Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

– Я бы тоже сейчас с большим удовольствием водоем обнаружил… – проворчал Маньяк, облизывая языком сухие потрескавшиеся губы. – Это все – легенды, причем давнишние… А есть что‑то более конкретное? Как далеко вообще могут вести такие пещеры?

– Боюсь, ответ тебе не понравится… – печально усмехнулся Знайка. – Взять, к примеру, Мамонтову, которая считается самой протяженной пещерой планеты. Длина только исследованной части – почти шестьсот километров. При этом насчитывается двести с лишним подземных проходов, порядка двадцати огромных залов и множество глубоких шахт, уходящих вниз. Или Сан‑Актун, суммарная протяженность ходов которой составляет три сотни километров. Пещера Джуэл – двести пятьдесят семь… Если же брать протяженность по вертикали, то, к примеру, пещера Пантюхинская – ее еще называли «пропасть Пантюхина» – полтора километра в глубину. И, опять же, это только исследованная часть. Я читал, что исследования остановили из‑за непроходимого сифона, заполненного водой. Но предполагалось, что за ним есть новые галереи и залы, и как глубоко они тянутся – неизвестно… И так – во многих пещерах! То есть я хочу сказать, что все эти пещеры до конца не исследованы. Существует даже теория, что многие из них соединены между собой и таким образом образуют второй ярус планеты. Он может длиться и пятьсот, и тысячу, и десять тысяч километров. Как бы ни хотелось мне вас подбодрить – против правды не попрешь. Шансов у нас не так и много.

– Ты бы, Знай, лучше молчал. Ну тя нахер… – после долгого молчания сказал Гриша. – Нагнал жути… Сокровища, люди‑змеи, монстры всякие… Своих девать некуда. А самое поганое знаешь что? Размеры. Тысячи километров протяженности – это же… Так что лучше молчи, ей‑богу, очень тебя прошу.

Лекция, устроенная Знайкой – особенно ее концовка – на настрой повлияла не самым лучшим образом. За это получил от командира промеж ушей, обиделся, дулся двое суток и с товарищем не разговаривал. Но злился и Серега – помог дружище, ничего не скажешь. Поднял боевой дух, балбес. И пусть Илья просто озвучивал общие опасения – теперь они были сказаны вслух и мысли каждого бойца вертелись вокруг этих цифр. Тысячи километров. Невозможное расстояние. Постепенно все четче проступало понимание, что их путь вполне может здесь и окончиться. Даже не понимание – оно присутствовало с самого начала – а осознание этой мысли. Окончиться вот так просто, буднично и без торжественных речей – совсем не так, как желал Букаш в самом начале путешествия. Поворот не туда. Так уж выпало.

Больше всего на нервы действовала неизвестность. Дорога в Штольнях оказалась тяжелее не только физически – куда тяжелее было морально. Пока ты в Джунглях – ты всегда можешь идти вперед, ведь конфигурация транзитных галерей примерно понятна и всегда можно найти другую дорогу, пусть даже она и длиннее на десятки километров и сотни часов, даже если ее нет на карте или она опасна. Другой путь – он есть, нужно просто идти. И пока он есть – есть и надежда. В Штольнях же другого пути может и не быть. А значит, нет и надежды. Именно эта мысль и терзала каждого. Появлялась она и у Сереги – поднимала время от времени свою мерзкую змеиную головку и шипела издевательски. И требовалось немало самообладания, чтоб, не вслушиваясь в этот предательский голосок, гнать его от себя, бить змеюку по голове.

Уныние, охватившее бойцов, слегка рассеялось на следующий день. Отчасти оно было вызвано однообразием: пещерам, гротам и переходам не виделось конца, и казалось что группа все время плутает одними и теми же коридорами в бескрайнем лабиринте. На девятый же день дороги началось интересное. Через час после старта обойма выбралась в просторный, напоминающий тоннель, коридор, прямой, словно пробитый искусственно – который с небольшим уклоном уводил вниз. Пройдя около двухсот шагов Серега, убедившись, что коридор и не думает менять направление, хотел было повернуть назад – но Знайка не дал. Все это время он приглядывался к стенам, покрытым чем‑то мелким, зернистым, словно кристалликами сахара – колупал кончиком ножа, скоблил, отколол небольшой кусок камня молоточком, который достал из недр своего научного баула…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Подожди. Пройдем еще, – попросил он товарища. – Уговор помнишь? Мы все еще исследователи… Я тебе информацию, а ты мне время. Даже если прохода дальше не будет – ничего страшного. Вернемся. Если же мои предположения верны… – он выудил из баула небольшой фонарик и продемонстрировал обойме. – Это ультрафиолет. Убирайте фонари – и смотрите…

