"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Прочтя то, что было написано изящным, элегантным почерком Франческо, он выругался: «Ну и семейка! Шлюха на шлюхе!».

Шурин оторвался от своих алхимических опытов, и, поджав тонкие губы, взглянул на Орсини.

В роскошном, блистающем золочеными панелями кабинете, резко, перебивая запах благовоний, потянуло потом.

Пьетро, самый младший Медичи, тоже поморщился.

— Лето на дворе, — грубо сказал Орсини. «Я даже домой не заезжал — сразу сюда, как ты и просил. Никто не знает, что я во Флоренции».

Франческо откинулся на спинку высокого кресла и поиграл перстнями.

— У тебя нет наследника, Паоло.

— Я себе две недели отбивал зад на деревенских дорогах, чтобы услышать то, что знает вся Тоскана? — ехидно спросил Орсини. «Что вы мне подсунули бесплодную бабу, да еще и с дурным характером?».

— А тебе нужен наследник, — как будто не слыша его, продолжил шурин.

— Ты готов поделиться со мной Бьянкой? — Орсини, наконец, сел. «Я не против, хоть, я слышал, она и растолстела после родов».

— Твоя жена тоже, — холодно сказал Франческо.

В кабинете повисло тяжелое молчание. Орсини поднялся.

— Ты куда это? — поинтересовался шурин.

— Перерезать горло этой суке, — обернулся Орсини на пороге.

— Подожди, — герцог Тосканский обернулся. «Вон сидит Пьетро, который, — Франческо усмехнулся, — стал рогоносцем, как недавно выяснилось».

— Ты мне написал, — нетерпеливо сказал Орсини. «И что?».

— Помоги нам разобраться с Леонорой — тихо, и мы закроем глаза на то, что случится с Изабеллой, — шурин покачал сцепленными пальцами. «У тебя, Паоло, — он вдруг улыбнулся, — больше опыта в таких делах. Пьетро еще молод и может, — шурин поискал нужное слово, — не справиться».

— Хорошо, — кивнул Орсини.

— Про роды, — Франческо замялся, — я точно ничего не знаю. Твоя жена ездила в монастырь — на месяц. Может, она там молилась об исцелении от бесплодия, ничего не могу сказать. А может, она куда-то еще …, отлучалась. Ты только помни, Паоло — у нас, мужчин, может быть сколько угодно внебрачных детей, на то мы и мужчины. А вот у женщин в нашей семье — нет.

По крайней мере, — шурин помолчал, — живых детей. Понимаешь, о чем я?

— Да, — ответил Орсини.

С Леонорой все прошло спокойно. Пьетро сказал ему: «Делай с ней, что хочешь, только чтобы все было, — юноша замялся, — без крови».

Он задушил рыжеволосую дрянь подушкой. Разумно рассудив, что будущему вдовцу уже все равно, Орсини сначала ее изнасиловал — женщина, подумав, что для этого он и пришел, вытерев слезы с лица, прошипела: «Мой муж тебя убьет!».

— Не думаю, сладкая. Он послал меня, чтобы я тебя убил, — улыбаясь, сказал Орсини, и еще успел насладиться ужасом в ее глазах.

— Паоло? — жена, стоявшая на пороге опочивальни, сделала шаг назад, и герцог увидел на ее лице тот же самый страх.

Он мгновенно поднялся и схватил Изабеллу за руку — пальцы у него были железными и всегда оставляли синяки на ее белой коже.

— Да ты и вправду растолстела, — сказал он тихо. «Ты похожа, — он усмехнулся и рванул ее к себе, — на кормилицу. Где ребенок, шлюха? — он подтащил жену к столу и раздвинул ей ноги.

Она извернулась и попыталась вонзить ногти ему в лицо. Орсини, выругавшись, одним ударом разбил ей губы. Стало тихо.

— Ты же помнишь, Изабелла, что я был у тебя первым, — сказал он, расстегиваясь. «Так вот и последним тоже буду я, понятно? Чтобы ты предстала перед судом Господним честной, — он усмехнулся, — женщиной».

— Ты что, для всей Тосканы ноги раздвигала? — Орсини вдруг рассмеялся. «Потому что у тебя там сейчас галера пройдет со свистом. Или ты все же не бесплодна, а? Где ребенок?

Она молчала — упрямо, как и все, что она делала.

Когда он закончил, он отпустил ее, и жена обессилено сползла на ковер. Орсини перевернул ее и посмотрел в избитое лицо. «Где? — коротко сказал он, сорвав с ее шеи золотой медальон. Внутри была прядка мягких, младенческих волос. «Где, Изабелла?».

