Джон Леннон - Альберт Голдман

Может быть, Леннон и не отказался бы с такой легкостью от музыкальной деятельности, если бы в тот момент не переживал период спада творческой активности. Полтора месяца назад, когда он оставил Мэй Пэн, он ощущал себя на гребне рок-н-ролла, как в молодые годы: буквально за неделю до того, как покинуть Саттон-плейс, он сочинил две новые песни – «Попкорн» и «Теннесси» (эта вещь была посвящена не американскому штату, а знаменитому драматургу; названия его произведений были умело вплетены в текст песни). Однако стоило Джону перебраться в Дакоту, как он потерял способность сочинять. По многу раз в день он подскакивал к пианино и начинал перебирать аккорды, но муза явно покинула его. К апрелю музицирование свелось к тому, что он целыми днями сидел на кухне у окна и наигрывал на акустической гитаре старые песни «Битлз». Иоко находила это занятие «жалким» и беспокоилась о том, что подумают соседи. Так что эта беременность была очень кстати: она обозначила новую цель в жизни Джона именно в тот момент, когда профессиональные цели казались недостижимыми.

В отличие от Джулиана, которого Джон всегда считал результатом субботней ночи, проведенной в компании с бутылкой виски, второй ребенок был для отца плодом любви, зачатым в момент примирения, которому богатые, мудрые и многоопытные родители прочили великое будущее. Иоко назвала сына Таро – в японских семьях такое имя обычно давали перворожденному ребенку. Шон означает по-ирландски Джон. Было ясно, что в Шоне Оно Таро Джон Леннон усматривал последнюю возможность исполнить свою заветную мечту – все начать сначала. Он собирался предоставить сыну все то, чего так не хватало в детстве ему самому, – удобства, удовольствия, защиту и те возможности, в которых было когда-то отказано ему самому.

Первым делом Джон решил вдохнуть новую жизнь в собственный брак, женившись на Иоко во второй раз. Глядя на жену, которая постоянно хвастала тем, что принадлежит к древнему роду, существовавшему на земле более девятисот лет, Джон захотел построить собственное генеалогическое древо, которое уходило бы корнями в старину. Поэтому он пожелал устроить брачную церемонию друидов, которая символизировала бы его древнекельтское происхождение. Джон Грин, который нередко посещал с компанией своих учеников разные экзотические фестивали, устраиваемые по поводу религиозных праздников самых разных культов, немедленно взялся организовать настоящую друидскую свадьбу.

Он возвел в «белой комнате» алтарь и послал Джона в бакалейную лавку купить свечей, чашу и статую святой Маргарет. В торжественный день Джон и Иоко обменялись кольцами из зеленого нефрита, которые предстояло позже освятить, погрузив в морскую воду. Но очень скоро Джон стал жаловаться на то, что кольцо ему мало.

Во время церемонии Джон и Йоко снова стали похожи на детей, играющих во взрослых, которые создали фильм «Imagine», полный торжественно-скучных ритуалов. Однако радость Джона отнюдь не ограничивалась возвращением любимой подружки по играм. Он испытывал огромное облегчение от того, что мог наконец спрятаться за стенами Дакоты. Мэй Пэн, радовавшаяся шумным компаниям знаменитых рокеров, не подозревала, каким тяжелым испытанием оказывались эти вечера для Джона, который воспринимал гостей не только как вторжение в свою частную жизнь, но и как искушение, побуждающее скатиться к саморазрушительному образу жизни, от которого ему только что удалось спастись путем бегства из Калифорнии. Сопротивление этому искушению давалось Джону с таким трудом, что ему было необходимо, чтобы кто-нибудь встал между ним и этим миром, кто-нибудь сказал за него «нет» и взял на себя вину за то, что послал к чертям всех этих милых приятелей. Мэй Пэн в каком-то смысле была таким экраном, но рядом с гранитной монолитностью Йоко Оно она, пожалуй, напоминала лист рисовой бумаги.

Основная причина того, что Джон Леннон покинул рок-сцену, заключалась в его страхе перед жизнью вообще. Он любил работать и развлекаться, умел любить и получал удовольствие от секса, но главным для него всегда была безопасность. Он никогда не оставался в одиночестве и не стремился к тому, чтобы быть себе хозяином. Он постоянно искал защиту за спинами других людей – Мими или Йоко, Эпстайна или Кляйна, кого-нибудь, кто мог бы подсказать ему, что делать. Он мог взбунтоваться против своих ангелов-хранителей и даже бросить их, но та дверь, через которую он уходил, неизменно вела его к аналогичным отношениям с другими людьми. И только один-единственный раз Джон Леннон попытался ступить на пугающую terra incognita ( Незнакомая земля (лат.).), где рядом с ним не оказалось никого, кто мог бы сыграть роль матери-защитницы, – это случилось во время «неудавшегося уик-энда». И именно ужас, который испытывал Джон Леннон перед свободой и независимостью – качествами, столь безрассудно воспетыми в рок-песнях, – вернул его обратно к Йоко, если, конечно, можно сказать, что он вообще ее когда-либо покидал. Позволив Джону вернуться домой, Иоко поставила ряд условий. Вместо того чтобы сразу проскользнуть в супружескую постель, он был отправлен на испытательный срок в «черную комнату». Здесь он проводил большую часть времени, валяясь на матрасе, брошенном на пол, читая книги по магии, сочиняя «Skywriting by Word of Mouth» («Воздушная реклама на словах») (которая оказалась слабее предыдущих юмористических книг Джона, поскольку здесь за гладкими каламбурами не было серьезных тем), смотря телевизор и слушая пластинки. Время от времени он присаживался к своему отделанному черным деревом пианино, предпринимая тщетные попытки сочинить новую песню. Несмотря на то, что Джон давно стремился к покою и тишине монашеской жизни, зрелый мужчина не мог мириться с полным отсутствием сексуальных отношений, на которое добровольно обрекают себя монахи. В этой связи не вызывает удивления тот факт, что уже в мае, спустя всего три месяца после возвращения домой, Джон принял приглашение провести уик-энд в Филадельфии, где ему предложили выступить по радио. «Здорово! Нам с Иоко как раз необходимо побыть врозь!» – воскликнул он, поскольку к этому моменту Йоко отказалась от своего обещания разрешить Джону встречаться с Мэй Пэн.

Вскоре после возвращения в Дакоту Джон вернулся на Сатгон-плейс с одним из ассистентов Иоко – Ионом Хендриксом – и вывез оттуда все вещи, за исключением кровати (на которой спала Мэй), дивана (на котором спал Джулиан) и зеркал, которые Джону просто не удалось снять со стены. Он дошел до того, что утащил все наряды Мэй, которые мог носить сам, оставив ей лишь несколько маек. Тем временем он продолжал ежедневно работать с Мэй в студии, а по вечерам возвращался в пустую квартиру и занимался с ней любовью. Однако как только утехи заканчивались, Джона обуревал страх быть застигнутым врасплох Иоко. Он выпрыгивал из кровати, принимал душ, чтобы смыть с себя постылый запах «другой женщины», и умащивал свое тело ароматическим маслом, которое заказала для него Йоко. Мэй, вспоминая об этом периоде жизни, говорила о «двух Джонах» рядом с ней. На самом деле это был один и тот же человек, разрывавшийся между чувством физического желания и чувством вины.