его собственные, будто и тепло, и синеву смыли время или слезы.

— Гораздо хуже. Убийство.

Она моргнула и довольно сухо, хотя и встревожено, спросила:

— Кого убили? Надеюсь, не Марию?

— Почему именно Марию?

— Она ночует в ателье. И если это случилось после половины шестого, в ателье, кроме нее, никого не оставалось. Или ее тоже не было?

— Не было. Но ключи от ателье есть у многих.

— Разумеется. У меня тоже.

— Фру Юнг, вы заходили сюда вчера вечером?

— Нет, я собиралась поработать до семи, но потом поссорилась с сыном и совсем расстроилась. Так кого убили?

— Вашу клиентку Веронику Турен.

Гунборг Юнг поджала губы, от чего лицо ее стало неожиданно жестоким, и заявила:

— Это лучшая новость за несколько лет.

Кристер не мог скрыть удивления. Как-то не принято плохо говорить о покойном, тем более, если его убили. А если можно самому оказаться в числе потенциальных подозреваемых, такую откровенность вовсе редко встретишь. Он молча ожидал пояснений, не сомневаясь, что они последуют. И комментарии действительно последовали.

— Она пошла в отца, такая же жестокая и злая. И такая же жадная.

— Похоже, вы хорошо знали все семейство?

— И вас это, конечно, удивляет? — хмыкнула портниха. — Откуда людям вроде меня знать, как живут хозяева жизни? Однако даже им нужны портные и садовники. И ничего не поделаешь, если богатые и бедные рождаются в одном приходе и живут слишком близко друг к другу.

— Вы имеете в виду приход, где родился Эрик Грен? Это где-то на юге Смоланда, если я верно помню.

— В Бергарюде. Он правил всем приходом, как собственным поместьем, его даже называли Горным Королем, и это очень меткая кличка, потому что он сидел на груде золота, как сказочный скупой король троллей. И как бывает в сказках, в своей дочери души не чаял и баловал ее без меры. Вот так и вышло, что случилось…

— Что вы имеете в виду? Ведь дела Вероники шли как нельзя лучше. И у меня возникло ощущение, когда я с ней встретился, что она вовсю наслаждалась жизнью.

Фру Юнг скептически вздохнула.

— Ну да, конечно, наслаждалась, пока могла всем распоряжаться. Она чувствовала себя замечательно, пока была центром всеобщего внимания, пока ею все восхищались и ее слушались. Но представьте, каково было тем, кому вечно приходилось поддакивать и уступать ее бесконечным капризам. И не забудьте еще одно: ради жалкой пары сотен крон она могла буквально шагать по трупам. И вот теперь кто-то, совсем измученный ее фокусами, положил всему этому конец. Вот что я имела в виду.

— Долго вы были у нее домашней портнихой?

— Я начала шить для ее матери еще в тридцатые годы — тогда была безработица, так что оставалось только радоваться любой работе. Но матушка ее была женщина милая и добрая, ничего дурного о ней не скажешь. Ну вот, потом они со стариком умерли, и Вероника, которой не было еще и двадцати пяти, унаследовала все — землю, акции, счета в банках, чужие векселя. Я по-прежнему ее обшивала — летом, когда она приезжала домой в Бергарюд. Моя работа ее вполне устраивала. Возможно, дело в том, что она невероятно скупа, дешевле меня ей было не найти. Я перестала шить для нее, только когда овдовела и переехала в Стокгольм. Случилось это десять лет назад. Впрочем, так вышло, что и сейчас я продолжаю шить ей платья, коли работаю именно в этом ателье.

— То, что вы работаете в ателье, где она была постоянной клиенткой, — случайность?

Гунборг Юнг удивленно подняла брови.

— Случайность? Вовсе нет. Фру Арман и Вероника — подруги еще со школьных лет…

Кристер Вик скептически хмыкнул.

— Вы хотите сказать, что Аста Арман тоже из Бергарюда?

— Нет, она из Векше, но часто приезжала погостить у Вероники — там я с ней и познакомилась. А вот Мария Меландер действительно из наших мест, я учила ее, когда она была совсем маленькой, шить платья куклам. А потом я посоветовала фру Арман взять ее сюда и направить учиться на закройщицу, потому что у девочки врожденный талант.

Кристер подавил тяжелый вздох. Слишком много людей, давно знающих друг друга. Неужели убийство Вероники Турен, урожденной Грен, — преступление такого рода, что его корни надо искать в далеком прошлом? В таком случае на решение загадки уйдет слишком много времени.

Лоб Кристера пересекли печальные морщины, а вот веснушчатая физиономия Палле Дэвидсена сияла детской беззаботностью.

— Пришла фру Арман. Я сказал, что вы заняты, но она настаивает, что тут она хозяйка, что она отвечает за фирму, и хочет знать, что все это означает: полицейские, фотографы и вся эта неразбериха. Так что я подумал…

— Фру Арман совершенно права. — Гунборг Юнг поспешно поднялась. — Комиссар должен, прежде всего, поговорить с ней. Я подожду за дверью.

С этими словами она вышла из салона, оставив комиссара в состоянии легкого изумления. Палле скорчил веселую гримасу и впустил Асту Арман.

Поскольку та вечером собиралась в гости, на ней были черное бархатное платье и бархатная шляпа. Поля шляпы величиной с мельничный жернов снизу были элегантно оторочены белым мехом. Аста нервно сорвала шляпу с гладко причесанных каштановых волос и выпалила:

— Господи, Кристер, дорогой, что происходит?

Он объяснил, стараясь употреблять как можно более осторожные выражения. Что речь идет о найденном трупе. Что ужасную находку сделала Мария. Что это был труп Вероники Турен. Что, насколько можно судить, ее убили.

Аста побледнела.

— Но когда это могло случиться? Вчера вечером мы с ней и с Хенриком доехали до Стюреплан. В начале седьмого мы расстались, и они поехали к себе в Лидинге. Она и не думала возвращаться.

— Может быть, она что-нибудь забыла?

— Сомневаюсь, что она могла забыть нечто столь важное, что нельзя было подождать до утра. Да и кто бы ей открыл дверь?