Бэламнийская трилогия - Джеймс Блэйлок

– Я подумал, что возьму его в качестве трофея, – объяснил он, – и, когда мы доберемся домой, поставлю на него свечку.

На минуту Гампу, казалось, стало немного завидно. Но потом он, похоже, припомнил, что внезапно стал удивительно богатым коротышкой – что теперь он может купить сколько угодно голов гиппопотамов, по сравнению с которыми череп-подсвечник Буфо будет иметь бледный вид.

Джонатан какое-то мгновение обдумывал все это. В конце концов, хоть его это и беспокоило, он согласился с Эскарготом, которого вряд ли можно было поколебать в этом вопросе.

– Тогда возьми с собой и мой ларец. Мы оставим тебе записку в трактире. Может быть, тебе удастся последовать за нами.

– Я буду там… – начал Эскаргот, но его прервал Профессор, который издал какой-то свистящий звук. Выглядел он рассерженным.

Джонатан пожал плечами:

– Он прав. У нас нет другого способа спасти сокровища. Мы не можем таскать их с собой, а если оставим в трактире, то их там не будет, когда мы вернемся – если мы вернемся.

После минутного раздумья Профессор кивнул и неохотно проговорил:

– Возможно, это и так. – Он похлопал себя по карманам, в которых все еще лежало с дюжину золотых шариков.

На этой согласительной ноте они вновь подняли свои ларцы и последовали за Ахавом через разрушенное крыльцо на улицу. Когда друзья двинулись в сторону аллеи, Эскаргот бросил через плечо:

– Если мы доставим их по этой чертовой аллее до Королевской улицы, то сможем нанять лошадь с повозкой. Для этой цели мы даже сможем купить лошадь с повозкой. Две повозки. Дули поведет одну, а я другую. Мы прикроем сокровища тем старым ковром и чем-нибудь из мебели. Все примут нас за старьевщиков.

У самого начала аллеи Гамп остановился и опустил свой ларец на землю.

– Это не мой, – сказал он, трогая потертые кожаные ремни на его крышке. – Это твой, Буфо. А мой – у тебя.

– А вот и нет. У меня мой собственный. Я положил туда одни только кольца. Примерно миллион колец, и все это мое. Это для моей коллекции.

– «Коллекции»! – закричал Гамп. – Ты взял и поменял ларцы. У тебя оказались мои драгоценности, а мне ты отдал свои дурацкие вонючие кольца, которым грош цена. Кому нужен миллион колец? У человека всего две руки.

– Он может носить их на пальцах ног, – пришел на помощь Дули.

Эскаргот остановился в десяти шагах от начала аллеи и раздраженно наблюдал за перепалкой.

– Откройте эти чертовы ларцы! – приказал он, качая головой. – Хотя это и не имеет значения. Они все равно направляются в одно и то же место.

Профессор опять слегка присвистнул, словно прочел в замечании Эскаргота нечто большее, чем то, что было видно на поверхности. Гамп и Буфо немедленно почувствовали себя счастливыми – не столько потому, что они могли разрешить вопрос о том, что находилось в ларце Буфо, сколько потому, что могли еще раз взглянуть на чудесные сокровища. Дули поставил свой ларец и тоже начал развязывать стягивающие его ремни – просто чтобы убедиться, что все в порядке.

Крышки ларцов одна за другой откинулись, и при этом произошла очень загадочная вещь. Находившиеся внутри бриллианты и изумруды, кольца, самоцветы и разрозненные золотые монеты в лучах солнца словно замерцали и заколыхались, как пейзаж, видимый сквозь отдаленное летнее марево, а потом постепенно съежились, опали и трансформировались во всякий хлам: скрученные куски проволоки, изогнутые гвозди, осколки бутылочного стекла и побелевшие скелеты странных маленьких рыбок. В ларце Буфо среди разного мусора лежал дохлый жук размером с мышь. В ларце Гампа валялся проржавевший остов перочинного ножа; его сломанное лезвие было воткнуто в кусок пробки. Ларец Дули, который за мгновение перед этим был заполнен радужными самоцветами, теперь был доверху набит железными опилками, перемешанными с песком. А сверху лежала сплющенная ступица старого колеса от детской коляски, сквозь которую были пропущены перекрученные проволочные вешалки для одежды.

Профессор Вурцл сунул руки в карманы и извлек оттуда две пригоршни золотых шариков, но, когда он разжал ладони и на них упал солнечный свет, оказалось, что он держит небольшую горстку бутылочных пробок с грязными прокладками. Он с отвращением швырнул их на мостовую.

– Золото гоблинов, – объявил Эскаргот, со всего размаху пиная свой ларец. – Колдовство. Ничего, кроме грязного, заколдованного гоблинами мусора.

Он наградил свой ларец еще одним пинком и проломил стенку, в результате чего на булыжники мостовой хлынул каскад ожерелий и брошей с драгоценными камнями – ожерелий, которые какую-то секунду сверкали в свете солнца, а затем превратились в рыбьи скелеты и еще какие-то кости.

Профессор поднял одну из костей, провел по ней белую черту ногтем большого пальца и констатировал:

– Кальмары. Речные кальмары. Майлз был прав. На картах были кальмарьи чернила, а вовсе не осьминожьи.

– Разумеется кальмарьи. – Эскаргот громко расхохотался. – И мы попались на эту удочку.

– Я не совсем понимаю. – Джонатан и сейчас знал о кальмарьих и осьминожьих чернилах не больше, чем в Меркл-Холле.

– Пираты использовали бы осьминожьи чернила, – объяснил Профессор. – Гоблины в океан не выходят. Поэтому они вычерчивают свои карты кальмарьими чернилами, чтобы вводить в заблуждение таких простаков, как мы с тобой. Не сомневаюсь, что их это здорово развлекает.

– Да, их и еще кое-кого, кого я не буду называть, – сказал Эскаргот, – но кто был так добр, что позволил нам обнаружить эти карты.

– Нам? – с сомнением переспросил Профессор.

– Вот именно. Я нашел свою в замке Высокой Башни прошлой зимой, пока вы, ребята, болтали с Шелзнаком. Мы попались в ловушку, вот что я думаю.

Профессор покачал головой:

– Ни на минуту в это не поверю. Ни на минуту. Он не настолько умен. Это совершенно невозможно.

Джонатан откинул крышку своего ларца, и у него на глазах лежащие внутри самоцветы задрожали и превратились в горку мусора – высохшие рыбьи глаза и сияющие чешуйки, некогда покрывавшие спину огромного речного окуня. По дну были разбросаны горсти деталей от часов: шестеренки, стеклышки, крошечные гайки, болтики и винтики. Среди всего этого, как в гнездышке, лежали латунные карманные часы – очень знакомые на вид латунные карманные часы. Джонатан вытащил их из ларца за брелок и покачал в воздухе.

– Зиппо был лучшим магом, чем мы думали.

– Это твои? – спросил Буфо, который все еще хранил большие часы с половинкой доллара, подаренные ему Джонатаном после сеанса магии в деревне у реки Твит.