Мясной Бор - Станислав Гагарин

Когда он ушел, Мотрошилов сказал Иванову:

— Срежь голенища с моих сапог и заверни в них документы. Потом в вещмешок сложишь, а его мне под голову, авось так целее будут.

Иванов так и сделал, как просил комиссар, вовсе не думая о том, что вскоре Мотрошилова смертельно ранят в болоте, он и останется лежать с документами в вещмешке. А через тридцать пять лет их найдут вместе с останками комиссара новгородские следопыты.

…Когда уткнулись в заградительный огонь, Ротштейн понял, что держаться надо рядом с командиром. Уж очень был спокоен и невозмутим полковник Рогов. И Ротштейн видел, как многие пятились назад от артиллерийского шквала, брали влево от жердевки или вправо, а там болота, которыми не пройдешь за ту короткую, последнюю в Любаньской операции ночь. Так они и трудились вокруг начальника разведотдела — Ротштейн, Помошко, Васильев и Иванов. А Рогов, сверив направление по карте и компасу, колдовал над секундомером, затем объяснил, как действовать, и повел их в пекло. Другого пути не было.

…На краю гигантской воронки лежал на боку разбитый танк. Сама воронка почти доверху была заполнена людьми. Свалились сюда и те, кто бежал с Роговым. Минут пятнадцать лежали, набирались сил, а потом снова двинулись вперед.

Вокруг посерело, и трассирующие пули уже не казались разноцветными светлячками. На них вообще перестали обращать внимание. А Ротштейн так больше беспокоился, чтобы не отстать от Рогова и остальных. Он помогал идти раненой медсестре Фросе, которую подобрали по пути. Она же двигалась с трудом.

С каждой сотней шагов вокруг становилось все больше убитых и раненых. Запомнился Ротштейну лейтенант из интендантов, без обеих ног. Обрубки ног запеклись, и кровь остановилась.

— Заберите меня, — попросил лейтенант спокойным голосом, находясь в полном сознании.

Был он высокого роста, крупный мужчина, с породистым лицом.

— Лежи спокойно, — ответил ему Виталий, — мы уже на выходе. Пришлем за тобой санитаров.

— Бросаете нас, суки! — закричал вдруг лежавший под деревом майор.

Он выхватил пистолет и навел на Рогова. Пришлось обезоружить безумца.

Вскоре они поняли, что, кажется, вышли из огненного ада, и полковник Рогов объявил короткий привал. Фрося потеряла много крови, и прежде всего ее перевязали. Потом Александр Семенович вынул из вещмешка баночку рыбных консервов — хранил на крайний случай, вот он и наступил. Сначала покормили Фросю, потом мужики съели оставшееся.

Собрались было вновь идти, и вдруг медсестра закричала:

— Смотрите! Смотрите туда!

Она показывала в направлении, где находился Мясной Бор. На посветлевшем небе там возник вдруг всадник на белой лошади.

— Орловский рысак, — растерянно определил породу Рогов.

Остальные молчали. Всадник помаячил минуты две или три. Затем завыли снаряды, и там, где явилась белая лошадь, рвануло рыжее пламя, подбитое по краям черно-белым дымом.

— Пора идти, — сказал полковник.

…Когда дошли до Полисти, увидели на другом берегу красноармейца. Он размахивал автоматом, звал к себе: перебирайтесь, мол, через реку. Автомат у него был немецкий, это они хорошо рассмотрели, и медлили, подозревая подвох. Слухи о том, что фашисты заманивают наших, даже в форму советскую переодеваются для этой цели, были распространены повсеместно.

— Возьмите меня на прицел, товарищ полковник, — попросил Иванов. — Если это ловушка, бейте сначала по мне…

С тем и пошел в воду — плавал он хорошо, опять же была на нем ватная телогрейка, поддержит на первых порах, но лесная река оказалась мелкой. Иванов ее одолел, выбрался на берег, переговорил с красноармейцем и подал остальным сигнал, что все пока в порядке. Медсестру Фросю тащили через Полнеть Васильев и Ротштейн.

На том берегу собрались вместе, и тогда полковник Рогов полез в карман гимнастерки, достал пакетик, развернул его и на глазах изумленных спутников принялся сворачивать самокрутку: табаку давно уже не было ни у кого, курили листья, мох и прочую гадость.

— Сохранил щепотку «Северной Пальмиры», — объяснил, улыбаясь, Рогов. — Для такого вот момента…

Александр Семенович закурил, затянулся два-три раза и передал самокрутку Иванову, тот, курнув, пустил ее по кругу. И стало уютнее, чудовищное напряжение последних недель спало.

Занимался рассвет.

…Они вышли на позиции минометчиков 59-й армии.

— С того света вернулись, — сказал командир роты, жалостливо глядя на мучеников 2-й ударной, такие, как эти, шли через его боевые порядки с середины ночи.

