Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

Рассуждая, я не заметила, что перешла от обособленного местоимения «они», подразумевающего декана и профессора, к единому «нас». Нужно озвучить идею, и Альрик подтвердит, есть ли в ней крупицы здравого смысла.

Заменив пропитавшуюся полоску свежей, я проползла на четвереньках до края стола и высунулась из убежища.

— Что это за гнилушка с крыльями? — крикнул профессор.

— У Евстигневы спроси. Если выберемся, — ответил Стопятнадцатый из своего укрытия, и мне не понравился мрачный тон мужчины.

Зря он так. Нельзя сомнениями губить веру тех, кто слабее. А из четверых хомо сапиенс, присутствующих в лаборатории, только я оказалась самой слабой, и мне жизненно необходимо верить — в силу Генриха Генриховича, в неисчерпаемые возможности профессора, в чудо, наконец.

— Альрик Герцевич! — позвала громким шепотом и замахала рукой, призывая обратить внимание.

Мужчина спросил беззвучно: «Как?» Наверное, он специально разговаривал с деканом громко, чтобы притянуть интерес крылатого чудища к себе, а не ко мне и Царице.

— Нормально, — кивнула я. — Альрик Герцевич, нужно перебить крыло у основания! Она тяжелая и сразу свалится, только надо целиться поточнее.

Мужчина посмотрел на меня со странным весельем, а затем и вовсе заулыбался. Чему радоваться-то? Над нами зависла старуха с косой, вернее, с крыльями, а ему весело. Даже Стопятнадцатый, ослабленный раной, растерял оптимизм.

— Генрих Генрихович! — крикнул профессор. — Поступило предложение подрезать летуну крылья.

— Как? — отозвался из своего угла декан.

— Secanossi[44]!

— Ты серьезно? — в голосе Стопятнадцатого просквозили изумленные нотки.

— Кто живец? — крикнул Альрик вместо ответа.

— Н-не… уверен, что у меня получится secanossi[44]… — ответил Генрих Генрихович после недолгого молчания и добавил гораздо тише: — По твоему сигналу.

15.3

— Хорошо. Эва Карловна, когда скажу: «Поехали!», закройте глаза и лучше руками. Всё поняли?

Я энергично закивала. Если уж декан не решился на создание secanossi[45], значит, оно невероятно сложное, и следует слушаться Альрика, горячо уповая на удачу.

Переползши к Евстигневе Ромельевне, сменила полоску и растерла ей руки, а потом, сняв туфли, принялась растирать ноги женщины. Молчание раненой настораживало.

Ухо, прижатое к груди Царицы, уловило слабое сердцебиение. Пульс едва прощупывался, но был равномерным.

Вздохнув с облегчением, я переползла к краю стола, чтобы видеть профессора и Стопятнадцатого. Альрик вел последние приготовления, доплетая неизвестное мне многоуровневое заклинание. Меж бровей мужчины залегла морщинка, свидетельствовавшая о крайней сосредоточенности; на лбу выступили бисеринки пота, а руки уверенно выделывали пассы в пустоте.

Черт, и почему я лишена возможности видеть этот шедевр? Судя по восхищенному лицу декана, следившего за подготовкой, из волн выстраивалось нечто эпическое, достойное войти в анналы висорики.

Наконец, профессор встряхнул руками, сбрасывая напряжение, а потом ухватил невидимую конструкцию пальцами и начал закручивать как винт. Под рукой Альрика разгорался сияющей луч — натянутый как тетива лука и звенящий как металлическая струна.

Тварь под потолком встрепенулась и оживилась, задергав крыльями. Каким образом умудрилось народиться столь безобразное создание с головой и туловищем, слипшимися в единый ком?

Пока мои глаза пытались вычленить особенности в анатомии летающего чудища, сияние в руках мужчины разгорелось сильнее и стало нестерпимым для глаз.

— Поехали! — крикнул профессор, обозначив начало операции «жизнь без крыльев», а я метнулась к проректрисе.

— Всё хорошо, все отлично. Прекраснее не бывает, — бормотала, сжимая её ладонь и следя за отсвечивающими бликами на осколках разбитого стекла. И хотя стол скрывал от меня поле боя, воображение моментально нарисовало картинку происходящего.

Стопятнадцатый, встав в полный рост, метнул в птицу обломок треноги, переключая внимание на себя. Уродливую тварюгу не пришлось уговаривать, и, распластав крылья, она с криком ринулась на декана. Чудом изловчившись, ему удалось ухватить образину за лапы, и та забилась, пытаясь вырваться и рубя клювом, отчего Генриха Генриховича мотало в разные стороны. Как мужчина умудрялся уворачиваться от жалящих ударов и при этом не напарываться на острые кромки изувеченного оборудования, известно лишь судьбе и счастливому случаю.

Тонкий луч, прорезав помещение по диагонали, начал опускаться вниз с шипением испаряемой штукатурки и краски. Прикрыв глаза, я наблюдала в узкую щелку между пальцами, как прожигался дымящийся след на стене, глубиной не меньше клюва крылатой твари. Снижаясь, сияющая струна проплавила этажерку, и та развалилась на две неравные части; не затормозившись, снесла уголок бачка, из которого начала вытекать прозрачная жидкость; перерезала стойку как масло, отчего опасно накренился коллектор с трубами.

Следуя совету профессора, я не смотрела на разящий луч. Достаточно видеть ослепительные отсветы, играющие на покореженных стенках приборов и шкафов, чтобы оценить убийственную мощь заклинания, сконцентрировавшуюся в переплетении вис-волн.

Раздался дикий вой, сменившийся отчаянным визгом, рвущим слух, а затем послышались жуткие подвывания. Я представила, как разрушительное заклинание проходит лазером через живую плоть, деля на части, и меня замутило. Не хочу думать, что станет со всеми нами, если заклинание Альрика не сработает. Нажравшись новой порции вис-волн, тварь вырастет в размерах, и лабораторная клетка окажется тесной для птички. Никакая швабра не удержит её прыть и жажду разрушения.

Будь что будет, а пока заткну уши и зажмурю плотнее глаза, сжавшись в комочек. Буду ждать и верить.

— Быстрее! — возглас Альрика перекрыл безмолвие в ушах.

Загрохотало, и звуки были механическими, словно волокли и переворачивали что-то тяжелое.

— Сюда! — крикнул профессор.

От удара сотрясся пол и выпали остатки стекла из шкафчика. Наступила тишина, в которой монотонно стучали падающие из бачка капли.

Я не заметила, как вслепую схватилась за руку проректрисы и начала растирать. В том, чтобы оценить воочию картину сражения, не было нужды: за меня поработала богатая фантазия. В смеженных глазах есть свои преимущества. Я не увижу декана с ужасными кровавыми ранами. И Альрика не увижу — покореженного отдачей и полумертвого от усталости. И крылатую тварь-убийцу, облюбовавшую потолок, не увижу. И как слабеет Царица, тоже не увижу. До чего удобен мир, погруженный вечную темноту!