Дождавшись, пока свет погас, он включил свой, направляя вглубь… и бойцы, как один, ахнули. И было от чего! Стены, пол и потолок пещеры, до сего момента поблескивающие лишь мелкими искорками, вспыхнули! Ярко‑голубое, желтое, фиолетовое свечение – казалось, оно шло откуда‑то изнутри, из стен, словно за ними скрывались мощнейшие лампы, пробивающие породу насквозь. Светящиеся пятна переплетались, образуя самые разнообразные узоры, сливались одно с другим, перемежались и чередовались, словно камуфляж фантастической красоты. Зрелище гипнотизировало…

– Что это? – опомнившись спустя какое‑то время, завороженно проговорил Серега. – Знай, ты… умеешь удивить, сукин ты кот…

Научник самодовольно ухмыльнулся.

– Минералы. Апатит, циркон, возможно что‑то еще… Не буду грузить тоннами информации… но если мои предположения верны – мы подходим к кемберлитовой трубке. Вокруг трубок возникают мощнейшие, до полукилометра, ореолы концентрации мелких зерен люминесцирующих минералов – есть теория, что эти люминесцентные свойства образуются тогда, когда минералы словно продуваются глубинным мантийным газом…

– Это там, где алмазы? – пробасил Дровосек, зачарованно озираясь вокруг.

– Точно, Паша. Где алмазы.

Знайка оказался прав. Спустя еще три сотни шагов обойма выбралась в огромный зал‑полусферу – и пол, и своды ее в лучах фонарей поблескивали желтыми искорками‑отражениями фонарей. Присев на корточки, Илья достал мультитул и, осторожно постучав молоточком, продемонстрировал крупный минерал в форме октаэдра. Посветил фонарем – и осколок взорвался изнутри искрами.

– Вот он, алмаз. Чистейший углерод. Один из самых твердых материалов, известных человечеству. Камень вокруг нас – это кимберлит, порода, которая содержит глубинные мантийные минералы. Это и ильменит – вот этот, черно‑коричневый, и оливин – зеленый, и другие. А прозрачный – алмаз и есть.

Серега, приняв стекляшку на ладонь, всмотрелся, подсвечивая фонарем. Искорки рождались где‑то в самой глубине камня, дробились, играя и переливаясь, и падали на ладонь. И казалось, что он держит в горсти маленький кусочек радуги, ее осколок.

– Красиво, – усмехнулся он.

– Красиво?.. – фыркнул Знайка. – Здесь карат сто, не меньше! За этот кусок раньше горло могли перегрызть. По тем временам он стоил… – он покрутил головой, – огромные деньжищи! И не только в красоте дело! Алмаз – чрезвычайно востребованный в промышленности материал! Сверление, точение, шлифование, резка – и особенно сверхтвердых материалов – невозможна без алмаза! Без алмазного инструмента невозможно изготовление деталей из сверхтвердого материала со сложной конфигурацией! Машиностроительная, авиационная, автомобильная, станкостроительная, радио‑ и электротехническая промышленность, оптика… то же и применение в защите от агрессивных сред, которые могут уничтожить даже стекло – это всё алмаз! Здесь богатство. Запредельное! Такое богатство, от которого просто мозг взрывается! У тех, кто понимает, конечно…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Нам без надобности, – сказал Серега. – Нам бы в Джунгли вернуться…

Знайка набрал воздуха… но выдохнул с шумом и, постояв немного с растерянным видом, махнул рукой. Эти слова словно вернули его к отвратительной действительности. Возможно, алмаз и был когда‑то богатством – но для них, людей Дома, это был только красивый минерал. Не более. Да и зачем богатство тем, кто скоро, возможно, уже будет мертв?..

В этом зале пришлось сделать часовой привал – Илья уперся как осел и ушел лишь тогда, когда наколотил два десятка довольно крупных камней. Алмазы здесь попадались разные, даже размером с крупный грецкий орех – и один из таких Серега выстучал из кимберлита и засунул в кармашек рюкзака. Подкупили рассказы – научник, работая, трещал без умолку.