— Не задерживайтесь, товарищи, — вежливо выпроваживали окруженцев минометчики. — Вас ждут чуть подальше…

Неподалеку от переднего края стоял командующий фронтом Мерецков со свитой, спрашивал выходивших командиров: не видел ли кто генерала Власова? Едва Рогов подошел к нему, шатаясь от усталости, и поднял для рапорта руку к непокрытой голове — пилотку он уронил в Полнеть, — тот бросился к нему, обнял:

— Рад, — сказал он, — поздравляю… Где остальные? Что с Власовым?

Начальник разведотдела пожал плечами.

— Его группа двинулась вдоль узкоколейки, — с усилием разжимая губы, сказал он. — Вон там…

Рогов повернулся и показал в сторону Долины Смерти, где продолжала грохотать канонада. Мерецков судорожно вздохнул.

— Рогов, — сказал он, — я дам тебе тринадцать танков КВ… Сможешь доставить мне Власова? Живым или мертвым…

— Прямо сейчас не смогу, товарищ командующий, — сказал Александр Семенович. — Хоть немного поспать…

Кирилл Афанасьевич внимательно оглядел его. Только сейчас он понял, что вынуждены были испытать люди, которых встречал здесь всю ночь и в это вот уже переставшее быть ранним утро.

— Отдыхай, Рогов, — сказал он. — Нет на свете наград, которых вы не заслужили…

…Потом полковник Рогов узнал, что Мерецков послал для спасения генерала Власова танковую роту во главе с капитаном Бородой. Тот, пересаживаясь с подбитых под ним танков на невредимые пока, добрался будто бы до места последней стоянки штаба 2-й ударной, но не нашел там никого и вернулся.

Александр Семенович тогда недоверчиво хмыкнул. «Если не обнаружил никого из штабистов, так как же этот лихой парень, сумевший в оба конца пройти Долину Смерти, определил, что это именно и есть наш КП? — подумал Рогов. — Впрочем, не все ли равно… Там, где мы прошли в ту ночь, теперь уже никому больше спастись не удастся».

На второй день разведчик встретил политрука, лицо которого показалось ему знакомым.

— Мы где-то встречались? — спросил он.

— Так точно, товарищ полковник. Виктор Кузнецов, ответственный секретарь «Отваги», газеты Второй ударной армии.

— Нету больше нашей армии, Виктор Кузнецов, — вздохнул Рогов.

— Будет, — уверенно произнес журналист. — Восстанет из пепла…

— Это точно, — усмехнулся Александр Семенович. — Чего-чего, а фениксов у нас хватает… От Волги до Амура. А что у тебя в руке?

— Несу в политотдел, — сказал Кузнецов и протянул рапорт Рогову.

Тот прочитал: «Группа сотрудников газеты 2-й ударной армии „Отвага“, вышедшая из окружения в ночь на 25 июня, сообщает вам следующее.

«Газета „Отвага“ выходила в окружении ежедневно. Последний номер вышел 23 июня. Номер за 24-е был почти уже готов — гранки номера сохранены, когда в расположение редакции прорвались автоматчики. Редакция находилась в это время в 3–3,5 километрах от Новой Керести по жердевке. Гвардейцы 19-й дивизии Буланова занимали оборону в 800 метрах от нас по дороге Новая Кересть — Замошье. Продвинуться вперед в расположение КП армии, на Дровяное Поле, мы не имели возможности, так как дорога была местами разбита бомбежками и сплошь забита машинами, вышедшими из района Новой Керести.

Материальная часть нашей типографии была уничтожена по устному приказанию начполитотдела Гаруса, полученному редактором Румянцевым 24 июня. Машины мы уничтожили лишь тогда, когда был уничтожен весь транспорт, стоявший перед нами.

Вечером 24 июня весь личный состав редакции и типографии присоединился к КП 57-й бригады. Отсюда мы отправились на прорыв. Вместе с нами шла группа зенитчиков 100 ОЗАД.

Из окружения вышли…»

Рогов взглянул на Кузнецова.

— Не густо, — сказал он. — Всего шесть человек… Вместе с тобой?

— Да, — ответил Кузнецов. — Холодков, начальник походного издательства, Иван Лаврентьевич… Черных, Каминер, Летюшкин, Раппопорт и Левин.

— А сколько было? Кузнецов опустил голову.

— Много, — глухо сказал он.

Александр Семенович заглянул в рапорт.

«Ничего неизвестно о следующих товарищах, — писал ответственный секретарь. — Румянцев, Бархаш, Лихачев, Чазов, Перльмуттер, Разумиенко, Ермакович, Желтова, Старченко, Голубев, Купорев, Жестов, Смолин, Жуликов, Лакин, Елизаров, Субботин, Ятаев, Мачнев, Корочкин, Ятин…»