Она помотала головой, сжав кровоточащие губы. Орсини оторвал кусок шелка от ее подола, и, открыв ей рот, засунул туда ткань.

— Я начну с мизинца, — сказал он, вынимая кинжал. «Когда вспомнишь, где ребенок, кивни головой. Может быть, если вспомнишь, мне не придется тебя убивать. А в монастыре, — он рассмеялся, — тебе все десять пальцев не понадобятся».

Он взял мизинец и, поддев лезвием кинжала отполированный ноготь, вырвал его.

Боль была такая, что она вдруг подумала: «Роды — это не страшно. Это боль сладкая, для любимого, для ребенка». Сейчас боль была горькая, и она приказала себе молчать, вспомнив нежное лицо доченьки. У нее были синие глазки, — как у Пьетро, и она была тихая, — просто ела, и потом засыпала у груди. Изабелла даже не клала ее в колыбель — они лежали вместе, женщина вдыхала сладкий запах младенца и тихонько пела:

— Бай-бай-бай, кому я отдам малыша? Если отдам его волшебнице, она заберет детку на неделю, если отдам черному волку — он заберет его на год. Никому я не отдам мое сокровище.

Орсини опустил кинжал и выругался — она потеряла сознание. «Ладно, — пробормотал кондотьер, — сейчас очнется». Он потыкал ее острием клинка в щеку — она что-то прошептала.

Мужчина прислушался:

— Никому. не отдам, — прошептала жена.

— Ну и черт с тобой, — он оглянулся вокруг и услышал какой-то шорох. Это была та собачка, что Изабелла таскала везде уже шестой год. Она проснулась и вылезла из своей корзинки.

Орсини поймал тварь за кожаный поводок и поморщился — зубы у нее были острые.

Мужчина, размахнувшись, разбил голову собаки о стену, и, обмотав поводок вокруг белой, высокой шеи, сильно потянул.

Изабелла хотела сказать еще: «Пьетро…, но этого было нельзя. Поэтому она просто сжала губы и увидела перед собой его глаза — лазоревые, ласковые. А потом и они исчезли.

— Подожди, — сказал Джованни и приподнялся в стременах. «Слышишь, чья — то лошадь».

— Ну мало ли чья, — Петя подхлестнул свою. «Поехали, нам еще всю ночь в седле быть. Чем быстрее мы отсюда отправимся, тем лучше».

— Нет, — ди Амальфи остановился. «Не нравится мне это, Корвино. Побудь здесь, а я схожу, посмотрю — все ли там в порядке»

— Я сам, — Джованни увидел, как пальцы друга ложатся на рукоятку шпаги и жестко сказал:

«Меня тут никто не знает, Пьетро. А тебя — знают. Если что, пусть лучше убьют кого-то незнакомого, чем того, чье лицо известно. Сразу начнут задавать, — мужчина помолчал, — ненужные вопросы».

— Не убьют, — хмуро сказал Корвино.

— Ты не знаешь, — Джованни спешился и передал ему поводья. «Будь здесь».

Джованни вынул шпагу и поднялся по лестнице. В доме было тихо. «Слишком тихо, — пробормотал ди Амальфи и ударом ноги распахнул дверь. Смуглый мужчина с черной, короткой бородой обернулся и начал медленно подниматься.

— Так вот ты каков, — усмехнулся Орсини. «Шлюха твоя мертва, полюбуйся, — он отступил в сторону и Джованни увидел женское тело на полу. Пахло кровью, — свежей, и мочой.

— Ты уж прости, — ухмыльнулся герцог, — я ее на тот свет отправил все же своей женой, а не твоей подстилкой. А теперь ты мне скажешь, где вы спрятали свое отродье.

— Раньше ад замерзнет, — спокойно ответил Джованни.

Он еще успел подумать, что зря не взял еще и кинжал — от Орсини можно было ожидать удара исподтишка.

Джованни прижал герцога к стене, и, стараясь удержаться на ногах, — боль была такой, что перехватывало дыхание, — вонзил шпагу ему в живот.

Орсини, завыв, схватился руками за рану. «Это за нее, — прошептал Джованни и, повернув клинок, добавил: «Чтоб ты сдох»

— Римлянин, — прошипел, согнувшись Орсини. «Ну, я тебя запомню».

Джованни еще успел увидеть, как герцог, шатаясь, вывалился из огромного окна вниз, в сад, а потом у него в глазах потемнело.

— Нельзя! — приказал себе ди Амальфи. «Пока нельзя!»

Чуть не теряя сознание от боли, он наклонился над телом, и осторожно поправил платье — как мог. Нельзя было, чтобы Пьетро это увидел.